Входящий в Свет. Роман-лабиринт

– Всей необъяснимой сущностью я в полном внимании, о, мой истинный учитель!..

– Второе требование гласит, что миры Моргия способны нарушить целостность границ верхних миров лишь в одном случае, о, ученик!.. Если ты, как Страж этой целостности, хоть на миг усомнишься в правильности твоего пути и перестанешь умиротворять сердце своё медитацией Любви к живущим, ко всем живущим!… И помни: Моргий тоже, как и все, любые силы Универсума, так же как и за его священными пределами, нуждаются в благословении и уваге!.. Не дай сиюминутному порыву личных обид и антипатий, а также попыткам всяческих вредителей вывести тебя на тропу войны с кем бы то ни было!.. Будь сильным, стойким и уравновешенным воином, примиряющим, а не разъединяющим!.. Тогда никто не сможет навредить добронравным существам всего мира, а Моргию придётся вернуться восвояси в бездны Запределья! Хотя…

– Что хотя, мой Учитель?

– В твоих теперешних условиях жизни среди людей оставайся, по возможности, нейтральным и не ввязывайся ни в какие провокации… Ты теперь единственная надёжа на добрый исход нависшей угрозы!.. Моргий будет ждать малейшей возможности завладеть вратами перехода в живые слои Универсума до последнего момента!.. Будь стоек, будь стоек, будь стоек, о, ученик!..

– Всё, как скажете, о, мой великий Учитель!..

– Во благо, о, мой ученик!..

Глава 38

Я наблюдал, как Наташа гуляет с детьми, издалека… Я не мог приблизиться к своей любимой, не мог каким бы то ни было образом проявить своё присутствие. Я мог лишь наблюдать и сокрушаться в душе, как потерявший свой собственный след вражеский лазутчик-ниндзя по утерянному раю обычного пути мирянина-домохозяина…

Дети весело щебетали, бегая вокруг моей Наташи, два дюжих мордоворота зорко глядели во все глаза на малейшее подозрительное движение рядом с ними. А я изнывал, внутренне понимая, что моя любовная песенка спета, по крайней мере, на ближайшее обозримое будущее… Боль и обида дружно атаковывали попеременно моё сердце, а разум неустанно твердил: «Ничего, ничего, и это пройдёт, Самурай!»

Ко всему прочему, я уже начал собирать досье на «моё альтер-эго», – аса из окружения Плешака. И на счастье, многие говорящие сами за себя факты потихоньку стекались ко мне, обнаруживая неординарного и весьма уникального индивидуума.

Ребята из некоторых уполномоченных и всесильных «органов», мои верные подручные и хорошие профессиональные партнёры «нарыли» много интересного материала о прежней жизни нашего общего подопечного.

Стало известно, например, что долгие, долгие годы он качественно «прикрытый» и законспирированный жил тихо и мирно где-то в далёком Зауралье и только недавно его вернули компетентные помощники Игоря Самуиловича Плешака, чтобы тот смог выполнять для влиятельного государственного мужа самые наиважнейшие и требующие сугубо специальных навыков поручения.

Затем при достаточно пристальном наблюдении за некоторыми особенностями его поведения, этого мастера-одиночки, обнаружились и подтвердились мои догадки о какой-то сверхъестественной нашей схожести с этим субъектом. И это тем более вызывало у меня колоссальное обострение моего человеческого и профессионального любопытства.

Я заранее угадывал в нём черты некоего энергетического двойника, как будто рождённого чуть ли не моей идентичной астральной копией, моим вторым родственным духовно человеком, моим сакральным братом, если хотите.

Всё говорило о неминуемом нашем воссоединении, но каким образом, при каких обстоятельствах и в какой час, – тайна сия оставалась для меня неразрешимым и загадочным коаном.

Время растянулось неимоверно, и мне казалось, будто невидимые магические паутинки времени окутывают мои тягучие минуты и дни ещё более вязкой и маскирующей реальность тканью ожидания. Но я не роптал, напротив, умиротворяющее и гармонизирующее «великое равновесие» захватило мою жизнь в тесные и дружественные объятия, и всё что мне оставалось в этом вселенском дрейфовании, – так это просто тотальное, как океан, и безоглядное, как любовь, переживание свободы и парения в нигде.

Дети весёлой и бойкой ватагой оккупировали детскую площадку, резвясь на ней, подобно воробушкам, выхватывающим друг у дружки кусочки печенья, которое набросали им смеющиеся и галдящие малыши… И немногие прохожие в этот ранний час с удивлением и умилением взирали на дивный и внушительный «кортеж» из двух исполинов шоколадного цвета, которые вполне недружелюбно и очень внимательно осматривали ближайший периметр вокруг милой и красивой женщины в длинном оранжевом плаще. Она, в свою очередь, лишь расслабленно, нежно и любовно наслаждалась игрой на свежем утреннем воздухе двух маленьких мальчиков-погодков и совсем миниатюрной обаятельной девчушки.

Я ещё раз задержал взгляд на этой завораживающей картинке-счастье и медленно тронулся по своим неотложным делам, туда, где её муж сейчас выслеживал очередную жертву для своей кровавой и беспощадной жатвы «королев», покидавших наш бренный мир далеко не подготовленными к такому беспрецедентному и ужасному концу…

Да, упырь, я знал о тебе достаточно, чтобы самому испытывать к тебе стойкую и всепоглощающую ненависть, хотя по кодексу самурая мне совсем не следовало вдаваться в детали твоих умыслов и пристрастий… Но мой чисто мужской инстинкт взывал кровью невинных женщин к отмщению, после которого от тебя не останется даже лёгкого воспоминания, тем более, не останется ни одного о тебе сожалеющего, вурдалак, человека.

Единственно, что важно, так это то, что мой очаровательный визави и твой ангел-хранитель просто обязан «нарисоваться» в критический, неподходящий, возможно, для меня момент, но…

Я сумею показать тебя ему с самой неожиданной стороны.

И он поймёт, он поймёт…

Ты поймёшь, брат!..

Глава 39

Дверь, не скрипнув, легко поддалась плавному толчку Соловья… Странно… Чёрт, чёрт, чёрт. На сердце ныло. Предательское шестое чувство подсказывало невесёлую догадку, ну её к…

Он смачно и матерно выругался почти про себя, почти шёпотом. Лучше не стало. Стало хуже, и щемящая нотка предательской тревоги за Славку звякнула в самое сердце, оглушила и пропала восвояси…

Он переобулся в мягкие домашние тапочки «дурацкого», как смеясь, называла их Славка, серо-буро-малинового цвета. В такие моменты вспоминаются весьма идиотские, домашнего «разлива» истории и общеупотребительные словечки, от которых на душе скребут то ли мыши, то ли ещё какие грызуны, а в глаза вбрасывается чувствительная щепоть едкой слёзной щелочи…

Так Витя, спокойно, ты ж «следак», не хухры-мухры. Ну, случилась непредвиденная задержка, ну, попала в пробку, зашла к Симе, в магазин, – ах, всё не то, не то, не то… Ладно, стоп! По порядку.

Два часа назад, как обычно я позвонил, – не взяла трубку в обычный обеденный час, впервые за восемь лет очень плотного контакта тел и душ, так. Не взяла…

Рано бить в колокола, навредишь сам себе поспешностью и эмоциональной неразберихой. Что нужно, так это просто успокоиться немножко, покурить, почитать, обождать, сидя за кухонным столом со скатертью в зелёную тонкую изящную клетку, выпить чайку, как обычно, утром, перед дружным совместным выходом на работу…

Тьфу ты, Витёк, – какое покурить-почитать-чайку!.. У тебя ж будут руки дрожать, когда начнёшь прикуривать, так что как раз перед приходом жены сожжёшь роскошную трёхкомнатную хату, и получишь от Славки по полной программе, дурень.

Да… перед приходом… жены, тьфу ты чёрт!.. Ну, почему, почему всегда сначала лезут в башку именно самые дурные, отборно-щекотливые мысли… а?..

Он взял трубку домашнего телефона, хотел позвонить на работу, своему самому близкому, доверенному помощнику… Потом подумал, вздохнул и положил её на рычаг аппарата обратно.

Что я скажу: украли жену, караул? Самому-то не смешно, гражданин начальник… Но сердце щемило, щемило глухо, неприятно, по-садистки больно, – и в самой сердцевине. Он встал со стула на кухне. Походил. Закурил. Сел. Встал. Д-а-а-а… Такого не бывало никогда. Чтобы Славка смылась, не предупредив… И куда?!

Поёживаясь от неприятного внутреннего озноба, стоя у окна и глядя с пятого этажа во двор, он понимал, что теряет драгоценные минуты, что спохватись он сразу, сразу бы и нашлась, возможно, его несравненная, молодая, всем мужикам на зависть, аппетитная еврейка Ярослава Наумовна Соловей: в девичестве, – статная красавица, единственная наследница престарелых родителей, «дщерь колена Израилева» из богатой семьи – Ростя Шенкель.

Для него же, с первого момента случайного столкновения прямо лбами у фонтана на Тверской и до сего злонравного события: Слава, Славка, Славушка-ненаглядушка, пышка и пушной царский зверёк – бельчёночек…

Из глаз Виктора густо и неожиданно рванули на скулы, нос и заросший жёсткой щетиной подбородок тёплые бессильные слёзы. На улице тоже начался дождь. Тоже густой, тоже сплошной и тоже ненастный…

Стечение обстоятельств

Глава 40

На этот раз действо происходило в новой высотке, приготовленной к сдаче будущим жильцам и ожидающей лишь некоторых доделок…

У него было всё, что необходимо для ритуала. Он долго и тщательно готовился, чтобы сейчас, особо не задумываясь, наслаждаться происходящим и никуда не торопиться…

В его руках находилась прекрасная кандидатка на вхождение в «Царство Богов». У него было замечательное настроение, возможность размеренно и скрупулёзно сделать шикарное и вполне достойное древней жреческой традиции подношение.

Расставленные по всему периметру софиты, искусно подобранные предметы египетского стиля и какая-то даже торжественность обстановки создавали ощущение элитарности готовящейся драмы-инициации.

Сегодня, несколькими часами ранее, когда он безупречно и красиво вывез Ярославу из её шикарной квартиры, предложив необременительное сопровождение под предлогом удивить и порадовать мужа некой государственной наградой, ничего не подозревающая женщина быстро и с удовольствием приняла эту логичную и естественную причину от человека такого уровня, как Игорь Плешак. С удовольствием села в «мерседес», мило и дружелюбно щебетала, общаясь на различные общие темы о погоде и «бесподобно организованном» благотворительном вечере, где они познакомились. Но когда с Ленинского проспекта Игорь, сидя за рулём (объяснив отсутствие своего водителя какими-то неотложными поручениями, по которым он был отправлен) вдруг повернул совсем не по адресу работы супруга, Ярослава почему-то сразу осознала опасную абсурдность всей происходящей ситуации. Её выразительные с тонкой подводкой глаза умоляюще уставились на Игоря, который тут же притормозил у обочины, мгновенно и скоро достал платок из одного кармана и какую-то маленькую бутылочку из другого…

Она, заворожено глядя на уверенные движения мужчины, лишь бессильно и глупо улыбалась и ждала неизбежного. Будто в замедленной съёмке Игорь, тоже улыбаясь, начал приближать к её губам обильно смоченный усыпляющей жидкостью красивый с собственным вензелем инициалов платок…

Как волшебник палочкой, взмахивая им легко и грациозно, наконец, приложил его… к её полным тёмно-вишнёвым губам.

Теперь, сидя в специальном золочёном кресле, напоминающем императорский трон, она уже начинала медленно приходить в себя и осознавать весь ужас произошедшего.

«Великий церемониймейстер», улыбаясь, ходил по огромному пространству чьей-то будущей гостиной, тихо насвистывая «сердце красавицы…» и заканчивал, видимо, последние приготовления к неминуемому заключительному акту предстоящей мистерии.

Из динамиков, скрытых от глаз жертвы, журчали ободряюще-призывные звуки этнических барабанов, создавая атмосферу нереального мистического таинства. Чарующий, расслабляющий фимиам туманно-мускусного сандалового дерева, смолисто-терпкого пачули, шелковистой розы и тонкого, обволакивающего дыхание древесно-сладкой ноты фиалкового корня заполнял каждый атом помещения непревзойдённой магией запахов. Ярослава снова почувствовала, как теряет сознание…

Игорь Самуилович Плешак (в который раз!) воистину чувствовал себя полноправным и полноценным демиургом, в руках у которого сосредоточивалась уникальная власть вершить закон «красоты и вечности» над судьбой очередной женщины-королевы!..