Входящий в Свет. Роман-лабиринт

Особенно мне нравилось, как улыбались девушки, которых в Москве по моему разумению было так много, что запросто можно было собирать из них живые гирлянды для совместных шествий по городу. Они, в летней одежде и босоножках, являли цветник жизни, который представлялся мне центром истинных богатств этого замечательного мегаполиса.

Вечерело. Воздух Москвы упоительно дышал ароматами открытых ресторанов, запахами цветов на клумбах и пышных прядей цветущей сирени, томными дуновениями сладковатой свежести приближающихся сумерек, и непонятно откуда взявшихся летучих воспоминаний из детства…

Я чуть подустал от постоянных перемещений по городу и слегка проголодался. Купил пирожок и бутылку воды в киоске, нашёл удобную скамейку в закатной тени от черёмухи на одной из скамеек ближайшего двора вблизи Дворца молодёжи, и очень смачно перекусил, используя, как уже привык, технику полного погружения в запах пищи и ощущения её первичных составляющих, а также места, откуда она произошла. В данном случае, «родиной» моей кулебяки с капустой были поля под Новороссийском и капуста Рязани. Ясное и чёткое представление труда стольких заботливых рук и участия стольких людей ради насыщения моего голодного желудка наполняли меня ещё большим ощущением довольства от пищи и тёплой человеческой благодарностью за всю произведённую вкусность этой кулебяки. Прохладная вода из холодильника в киоске, привезённая из Подмосковья, окончательно ввела меня в блаженно-мечтательное настроение, в котором я ещё раз пожелал добра и здоровья всем «накормившим» меня работникам.

Я долго и медитативно смаковал состояние нахлынувшей сытости вкупе с непревзойдённым запахом капустного пирога, который десятикратно усилился и напитал меня благодаря уже прилично натренированному умению наслаждаться любыми удовольствиями жизни, легко и быстро добавляя в них особую, неведомую простым смертным, яркость и остроту вкусов.

– Эй, мужчина, закурить не найдётся?! – подходил ко мне улыбчивый и приветливый молодой человек, невольно выводя меня из моего пиршественного настроя.

– Извините, не курю, – ответно улыбаясь, встал я из вежливости, как учил Светломудр, навстречу такому славному и любезному собеседнику. Только сейчас я заметил группу молодых ребят, которые дружной гурьбой обступили прилично одетого средних лет гражданина неподалёку.

– Чего уставился, не видел разборок, залётный? – меняя тон на неожиданно-саркастический, поднял на меня брови этот непонятно-переменчивый человек. Я не переставал искренне улыбаться, хотя краем глаза видел, что группа людей вокруг «гражданина» оживилась и он, почему-то, стал вдруг заваливаться то на одного, то на другого из своих собеседников, а те, в свою очередь, как мне показалось, пытались его всё время поставить в первоначальное положение.

– Они, что, извините, его бьют? – озарило меня свыше, отчего на душе сразу стало жутко нехорошо, и я даже на мгновенье забыл от этого и о том, каким я сам опасным оружием владею и, конечно же, о прекрасном состоянии благости всего со мной до этой минуты происходившего.

Мой собеседник, между тем, вместо ответа, резко развернулся, выбрасывая в меня что-то похожее на стилет… «Стилет» воткнулся в пустоту, где прежде находился я, и в следующее мгновение полетел в сторону от моего резкого толчка в руку парня.

– Ёрои доси! – сказал я отчётливо.

– Что? – переспросил мой «оппонент», видимо, окончательно дезориентировавшись от всего произошедшего с ним в ближайшие секунды.

– Протыкатель доспехов, 12 век, – чётко отрапортовал я, кивнув на стилет, и потом, уже на бегу, «выключил» молодого человека.

Мне оставались считанные мгновения, чтобы добежать на выручку к интеллигентному гражданину…

Глава 19

Мы отрывались с Наташей по полной программе. После обоюдного выяснения отношений, мы поняли, что уже давно, очень давно неравнодушны друг к другу: она со школы, а я – с тех самых пор, как увидел и «признал» её в лифте… Ни наличие мужа и детей, ни правила так называемой светской морали оказались не сильны перед ураганом чувств.

Мы вместе «потеряли голову», вместе выдумывали весомые «доказательства» для близких и друзей в пользу её длительных поездок то к недавно обретённым бывшим школьным подругам или дальним родственникам, неожиданно вспомнившим о своей прекрасной «внучатной племяннице-троюродной сестре», ну или же просто о «седьмой воде на киселе».

Сами же мы гоняли по Москве от «Праги» до «Арагви» и гужбанили, гужбанили, гужбанили, как безумные, как одержимые срывали цветы страсти с плодоносящего древа желаний…

Наташа была непревзойдённой любовницей и потрясающим другом. В ней как по волшебству сошлись черты лучших архетипов мира: стройная Артемида-охотница с успехом дополняла Афину-воительницу. Нежность и материнская мудрость Деметры сочеталась в ней с умением Гестии поддержать тёплую и душевную атмосферу «очага» взаимоотношений со своим возлюбленным…

А величавая осанка Геры органично и легко дополняла игривость и беспечность Персефоны (Прозерпины).

Между прочим, великим удовольствием в общении с Наташей для меня было использование моих именно гуманитарных «навыков», так что и давнее довольно приличное знакомство с мифологией Древней Греции сыграло в этом благом деле не последнюю роль…

Поскольку даже высококлассная фигура моей «богини» могла быть по-настоящему оценена только с позиций идеалов культуры этой «золотой поры» человечества.

Моя Афродита олицетворяла для меня ту совершенную грацию живой души и «страстью трепещущую» Вечную Женственность, ради которой почти все герои мира совершали свои подвиги, а служители высокой поэзии исповедовались векам с неистовой и душераздирающей искренностью.

Я поклонялся ей и осыпал каждую пядь «земли обетованной» её божественного тела «тысячами тысяч» поцелуев и «миллионами» восхвалений. Я в первый раз в жизни ощутил неизбывную тоску по вечному соитию губ, рук и криков на безысходном пространстве подлинного взаимопроникновения чувств. Я парил на высотах Страсти, я погибал в безднах многочисленных Оргазмов и снова возрождался каким-то чудом в новых водоворотах и потрясениях разбуженного гигантского вулкана Любви. И Наташа… отвечала мне полнейшей взаимностью…

Но чудеса недолговечны. А жизнь продолжается независимо от наших призывов к бессмертию. Мне «заказали» Игоря Самуиловича Плешака, известного государственного деятеля и… её мужа.

Мы сидели, обнявшись, в одном приятном местечке в районе Китай-города и курили кальян, потягивая сладковато-терпкий дым восточного «зелья». Разговаривать не хотелось, было неимоверно хорошо прижиматься друг к другу и согреваться дыханием винного пара, исходившего из мундштука трубки, змеевидно протянувшейся от прозрачной кальянной колбы…

Я давно уже поделился тайной своего ремесла с моей избранницей и рассказал о своей новой «цели». Наташа приняла сообщение мужественно и мудро, лишь слегка покачав красивой головой с кудряшками рыжих длинных шёлковых волос. Нам нечего было обсуждать и некуда торопиться.

Я знал, что выбор, на самом деле, был небогат: либо трагедия в доме Наташи, либо бесконечное противостояние боевикам вездесущей политической мафии мирового капитала.

И вот я сижу, лаская одной рукой Наташины пальчики, а другой едва придерживая жерло кальянной трубки после затяжки, с грустью думая о непоправимом результате этой тупиковой проблемы. Тут я всё больше и больше понимаю, что выбор сделан так давно и бесповоротно, так естественно и невозвратимо, и так целесообразно, что начинаю глупо посмеиваться, а потом разражаюсь неуместным громоподобным хохотом. Наташа смотрит на мой гогочущий рот, а по её щекам текут тихие и жгучие слёзы, припухшие губки её кривятся в непонимании детской, наивной и бессмысленной улыбкой, едва различимой и беззащитной…

Я говорю ей шёпотом, продолжая поглаживать пальчики-ледышки:

– Всё будет хорошо, милая… Верь мне!

Глава 20

– Привет, Застра! Я так скучаю без Вас: без тебя и Светломудра и всей Светлозарии!.. – невольно вырвалось у меня в первый же момент. Застра, по обыкновению, мелодично и заразительно расхохоталась.

– Что, путешественник, намаялся там со своими спасёнными? – продолжала она, одновременно смеясь и говоря.

– А вы и это уже знаете? – искренне поражаясь всеведению Застры, спросил я.

– А как же? Неужели ты совсем забыл про наши возможности, которые и для тебя давно не секрет? – подмигнула мне маленькая фея. – К тому же, кто как не ты теперь, владея такой информацией, какая недоступна большинству землян, способен сделать им настоящий подарок мудрости и поддержки? Мы все в Светлозарии желаем тебе удачи! Светломудр очень хорошо постарался, когда на общем совете старейшин последнего круга выбрал тебя из всех жителей голубого сапфира межпланетного пространства, а потом обучил нашим премудростям… – ответила Застра.

– Какого-такого голубого сапфира? – не понял я.

– Видишь ли, всем планетам звёздного мира солнечной системы присвоены на нашем языке имена драгоценных камней вашей планеты людей. По этой классификации, Земля – редкий голубой сапфир, который по духу соответствует творческому самораскрытию и целомудренности души человеческих существ, – потешаясь над моей всегдашней наивностью, которая так и норовила «выпрыгнуть» из моего распахнутого в изумлении рта, вновь заговорила она, приводя меня всё больше и больше в состояние немого восхищения от её познаний.

И тут же продолжила:

– Понимаешь, Барашкин, в твоём далёком и красивом мире, многие вещи для жителей планеты остаются в скрытом виде… Но потенциал планеты способен для людей стать творческой мастерской в овладении тайнами мироздания. Универсум велик и до конца непознаваем, он хранит в себе невидимые возможности новых и новых реальностей. Ты, – один из тех, кто способен рассказать людям о чуде настоящего взлёта к вершинам общего процветания.

– Но, Застра, разве мне… разве одному человеку под силу повлиять на судьбы целой планеты? – недоумевая, осторожно задал я вопрос.

Мы опять сидели на широченном листе папорта и слегка покачивались под струями тёплых дуновений эльфов-ветрогонов. В крохотных «пряничных» домиках светлозарцев едва хватило бы места для одной из моих частей тела, а тем более для меня самого со всем весом, высотой, шириной и длиной… Поэтому мне всегда приходилось общаться в полный рост либо на широких папортовых «спинах», либо в уютных расщелинах «плотных» вибраций скал, либо прямо на воздушных скоплениях так называемых нижних облаков Светлозарии (ведь земли в нашем понимании здесь просто не существовало).

– Успокойся, Барашкин, у каждого из нас своя работа и «отдуваться» за всех никому не придётся. Просто тебе нужно сосредоточиться на той задаче, что ты согласился выполнять, помогая нам и всему Универсуму…

Мой волшебный «сеанс» со Светлозарией прервался так же внезапно, как и начался…

Я полулежал на кожаном белом диване в каком-то помещении, зашторенном тяжёлыми портьерами, отсвечивающими таинственной белизной луны, которая безраздельно и властно царила в просторах московской ночи.

Оглядевшись, я заметил и внушительных размеров дубовый письменный стол посреди комнаты, и матово поблёскивающие высокие элегантные шкафы с книгами, и уютно раскинувшиеся под ногами ковры с каким-то замысловатым восточным узором во весь пол, и, наконец, старинные напольные часы с маятником, одиноко стоящие наподобие трюмо у самой двери…

Как раз в тот момент, когда я пристально всматривался в незнакомое мне помещение, они мерно и шумно пропели своим музыкальным нутром ровно три раза. Их звучное эхо «ознаменовало» середину ночи, наступившей вслед за днём освобождения мною из «цепких лап» местных бандитов высокопоставленного чиновника Игоря Самуиловича Плешака и его маленькой славной дочурки, которую в начале конфликта он успел втолкнуть в ближайший подъезд…

Спаситель

Глава 21

– Зови меня просто Игорь! – говорил мне спасённый мной «гражданин», улыбаясь восторженной улыбкой человека, которому объявили о том, что у него появилась новая возможность начать жизнь с белой страницы…

– До сих пор не пойму, откуда тебя взял Господь на мою бедную голову, – продолжал, подшучивая над собой, Игорь, глядя во все глаза на меня, своего новообретённого «спасителя». – Ты и с виду-то особо на супермена не тянешь, а вот смотри ж, как легко разобрался с местной шантрапой…