Когда я стану молодым. Новый русский эпос

Говорят, стаж тут десять лет, потом гарантированный рак.

Степанов проваливается в полудрёму, и тут начинается —

в коридоре над полом стелится странный белый туман,

Он кричит диспетчерам, диспетчеры что-то мычат в ответ,

машут руками в резиновых перчатках, все вокруг бегают,

белый туман поднимается и густеет прямо на глазах.

Кто-то наконец-то тычет в лицо Степанову защитную маску,

Степанов судорожно напяливает её – хрен там, поздно,

хлор до слёз режет глаза, всаживает в грудь острый кинжал,

Степанов кашляет, хрипит, бредёт, цепляясь за стену —

откуда кровь на руках? А-а-а, носовое кровотечение…

Страх приходит потом, а сначала просто хочется выжить.

Степанов больше не думает ни о чём в этот момент,

организм включает какие-то свои глубинные рефлексы,

Степанов реально ощущает, как на спине растёт шерсть,

во рту отрастают клыки, ноги готовы нести куда угодно.

Однако авария в цехе довольно быстро заканчивается,

диспетчеры привычно побеждают утечку – не впервой,

отпаивают Степанова какой-то медицинской гадостью,

ободряюще хлопают по плечу, бесполые, как марсиане —

а водила мирно спит в кабине: «Во, мля! А что случилось?»

Утро испорчено раз и навсегда – Степанова тошнит,

горло словно содрано наждаком, голоса нет совсем.

Какая работа? Он вылезает на ближайшей остановке,

кое-как добирается домой, долго сидит на скамейке.

«Мама, а почему папа пьяный?» – спрашивает дочь.

Вечером заявляется брат, он заканчивает десятый класс,

танцует какой-то извращённый танец «брейк-данс»,

узнав о беде, оживляется – там, на хлорном заводе,

есть некая субстанция, которой отбеливают «кеды»,

почему бы не попросить баночку для юного модника?

Через неделю Степанов заезжает на хлорный завод,

но теперь подниматься на пульт он совсем не спешит —

везде и всюду ему мерещится знакомый белый туман,

кто-то невидимый преотвратно хихикает ему в спину,

Степанов спотыкается на лестнице – не раз и не два.

Инопланетяне радуются ему, ласково гладят по плечу,

без проблем наливают банку какой-то белой гадости,

брат пребывает в полном восторге, отбеливая шмутки —

но при одном только взгляде на его супермодные кеды

Степанова почему-то начинает тошнить и выворачивать.

Спустя много лет он с дрожью прочтёт в Интернете:

АЦКК в 1997-м году признали банкротом. К 2004 году комбинат окончательно превратился в опасные руины, в которых оставались значительные объемы пролитой ртути. Главным источником экологической опасности является хлорный цех бывшего предприятия, где в технологии приготовления хлора использовалась ртуть. В ходе осмотра здания хлорного цеха обнаружены видимые розливы ртути, отходы производства (угольные аноды, загрязненные ртутью), также обращено внимание на загрязнение строительных конструкций.

Тот самый бывший хлорный цех Амурского ЦКК. Впереди прямо и слева виден микрорайон, в котором мы жили. Фото из архива

Фирма, которую наняли для демеркуризации, работу не выполнила, более того, усугубила проблему: вместо обезвреживания грунта сразу демонтировала здание, и теперь объём материала, который подлежит обезвреживанию, увеличился за счёт строймусора, перемешанного с отравленной ртутью землёй.

По оценкам Министерства природных ресурсов Хабаровского края суммарный объем ртутьсодержащих отходов хлорного цеха бывшего ЦКК составляет 36,5 тысяч тонн.

Сима и Семилетовы

1990—1992

Забытые северные города похожи на мёртвые капища.

Каким жестоким богам возвели все эти храмы и площади?