Судьба эскаписта

Гоблин недовольно отвесил небольшой поклон и сразу спрятался за хозяйку. Такое действие произвело на Пата неизгладимое впечатление. Он икнул и попытался поклониться гоблину в ответ, но быстро опомнился и передумал.

– Вот так диво дрессированное! Вы, видать, авантюристы опытные, раз этакую зверолютину приручили.

– Что у вас случилось? Волки овец утащили? – не выдержала лучница.

– Что вы, господа, какие волки. С волками-то мы б и сами сладили. Тут дело такое. Бестия у нас завелася, кровопийца!

– И кто же её завёл, кровопийцу эту? – хитро прищурился Альварес.

– Боров, прекрати! – Лили в ответ пнула его по ноге.

– Сеньорита, как грубо! Уже и пошутить нельзя.

– Угомонитесь, оба! – Дориан решил, что нужно брать ситуацию в свои руки – Уважаемый Пат, я понял, что деревню терроризирует монстр? Вы можете сказать, как он выглядит?

– Выглядит он, признаться, как вы и я, то есть по-человечески. Только это не человек. А пойдёмте в таверну. Вы, небось, устали, с дороги-то? Вот и покушаете, горло промочите. Накормим, значит, вас, как положено, как гостей. А я вам там всё и расскажу. Вы только умертвите бестию эту.

При слове «таверна» у Альвареса приподнялась бровь, а на предложение кормёжки другая. Секунду спустя лицо его расплылось в довольной паскудной ухмылке:

– Сеньор, что ж вы раньше молчали? Мы – отряд благородных идальго несомненно войдём в ваше положение. Ведите же нас в это славное заведение!

– А? Да, государи, идите за мной, тут недалеко.

Таверна оказалась ровно тем, что описывала Лили. Это был просто переделанный сарай, тёмный и неказистый. Вместо свечей или тем более масляных ламп, по бокам горели лучины. Очаг в центре зала был затушен. Столы и лавки представляли собой грубо сколоченные из плохо струганых досок типичные образцы сельской мебели. А посуда, кружки и ложки, лежащие на столах, сплошь были деревянные. Антураж дополнял храпящий за столиком на всю таверну корчмарь, вообще никак не среагировавший на шум, что произвели вошедшие путники.

Зато среагировала корчмариха, оказавшаяся дородной бабой в белом опрятном фартуке и платочке. Увидав, что путники идут в компании со старостой, женщина всё сразу поняла без лишних вопросов. Она быстренько убрала со стола в центре зала, затем подбежала к мужу и дала ему хорошую затрещину, да так, что он стукнулся носом об стол, вскочил и стал затравленно озираться по сторонам.

– Милости просим, господа. Вот сюда! Тут почище, – женщина указала на освобожденный стол. – Уж не на погибель ли бестии пришли? Вы садитесь, садитесь! А мы вас уважим, и жраньё будет и питьё. Подождите только маленько. Гаспар, хватит дрыхнуть! Снеди принеси гостям. Да не этой, а нормальной, из кладовки!

Женщина убежала на кухню, а корчмарь всё ещё заспанный и зевающий поплелся в кладовку бурча себе поднос что-то неразборчивое и при этом, похоже, обидное. Приключенцы уселись за лавки по обе стороны стола. Староста же притащил себе стул, на котором до этого дрых корчмарь и пристроился с торца.

– Так что у вас случилось? Может скажете наконец?

– Да, всё расскажу. В общем, завелася у нас гадина. Душегубина проклятая! Три дня назад приперлась с запада девица. Вся измазана, платье ободранное, но видно, что не дешёвое, господское. Ну мы сразу подумали, что с барышней благородной чего случилось, на дороге-то. На дороге оно всяко может случиться, особенно с девкой, особенно в глуши. Вот и решили, что надобно помочь. Подхожу я, значит, с ребятами-то и спрашиваю: «Вы барышня на бандитов нарвались?» А она смотрит взглядом таким пустым. Я ещё подумал, что точно испортили девку-то, проходимцы этакие. А девица вдруг как за шипит, как за визжит! Рот раскрыла, а там клыкищи – вот такие! Мы как стояли, так и застыли словно статуи. Волосы на голове зашевелились, да и не только на голове. Душа в пятки ушла! А тут Мери как раз буренку вела с поля. Нашу Милку, что на ярмарке победительницу. Увидала бестия корову-то и как кинется, как кинется! Оттолкнула Мери как пушинку, а Мери, я вам скажу, баба крупней меня будет. Так вот, оттолкнула и впилася буренке нашей прямо в шею. Милка-то так жалобно замычала, а мы и сделать ничего не можем, будто к земле ногами приросли. Высосала тварь эта нашу Милку, подчистую обескровила. И стала Милка словно сушёная слива и померла тут же. А упыриха-то, а мы теперь то уж поняли, что упыриха это, оскалилась и говорит приятным таким голосочком, словно ангелочек, чтоб её: «Приходите и укокошьте меня»! – И заперлась в амбаре, да так там и сидит. Третьи сутки уж.

– Значит в амбаре сидит? – посерьёзнел Дориан.

– Да, в амбаре. И не выходит, ждёт, гадина, что кто-нибудь сам к ней залезет.

– И за три дня больше ни на кого не напала? Может её там и нет уже? – Фрида недоверчиво посмотрела на старосту.

– Я знаю, что вы думаете, барышня. Деревенские со страху напредставляли себе неизвестно что. Только там она, бестия. Мы-то не дураки какие. Мы ж караул выставили. Посменно её стережем. Там она, в амбаре засела.

– Сеньор Пат, а как хоть она выглядит, эта «бестия», на человека говорите похожа? – благосклонно обратился Альварес, отправляя в рот большой кусок солёного окорока.

– Выглядит как девка. Дочке моей младшенькой будто ровесница. Только тощая, бледная. Ножки и ручки как тростиночки. С виду и не скажешь, что монстра. Платье чёрное дорогое господское, рваное всё и в грязи, и в пятнах. На ногах чулочки чёрные, тоже рваные. А на башке у неё, простите, что творилось. Грива-то видать пышная была, вот и превратилась в один большой колтун.

– А кроме коровы она никого не трогала, на людей не нападала? – осведомился Дориан.

– Как-будто коровы мало! – староста вытер пот со лба. – Но на людей-то, правда ваша, не нападала. Только вы умертвите её, милостивые государи, не оставьте в беде бедных селян. Детки три ночи не спят, плачут. Бабы причитают. Да и мужикам боязно, вдруг она опять кровь из коров сосать придёт. Мы ж ей ничего сделать не сможем!

– Может странное до этого чего происходило? – спросила Фрида.

– Вроде всё по-старому творилось, как всегда.

– Было! – влезла в разговор подоспевшая корчмариха, – Правду говорите, мазель. Недели с две до этого ещё одна странная приходила.

– Странная?

– Да, господин. Сразу видно – иносранка! Одежда у неё была срамная! Штаны прямо обтягивающие, что попа еле влазит, ярко синего цвета штаны, словно индигой крашены. Я таких никогда не видела. На ногах какие-то боты чудные, шнурованные затейно. А на верх напялено вроде рубахи чёрной только рукава короткие, а руки все голые. Волосы у неё ещё распущенные были, длинные, чёрные. Без платка, или шляпки. С непокрытой головой прямо к нам и заявилась. Срамота, одним словом. Но взгляд у неё! Вроде сонная всегда, да круги под глазами, прямо как у чахоточной. А как в глаза посмотрит – обделаешься! Остановилась на ночь, но не буянила, правда, и не распутствовала. На утро честно расплатилась и ушла.

– Всё?

– Нет, не всё. Наш пьяница местный к ней приставать стал, она только улыбнулась, а зубы-то у неё треугольные. Клинышками такими. Наш пьянчуга после этого так и не пил. Ушла она значит, а через две недели с небольшим упыриха эта заявилась.

– Не как не называлась?

– Называлась, имя мне, говорит, Алл.

– Кто?!

– Эко у вас, господин, прямо голос изменился, знакомая что ли?

– Лучше про неё забудьте. К вампирше она отношения не имеет точно.

– Как скажете, милсдарь. Вам, видать, виднее.

– А куда ушла?

– Так по тракту, на запад. А всё-таки кто хоть такая?

– Молчи, тебе ж сказали, что лучше не знать! – прикрикнул на корчмариху староста.

– Ладно, – натянуто улыбнулась Фрида, украдкой посматривая на Дориана. – Нам бы комнату. Отдохнуть с дороги.

– Так это ж сейчас устроим, – опомнилась корчмариха. – Комната всего одна, правда.

– А с бестией-то что, милостивые государи? – забеспокоился староста.

– Берёмся? – устало спросил Дориан уже своим привычным голосом.

– А чего не взяться, дружище. Нас всё-таки четверо, почти пятеро. Отдохнём с дороги сегодня, план разработаем, – Альварес покосился оставшийся на столе окорок. – И прихлопнем её с утра.

Комната для ночлега оказалась отгороженным занавесками углом в дальней части корчмы. Там располагались в ряд семь кроватей и комод из досок. Окошко всего одно, естественно без стёкол, но с крепкими ставнями. Фрида и Лили заняли первые две койки, а Альварес и Дориан последние две. Три кровати в середине оказались пусты. Гоблина отправили спать на пол, на коврик, но он не жаловался.

– Ну, господин Обсидиан, или как там ты называешься, – Фрида уперла руки в боки, – как ты это объяснишь? Что это вообще был за цирковой номер?

– Ха! Просто очень удивился. Если это ТА самая Алл, то очень хорошо, что она направилась на запад. Лучше с ней не связываться.