Увы, когда наступает зрелость, объективно существующее положение вещей не замечать становится невозможно: многие годы метаний ни к чему не привели – ни настоящей цели, ни смысла найдено не было. Из десятков и сотен целей жизни, которые были рождены за прожитые годы, ни одна не выжила.
– За плечами простирается кладбище смыслов жизни, оглядываясь на него, чувствуешь разочарование, – подытожил Максим.
– Да, – вздохнул в ответ на услышанную речь Ангел, – техническое образование наложило на тебя тяжелый отпечаток. Хотя, у таких, как ты, любое образование переносится тяжело и с необратимыми последствиями. Значит, ты до сих пор смысл жизни ищешь?
– Ну да, а как же без него? – удивился Максим.
– И при этом смысл тебе нужен некий абсолютный. Чтобы любой встречный безапелляционно признавал его величие и правильность?
– Ну, можно сказать и так.
– Тогда я тебе сэкономлю уйму времени, сказав, что такого смысла нет вообще.
– Это как так, для чего же тогда жить?
– Ну, уж точно не для того, чтобы абсолютный смысл реализовывать. Если бы у каждого смертного был четкий смысл в жизни, то его бы выдавали при рождении в письменном виде, с подробными инструкциями, как его достичь, и соответствующими полномочиями. Поверь мне, само словосочетание «смысл жизни» – это тавтология. Пока ты живешь, забудь про слово «смысл». Его нет ни в одном вашем действии или поступке. И быть не может.
Ну, вот подумай: как могут иметь значение ваши поступки в течение жизни, если все вы умираете? То есть, они определенно имеют некоторое влияние на некоторые вещи, но не значение, и уж точно не смысл. Так что, выкинь из головы эту дурь сразу.
Жизнь устроена таким образом, что достойное оправдание в глобальном смысле нельзя найти ни одному занятию. Даже самые, на первый взгляд, благородные роли на поверку оказываются таким же бестолковым времяпрепровождением, как и все остальное. Это только в грузинском фольклоре, стоит посадить дерево, вырастить сына и построить дом – и, считай, жизнь не прошла зря. На самом деле, дерево рано или поздно сгниет, дом развалится, а сын вырастет придурком. И даже если ты посадишь баобаб, который сто лет будет расти, в твоем доме устроят музей-квартиру, а сын станет вторым Эйнштейном, ничего от этого, по большому счету, не изменится. Вселенная тебе спасибо не скажет, и ей все равно, нарисуешь ты картину или выстрогаешь табуретку, лишь бы не вешался, да, впрочем, и это не важно.
– Ну, допустим, ты прав, а зачем тогда жить?
– Знаешь, есть такое слово «надо», извини за банальность, – повысил голос Ангел. – Если тебя уж заслали на Землю пожить, то, наверное, не просто так! А о причинах тебе знать не положено. Придется тут некоторое время побыть. Никуда не денешься!
Но только не надо делать из моих слов выводы о том, что то, что вы здесь делаете, кому-то кроме вас вообще нужно. Жизнь твоя и то, что в ней происходит, происходит только для тебя одного. Так что, не надо искать ни в чем великий смысл и предназначение, ваша задача – прожить жизнь, и сделать это, по возможности, наиболее комфортно.
Максим обратил внимание на странные метания Ангела из единственного числа в множественное и обратно, когда речь шла о людях, но решил на этом не акцентироваться.
– Ну, так может мне просидеть всю жизнь перед телевизором? Будет как раз очень комфортно, – вместо этого предложил он.
– Врешь. Если мог бы, то давно бы уже сидел, и мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Это только так кажется, что дай человеку много денег и здоровья – и больше ему ничего не надо. Купит он себе все, что хочет, и будет балдеть до конца жизни. А вот ничего подобного, не усидит он на месте, разведет бурную деятельность или впадет в депрессию с летальным исходом. Так что, единственный твой выход – найти занятие, одно или несколько, которое будет твоим личным суррогатным смыслом жизни.
На этот раз Максим не нашел в себе желания возражать. Объяснения казались такими логичными, простыми, циничными и, главное, авторитетными. Было в собеседнике нечто такое, что заставляло почувствовать, что он определенно знает, о чем говорит. А не врет он потому, что нет такой причины, которая заставила бы его говорить неправду. Для того, чтобы обманывать, ведь должен быть повод, а его здесь Максим для Ангела придумать не мог.
Однако, покопавшись в себе еще с полминуты, он не нашел удовлетворения, которое обычно растекается по организму после того, как кто-то умный развеял твои сомнения, мучившие долгое время, или объяснил непонятные явления.
– Допустим, все так, – согласился он. – Но для меня это ничего не решает. Для того, чтобы жить, как ты говоришь, комфортно, недостаточно просто высосать из пальца пару захудалых смыслов жизни. Нужно иметь возможности и способности хоть что-то с этими смыслами сделать. Дело не совсем в том, что я не могу придумать, чем себя занять. Дело больше в том, что какое бы интересное себе занятие я не придумал, я не смогу сделать его так, чтобы хотя бы сам остался доволен результатом. Не говоря уже о всеобщем признании.
Допустим, захочу я стать знаменитым боксером или баскетболистом. И что? Во мне роста метр семьдесят с копейками, меня с детства сверстники за слабака держали. Или вот, хочу я стать олигархом, без нужных родственников, без талантов, без нормального образования. Да я помру по пути из своей конуры к финансовым вершинам! А уж о карьере писателя или музыканта я и рассуждать не буду. Что посоветуешь? Прожить до пенсии простым советским инженером, жениться, завести детей, чтобы они так же мучились? Знаешь, не встает у меня на такой «смысл жизни», уж извини! – Максим в процессе своего монолога перешел в то истеричное состояние, когда обличительные речи не только получаются с легкостью, но и доставляют удовольствие.
– Ух, ты как раздухарился! – усмехнулся Ангел. – Говоришь, талантов нет. Вон, каков оратор! Значит, ты считаешь, что все дело в отсутствии, как ты сказал, «способностей и возможностей»? Родился бы ты с ярко выраженным талантом или с папой-олигархом, тогда бы – ух? Нашел бы применение тому, что досталось?
– Да, нашел бы. И уверен, что именно – ух!
– Понятно, – сделал заключение Ангел. – Значит, ты уверен, что дело не в тебе. Что кто-то другой тебя несправедливо обделил, забыл, недодал, была очередь, а ты по природной скромности не стал толкаться. В этом все дело?
Понимая, что зашел в своих оправдания так далеко, что задний ход давать поздно, Максим, стараясь придать голосу уверенность и даже небольшой оттенок вызова, ответил: – Да!
– Ну, вроде все, с предисловием закончили, – Ангел демонстративно посмотрел на большие карманные часы, извлеченные из внутренностей пиджака, и удовлетворенно кивнул.
В тот же момент раздался хлопок, и комната исчезла.
Глава II. Пустыня
На несколько секунд Максим лишился понимания своего места в пространстве. По ощущениям было похоже, что он потерял сознание, а затем пришел в себя. Сконцентрировавшись, он вернул себе возможность воспринимать окружающую действительность, и оглянулся. Во все стороны до горизонта тянулась земная поверхность светло-оранжевого цвета, накрытая голубым, без единого облачка небом. Даже после всего, что случилось за последний час, это было настолько удивительно и неожиданно, что в первый момент от потрясения у Максима началась паника. Голова закружилась, легким стало не хватать воздуху, он начал задыхаться. То, что это называется именно «паника», он знал из прочитанной когда-то статьи в глянцевом журнале. Это было одно из тех изданий, в котором редактор пытается собрать литературные выхлопы оравы журналистов, с одной стороны, соответствующие хотя бы отдаленно названию журнала, и с другой, вызывающие у потребителя желание покупать его из месяца в месяц. Поскольку первое и второе совместить достаточно сложно, смысловая нагрузка названия для глянцевых журналов обычно максимально широкая или максимально нейтральная, частенько названием служит просто мужское или женское имя, под эгидой которого можно публиковать любую читабельную муть для мужчин или женщин.
Откуда-то сзади подошел Ангел и протянул ему бумажный пакет.
– На, подыши в него, поможет, – предложил он.
Максим в этот момент как раз вспомнил, что именно такой способ борьбы с синдромом паники был описан в том журнале, и, схватив пакет, нахлобучил его на лицо как респиратор. После некоторого времени дыхания собственнопроизведенным углекислым газом, мысли перестали бегать в голове как футбольные болельщики, вырвавшиеся в пьяном угаре на стадион в разгар матча, и встали в более или менее аккуратную очередь в ожидании обработки. Первая по очереди мысль гласила: «Все пропало, это полный….». Максим отмел ее как нефункциональную. Вторая оказалась более презентабельной и родила вопрос.
– Где я? – спросил Максим, повинуясь второй мысли.
– Какой ты эгоист, – ответил ангел. – «Где я?» Где мы! Между прочим, именно я нас сюда направил, в некотором смысле.
– И зачем?
– А затем, что надо. Или ты думал, что вся моя задача сводится к душещипательной беседе? Ну, нет! Она была проведена только для того, чтобы подготовить интеллектуальную почву, что-то вроде инструктажа перед прыжком с парашютом. А самое главное будем изучать на примерах. Кстати, это не моя прихоть, и уж тем более – не инициатива. Просто человек устроен таким образом, что, примитивно говоря, пока сам не попробует, причем не один раз, полностью не поверит. Именно на этом держится вся ваша недалекая наука. Людям почему-то непременно нужно самим все потрогать, а если этого потрогать нельзя, то они предпочитают отрицать его существование.
В таких условиях любое эзотерическое учение становится шарлатанством. Именно поэтому, кроме примитивных механизмов, вы так и не научились ничего создавать. Я имею в виду – чего-то стоящего. По крайней мере, в рамках официальной деятельности. Впрочем, это отдельная тема, и не будем сейчас на ней останавливаться.
Максиму после монолога Ангела как-то стало немного легче. И дело было даже не в том, что тот говорил, успокаивала сама будничная манера собеседника. «Если он так спокоен, значит, ничего опасного не происходит», – подумалось ему. С другой стороны, если он действительно тот, кем себя называет, а все последние события свидетельствовали именно об этом, что его вообще может вывести из себя?
Хотя, возможно, что весь успокаивающий эффект, или его часть, следовало списать на процедуру дыхания.
– Ну, и какой пример мы можем рассмотреть в этой пустыне? – оторвавшись от пакета, спросил Максим.
– Здесь – никакой, – ответил Ангел. – То, что ты видишь вокруг, – промежуточное пространство между мирами, что-то вроде коридора между комнатами. Для того, чтобы попасть из одной комнаты в другую, нужно сначала выйти из первой комнаты в коридор. Так устроено, что комнаты между собой непосредственно не связаны.
– Почему? – спросил Максим, чтобы потянуть время и дать себе адаптироваться в новой обстановке.
– Ну, скажем так, из соображений безопасности. Попробую объяснить. У тебя ведь техническое образование, ты достаточно подробно знаком с теорией вероятностей Эйнштейна?
– Ну, вообще-то не очень.
– Хорошо, тогда расскажу в общих чертах. Иногда, из-за самопроизвольных искривлений пространства-времени, которые бывают достаточно редко и весьма кратковременны, совершенно случайно человек может вывалиться из своего мира.
В этом случае он попадает сюда, на нейтральную территорию. Вероятность того, что он потом таким же случайным способом провалится в другой мир, ничтожна мала, хотя и такие случаи были. А вот если бы один мир граничил с другим, то, например, на Земле периодически появлялись бы люди или еще какие-нибудь существа из других миров без малейшего представления о механизме и причине своего появления. Представляешь, сколько бы шуму наделал, например, какой-нибудь солдат имперских войск из мира, где идут космические войны? А так он будет бегать во всем своем вооружении по местному не сильно разнообразному ландшафту до тех пор, пока его не определят, куда следует.
– А что значит – определят куда следует? Это куда? И кто определяет? – поинтересовался Максим. – А космические войны реально где-то идут? А посмотреть можно?
– Тут могу ответить только одно, и сразу на все вышеозвученные вопросы: это в твою, так сказать, программу обучения не входит.
После полученной информации Максим продолжил осмотр местности уже более осмысленно. Теперь он начал понимать, что первое впечатление о земном происхождении поверхности, на которой он находился, определенно ошибочно. Действительно, на первый взгляд окружающий пейзаж напоминал пустыню, однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что от пустыни здесь только цвет земли и неба, и то в каком-то утрированном виде. Краски были уж слишком ярких тонов, какие-то мультипликационные. С другой стороны, Максим никогда не был в настоящей пустыне, и компетентно подтвердить или опровергнуть идентичность цветовой гаммы для него не представлялось возможным. Главными же отличиями от нормальной человеческой пустыни, которые мог заметить даже человек, составившей свое мнение о ней по кинофильму «Белое солнце пустыни», было то, что здесь было не жарко, при том, что ни малейшего ветра не чувствовалось. К тому же, ландшафт был абсолютно ровный, настолько, что возможность, что он принадлежит круглой планете, вызывала большие сомнения. Поверхность, на которой стоял Максим, была гладкой, твердой и без какого-либо песка или даже пыли. Фактически, это было желтое неотражающее зеркало.
Он представил, как сюда, неожиданно для самого себя, вываливается космический боевик, упомянутый Ангелом. Пейзаж был настолько нейтральным и умиротворяющим, что психологический дискомфорт у случайного гостя мог вызвать, пожалуй, только неожиданный способ транспортировки. Хотя, кто знает людей космической эпохи: может, все они психопаты, которые чуть что – делают себе харакири лазерной вилкой.