Фиолетовый снег

Смотри же: вот ножик булатный, недаром с собою взяла!

И это сказавши, вонзила в грудь ножик булатный ему.

Сама с обессиленным сердцем нырнула в морскую волну…»

Когда дело дошло до двух трупов на песчаном берегу и обломков лодки, мужчины шумно вздыхали, а женщины тихо рыдали в платочки. Я закончила петь и, подняв брови, посмотрела на пианиста.

– Продолжаем! – Кивнул он. – Дальше что?

А потом, с микрофоном в одной руке, со стаканом воды в другой, я исполнила «У церкви стояла карета», «Нiчь яка мiсячна», «По муромской дорожке», чего-то еще… И вдруг поняла, что кураж вот-вот закончится. Оба ресторанных зала, то есть все люди, в них сидящие, вместе с официантами, уборщицами и даже гардеробщиком, теперь стояли у сцены и с затуманенными взглядами внимали чудесному волшебству музыки и прекрасным трогательным историям, рассказанным русскими, и не только, сочинителями. Остановившись перевести дух, я посмотрела на музыкантов и сложила крест-накрест руки, поскольку слов слышно не было. Народ хлопал, свистел и кричал, требуя продолжения. Пианист встал и подошел ко мне. Опустивши микрофон, я помотала головой.

– Здорово поешь. – Сказал парень. – Может, продолжим?

– Больше не могу! – Честно призналась я.

– Последнюю? – Пошелестел купюрами музыкант.

– «I will always love you» сыграете?

– Хочешь, вместе споем? – Неожиданно предложил он.

– Согласна.

Парень тоже взял микрофон и, встав рядом, обнял меня за плечи.

– Всем женщинам и мужчинам моей родной школы посвящается! – Заметила я стоявших неподалеку коллег.

И мы начали петь. У пианиста оказался красивый хрипловатый голос, оттеняющий мое сопрано, словно золото благородный самоцвет. Мы выкладывались по полной, обнажая перед слушателями счастье и боль своей души. Парень с гитарой, бывший их фронтменом, одобрительно поглядывал в нашу сторону. Посмотрев на публику, я увидела сияющие глаза женщин и влажные – мужчин.

– …Прощай, и пожалуйста, не плачь. Мы оба знаем, что я не та, кто тебе нужен, – пела я по-английски, переведя глаза на музыканта. – Я желаю тебе радости и счастья. Но, самое главное, я желаю тебе любви…

– Я всегда буду любить тебя! – Закончили мы, прижавшись и глядя друг на друга. Зал взорвался. Со сцены меня спустили на руках, поставили на ноги и сунули бокал с шампанским. Я лихо выпила до дна. Стены тихо кружились от усталости и эйфории. Я так давно не пела, что уже успела позабыть, какой это кайф!

Парень-пианист отдал честно заработанные пятнадцать тысяч. Нескромно думая, что они на мне сделали месячную выручку, ибо деньги, пока я пела, тянули со всех сторон, я, пошатываясь, брела к коллективу, в кои загребущие ручки в конце концов и попала. Тут же была накормлена и усыпана дифирамбами так, что возгордилась и стала оглядываться в поисках дальнейших приключений. И здесь мой взор упал на соседний столик с парнями-бизнесменами. Один из них, черноглазый, черноволосый, с печатью балагура и души компании на лице, приглянулся мне настолько, что, отодвинув рукой пьяного физика, я пошла на штурм.

– Могу я Вас пригласить потанцевать? – Спросила я, держась за спинку его стула.

– Разве такой девушке можно в чем-либо отказать? – Усмехнулся он, и мы пошли на танцпол.

Весь оставшийся вечер я провела в их компании. Потом, поздней ночью, мы гуляли по улицам вместе с его другом и какими-то другими девицами. Потеряв друзей моего нового знакомого у дверей какого-то кабака, мы, улыбнувшись удаче, сели в такси и поехали к нему домой. Середина следующего дня достала меня телефонным звонком матери и огромным букетом белых роз, благоухавших у изголовья незнакомой мне кровати. Рядом лежал самый прекрасный мужчина, которого я раньше только лишь представляла в своих ночных грезах. Мы стали встречаться практически каждый день, а через месяц я уже обосновалась в его квартире вместе с вещами. Еще через полгода, сделав вывод, что вместе лучше, чем порознь, мы поженились и вот уже живем душа в душу пять лет. Детей у нас, правда, нет. Но Семен говорит, что успеем. В этом году мы побывали в Италии и объехали там все, до чего мог дотянуться любопытный русский нос. А с детьми ничего бы не получилось, говорил мой муж. Наверное, он прав.

***

И вот, думая таким образом, я потихоньку дошла до своего класса. Сегодня у меня совсем легкий день: одни пятиклашки. Хорошо, если с прошлого года они помнят хоть какие-нибудь слова, кроме «wow» и «morning»! Отработав положенные часы, я стала собираться домой. И тут ко мне, уже накинувшей плащ, подошла завуч и попросила взять еще час за Сергея Вениаминовича, которого зачем-то срочно вызвали в местное отделение Департамента.

– У других все расписано, а детей отпускать не хочется, разбегутся. – Виновато улыбнулась моя начальница. – Вряд ли кто-то в такой погожий день захочет остаться на историю.

– Точно, – согласилась я, – разбегутся. А класс какой?

– 11- В, – вздохнула та, – выпускной.

– Ты там уже работала? – Я вспомнила сегодняшнее утро.

– Завтра, а что? – Сразу насторожилась завуч.

– Пока не знаю… – С сомнением в голосе, покачала головой. – Все – завтра.

Плащик снова оказался на вешалке. Я же взяла журнал и снова пошла отпирать опустевший кабинет.

Когда прозвенел звонок на перемену, в школьные коридоры вырвался табун диких мустангов из далеких прерий. Я подошла к двери и, распахнув ее, отловила старосту восьмого класса, которая по стеночке пробиралась по своим делам.

– Вероника, – позвала я ее, – на обратном пути зайди в класс Сергея Вениаминовича. Найдешь старосту 11 – В, Кузнецова. Так вот… скажешь, чтобы спускались сюда, математики сегодня у них не будет.

– Хорошо. – Кивнула ответственная девочка и побежала дальше вдоль стенки.

Где-то за пять минут до звонка в двери моего класса показалась голова Тани Коротковой и, хлопая глазами, спросила:

– А чего, у нас, правда, языки будут?

– Будут, будут, Короткова. Не стесняйтесь, заходите… Ни к чему создавать в коридоре затор своими мощными телами.

Девчонка хихикнула. В открытую дверь, медленно и вальяжно, стали заходить молодые люди. Мой Бог! Я помню их еще маленькими пятиклашками со смешными хохолками и косичками, грязными руками и сопливыми носами. Теперь… по классу поплыл разноплановый аромат духов, дезодорантов и прочего парфюма. Юбочки длиной в ширину пояса, джинсы с дырками, брючки в обтяжку, леггинсы на упитанной попе пампушечки Бурковой… Какими же высокими и фигуристыми стали девчонки! Мальчишки только еще пытаются подравняться, но есть и отдельные, вполне уже сформированные экземпляры, можно сказать, молодые мужчины. Увы… На фоне кипящих юношеских гормонов я выглядела просто девочкой со своим ростом метр шестьдесят, в прыжке чуть повыше, и сорок шестым… почти, размером.

Прозвенел звонок на урок, но народ рассаживаться не торопился.

– Скажите, Светлана Васильевна, а немцам куда идти? – Спросил кто-то из ребят. Я с места оглядела это броуновское движение, встала и гаркнула:

– Ти-хо!

Народ застыл и медленно, как рядом с бочкой с динамитом и уже зажженным фитилем, начал разворачиваться ко мне.

– Ребята! – В полной тишине продолжила я. – Сегодня у вас языки. Завтра, вместо моего предмета, будет спаренная математика. Сергей Вениаминович успеет вам и тему объяснить, и поспрашивать по прошлогоднему материалу. – С ходу загрузила я их еще расслабленные мозги. Класс задумчиво забубнил. – Кстати, немцы сегодня тоже занимаются со мной.

– А Вы осилите? – Ехидно ввернула первая красавица Дроздова.

Проследив за отрешенными взглядами парней, скользящими по ее ногам и даже выше, я улыбнулась.

– Садись, Наташа. Твои ножки на меня впечатления не производят, посему постарайся поразить меня грамотной речью и помощью не считающим себя одаренными. – Невозмутимо ответила я. – Вдруг я одна не справлюсь?

Класс дружно посмотрел на джинсовые дыры и острые в них коленки. Девочки засмеялись. Дроздова метнула злобный взгляд на девчоночью оппозицию.

– Петрова, ты бы духи сменила что ли… Иприт сейчас несколько не в тренде. – Продолжила я.

– Что? – Гладкий лоб Петровой изобразил продольную морщину.

Теперь обидным смехом разразилась компания Дроздовой.

– Садимся, садимся. Звонок уже отзвенел.