Выше облаков

– Не надо ни о чём просить, я приеду к нему сама. Мы приедем. Ведь Василису лучше взять с собой?

– Думаю, да. На какое время договориться о встрече? Я сейчас же позвоню Арнольду Вениаминовичу.

– Если можно, на завтра. Хочется уже покончить с этим раз и навсегда.

– Завтра и у меня свободный день. Вы же не будете возражать, если я тоже поприсутствую?

– Мне всё равно. Жду вашего звонка, Иван Семёнович.

Глава 14

Арнольд Вениаминович Левандовский, профессор, доктор медицинских наук, как явствовало из таблички на двери кабинета, оказался плотным, крепко сложенным человеком в очках и с аккуратной седой бородкой, лет пятидесяти пяти, с внимательным взглядом тёмных глаз и размеренными спокойными движениями. Ни одного лишнего суетливого жеста. Я умею распознавать профессионалов. В этом человеке чувствовался полёт высочайшего класса, не увидеть этого – значило быть слепым. На появление дамы с грудным младенцем на руках он не выказал ни малейшего удивления. Возможно, Арсеньев всё же подготовил его к разговору, хотя и клялся, что ни слова обо мне не произнёс. Но я ему больше не верила.

– Вы позволите? – спросил хозяин и довольно ловко принял у меня Василису, покурлыкал с ней весело, чем весьма задобрил моё сердце, и устроил на широкой кушетке, обложив по бокам упругими подушками. – Красавица! У меня ведь тоже такое чудо в доме живёт, знаете ли.

– Дочка? – спросила я.

– Внучка! – гордо ответил бородач. – Сонечка, что вполне соответствует её характеру. Спит, даже когда ест. А ты, крошка, даёшь своей маме выспаться?

Он улыбнулся Василисе. Я посмотрела на Арсеньева. Что пряталось в его глазах, я разобрать не смогла.

– Она мне не родная дочь, доктор. Её мать умерла через несколько дней после родов.

– Врождённый порок сердца, – пояснил Арсеньев. – Ей нельзя было рожать. Но…

– Я понимаю. И вы её удочерили, Маргарита Станиславовна? Она вам кто, племянница?

– Маргарита Станиславовна лежала в моей клинике, когда девочка…

– Позвольте, я сама обо всём расскажу, Иван Семёнович, – сухо прервала я Арсеньева.

– Конечно, Маргарита Станиславовна, – тонко улыбнулся тот и откинулся на спинку.

Я перевела взгляд на психиатра. У него не дрогнула ни одна мышца лица. Завидная выдержка у этих медиков! Посмотрим, как вы будете смотреть на меня через полчаса, Арнольд Вениаминович!

– Во время операции у меня остановилось сердце… – я сразу взяла быка за рога.

Я испытующе наблюдала за Левандовским на всём протяжении моего чёткого рассказа. К чести его должна сказать, что ни разу на его лице не появилось выражения недоверия или удивления. Взгляд его по-прежнему оставался внимательным, он кивал, как будто был согласен с каждым моим словом, и такое отношение, конечно, не могло не отразиться на мне. Понемногу моё колючее напряжение стало смягчаться, голос стал живее, и к концу моего повествования во мне даже забрезжила надежда, что, может быть, всё не так уж и плохо в датском королевстве?

– А потом я решила, что у меня обычное раздвоение личности, – на этих словах я улыбнулась, – и потому попросила Ивана Семёновича познакомить меня с хорошим психиатром. Вот, собственно, и вся история.

Совершенно успокоенная, я замолчала.

– Не могу не заметить, Маргарита Станиславовна – вы прекрасная рассказчица! – живо воскликнул хозяин кабинета. – А ваше чувство юмора меня очаровало необычайно!

– А вот Ивану Семёновичу не нравится, как я шучу, – усмехнулась я.

– Уверен, вы ошибаетесь! Просто у вашего доктора очень сильно развит дух противоречия.

– Это я уже заметила. – Мой взгляд скользнул по ухмыляющейся физиономии Арсеньева. – Арнольд Вениаминович, что же вы мне скажете? Что со мной происходит? И как мне жить дальше?

– А вы могли бы мне продемонстрировать, так сказать, вашу связь с девочкой? Если это возможно, конечно!

– Разумеется, доктор.

Я сосредоточилась. Со всё возрастающим изумлением Левандовский следил за нашими с Василисой манипуляциями. Почему-то сегодня мне было значительно легче, чем в прошлый раз. Вдохновение, наверное. Или опыт, что по сути одно и то же.

– Невероятно! – психиатр даже вскочил со своего места и уселся на кушетку рядом с ребёнком. – А скажите, Маргарита, вы чувствуете, к примеру, когда девочка хочет кушать или, пардон, намочить пелёнки?

– Не явно и не всегда. Так, какое-то лёгкое дуновение.

– Так-так-так. – Он склонился над Василисой. – А вы можете видеть её глазами?

– Я смогу увидеть только на очень маленьком расстоянии. Сантиметров тридцать, не больше. И не чётко. Вы же знаете, что первые несколько месяцев грудные дети воспринимают окружение в виде расплывчатых пятен.

– Да-да, я знаю…

Он выпрямился. В его взгляде, направленном на Василису, появилось вдруг что-то такое, что мне совсем не понравилось. Не уверена, но мне показалось, что Арсеньев тоже как-то поскучнел.

– Арнольд Вениаминович, вы можете мне сказать, что мне теперь делать?

– Прежде всего перестать беспокоиться и продолжать жить! – бодро отозвался он, вновь усаживаясь в своё кресло. – Нам же с вами нужно будет ещё несколько раз встретиться. Вы же понимаете, Маргарита, что история ваша необыкновенна и требует точно таких же необычных способов её разрешения. Давайте сделаем так: я попрошу вас прийти ко мне, скажем, послезавтра, за это время я полистаю кое-какую литературу, поразмышляю, и мы с вами ещё раз побеседуем. Думаю, что в присутствии доктора Арсеньева уже не будет необходимости. Ну что, договорились, Маргарита Станиславовна?

– И вы сможете нам помочь?

– В мире нет ничего невозможного, дорогая моя! – воодушевлённо воскликнул он.

– Хорошо, Арнольд Вениаминович, тогда до послезавтра. В какое время мне подойти?

– Да можете прямо с утра, вам удобно будет?

– Думаю, да.

– Всего доброго, Маргарита! Иван, а ты задержись буквально на секунду.

– Маргарита, я могу вас о чём-то попросить?

Арсеньев обернулся ко мне. Он довёз нас до дома всего за каких-то двадцать минут. Машин на улицах было мало.

– Слушаю вас, Иван Семёнович.

– Я понимаю, что вы всё равно сделаете по-своему, но всё-таки…

– Говорите уж, не тяните, Иван Семёнович, – поморщилась я.

– Вы можете больше не посещать Левандовского?

– Как?! – вот уж этого я никак не ожидала от него услышать! – Этого гениального психиатра? Единственного человека в мире, который в силах мне помочь?!