Прошу любить и не жаловаться

– А что случилось? – удивились мы. – Почему так рано все на ногах?

– Рано? – хмыкнул Сёмочка. – Я понимаю, у вас, у москвичей, двенадцать часов дня – ещё не свет и не заря, а мы уже коров подоили и телят на луг выгнали!

– Двенадцать? – мы с Мишей переглянулись и покраснели.

– Двенадцать! – укоризненно повторила Алиска. – Сколько можно в постели кувыркаться?

– Алиса! – в один голос рыкнули на неё родители и смущённо посмотрели на нас.

– А что, мамочка? – удивилась девочка. – Ты же тоже мне так говоришь, когда я в садик не хочу вставать!

– Взрослым так нельзя говорить, Алиса! – строго отчитала сестру семилетняя Соня. – Они не кувыркаются в постели, как маленькие детки! Они…

– Соня! – опять рявкнули Дашка с Семёном.

– А я знаю, почему тётя Женя с дядей Мишей так поздно встали! – похлопав ресницами, заявила Тамарка.

– Почему? – спросила Алиска.

– Всё, хватит об этом! – стукнул по столу рукой Семён. – Садитесь завтракать, ребята! А вы, мамипапины дочки, ну-ка, брысь отсюда!

– Что, уже доесть нельзя? – возмутилась Женька. – Я, между прочим, ни слова не сказала!

– В комнату забирай свою чашку! – скомандовал отец. – И чтобы духу твоего тут не было!

– Вот так всегда! – заворчала девочка, цепляя чашку с молоком рукой. – То – ведите себя как взрослые, то брысь из кухни, вы ещё маленькие!

– Без разговоров! – прикрикнула Дашка, сдерживая улыбку. Женька шустро выскочила из кухни за сёстрами, напоследок оглушив нас криком «Горько!», и громко захлопнула дверь. Мы расхохотались.

– Хулиганов воспитали мы с тобой, мать! – ухмыльнулся радостно Семён.

– Нам тоже ваши детки нравятся, правда, Миш? – обняла я Мишку за шею.

– А то! – гоготнул Михаил.

– Сёмочка, а чем ты сегодня заниматься собираешься? – невинно спросила я, делая глоток из своей любимой кружки.

– Куда тебя отвезти надо, Белка? – не поддался на уловку мой старый друг.

– Не меня, – я поцеловала в щёку Мишку, – вот этого туриста. Мне к Марии Степановне нужно, а Мишка хочет Арбузов наш посмотреть. Побудешь сегодня гидом?

– И я! – в кухню влетела Алиска. – Я тоже хочу быть гидом! А что такое гид, папочка?

– Это такой строгий дядя, дочка, который дёргает за уши тех, кто подслушивает под дверью!

– Я вовсе не подслушивала! – помотала головой Алиска, честными глазами смотря на нас. – Мы просто с Соней на полу сидели около двери!

– Ябеда! – Сонькины косички мелькнули в проёме двери.

– И так каждый день! – сказал весело Семён. – Сонька, иди сюда! Поедешь с нами дяде Мише город показывать?

– А ноутбук можно с собой взять? – хитро блеснула глазками Соня.

– Никаких ноутбуков в машине! – строго свела брови Даша. – Езжайте, ребята, а я пока обед приготовлю. Жень, ты с Марией Степановной-то уже договорилась?

– Ещё из Москвы, Дашут. Ты же знаешь, как у нас всё строго.

– Знаю, потому и спрашиваю.

Семка довёз меня до дома моей тётки, мы расцеловались с Алиской и Соней, и я выскочила из машины.

– Подожди, Женечка! – окликнул меня Миша, вылезая вслед за мной. – Ты меня забыла поцеловать!

– Маша-растеряша! – донёсся из автомобиля Алискин голосок.

– Ах, как я могла? – улыбнулась я и чмокнула Мишу в щёку.

– Женечка, – посмотрел мне в глаза Миша, – я должен тебе сказать что-то очень важное!

– Прямо сейчас?

– Да! – выпалил он. – Женя, я без тебя не смогу жить. Ты возвращайся поскорее, хорошо?

– Мне кажется, я тоже без тебя уже не смогу, – помолчав, ответила я.

– Женечка, – стиснул он мои пальцы, – счастье ты моё курносое!

– Миша, это я курносая! – прижалась к окну носом Алиска. – Значит, я тоже твоё счастье?

– Иди уж, счастливчик! – улыбнулась я. – Назначаю тебе свидание ровно через два часа на этом же самом месте!

Я побежала к подъезду.

ГЛАВА 22

Моя тётя Мария Степановна – очень хороший человек. Только не все окружающие это понимают. Я, кстати, тоже вхожу в их число. Да что там скрывать, и мама, её двоюродная сестра, тоже! Начать с того, что я никогда не называла свою тётю тётей. Только Мария Степановна и никак иначе! Так решила сама Мария Степановна, когда я, будучи двухлетней крохой, только-только начинала говорить.

– Не смей, Наталья, обращаться ко мне этим мещанским словом в присутствии Евгении! – строго выговорила она маме, когда та случайно ляпнула мне: – А это, Женечка, твоя тётя Маша!

С тех пор никогда с моих губ не срывалось страшное слово «тётя». Впрочем, видела я свою родственницу не часто. Мария Степановна сторонилась маминой семьи, считая её брак мезальянсом. К слову сказать, мамин род ведёт своё начало откуда-то с древних времён, настолько древних, что у Марии Степановны каждый раз при упоминании о столь давней старине закатываются глаза, а губы становятся похожими на тонкий и очень острый нож. Впрочем, презрительно поджимать губы при каждом случае – тётино любимое занятие. Вот и сейчас, увидев меня на пороге своей огромной квартиры, уголки губ Марии Степановны моментально опустились вниз.

– Здравствуйте, Мария Степановна! – чопорно поздоровалась я, немного удивившись тому, что дверь она мне открыла сама.

– Здравствуй, Евгения! – кивнула она мне холодно. – Ты опоздала на двенадцать минут!

– Простите меня, Мария Степановна, не рассчитала время!

– Очень жаль, что за пятнадцать лет ты ничуть не изменилась! – лязгнул её голос, и она сделала шаг назад. – Что ж, заходи.