Путь наверх. Бессмертная

Ария поднялась на ноги, взяла оброненный плат, набросила на голову. Феанор шагнул к ней и схватил её за локти.

– А вот мне есть дело, под кем ты будешь, царица! – негромко проговорил он. – Узнаю что, на куски порублю и в море рыбам скормлю, поняла меня?

– Руки убери! – ледяное презрение было в чёрных глазах Арии.

Он отпустил её руки, она поправила платок, завязала. Да что же это, что за морок застит ему глаза? Зачем он ищет вражды с нею? Она же дитя совсем ещё! И так судьба ей уготована, врагу не пожелаешь, и он, будто бесом одержимый, нет бы, уступить, как мудрый муж неразумному дитя…

Ария повернулась к нему, уже овладевшая собой, спокойная, надменная, презрительная.

– Ты за это не беспокойся, Феанор, – утешила она царя, – твоя честь не пострадает. Мне всё одно-едино, ты или кто другой, мне вы одинаково противны все, кобели блудливые.

– Все? – усмехнулся дурашливо Феанор, и опять в голосе его появились тягучие, медовые нотки. – Все-все? – уточнил он, близко наклоняясь к ней. – И я?

Ария захватила в горсть его бороду с колокольчиками в косичках, подтянула к себе и уверила:

– Все! Но ты, Феанор, больше всех!

Царь перехватил её тонкое запястье, хотел стиснуть до боли, проучить дерзкую девчонку, но пальцы, будто своей жизнью жили, отдельно от сознания; нежно погладили тонкую девичью руку. Она охнула и тот час же отпустила его бороду.

– Значит, война? – протянул Феанор, улыбаясь. – Как скажешь, моя дорогая, как скажешь… – мягким, кошачьим движением повернулся на носках, шагнул к двери, отомкнул засов и вышел.

Ария осталась одна. И вдруг острое, мучительное одиночество нахлынуло на неё, тоской сдавило сердце. Вспомнились слова Бессмертного: «Ты одна будешь в битве с Дагоном, и никого рядом». Так, пускай. Битву она выдержит. То, ради чего пришла она на эту Землю, она пройдёт достойно. Но и до битвы – одна, и после битвы – одна. Есть, правда, выбор – подчиниться прихоти царя. И он будет любить её, она не сомневалась. Покуда не наиграется. А потом забудет где-нибудь в полутёмной комнате дворца, как надоевшую куклу.

«Нет!» – вслух сказала Ария. Вышла из комнаты, быстро миновала длинный коридор, террасу, спустилась вниз, потребовала коня привести и поехала к морю. Одна.

Море неспокойно было. Ветер дул, гнал тугие лохматые волны, с разбегу разбивая их о скалы. Опять пошёл снег – редкий, крупный, тяжело налипал на корабельных перилах, на свёрнутых парусах. Девушка протянула руку, поймала снежинку на ладонь, но рассмотреть стрельчатые узоры не успела: снежинка растаяла.

Она медленно поехала вдоль берега, далеко оставив позади себя крепостную стену, и остановилась, поняв, что нашла то, что искала. Вот то место, жертвенник Дагона.

Гладкая отвесная серая скала, кольца с цепями врезаны в камень. Здесь морское чудовище утоляет свой голод. Ария подъехала ближе, взяла в руку обрывок цепи, увидела пятна ржавчины на ней. Их оставила невинная кровь мучеников; засыхая, проникая в железо, изъела его.

Скала уходила в море. Царица спешилась, подошла к обрыву. Да, здесь глубоко, очень глубоко. И здесь она будет ждать Дагона вместе с обречёнными стать жертвой. И первый удар нанесёт, стоя на твёрдой земле. А потом примет битву в море.

Взметнулась волна, окатила её с головой. Девушка встрепенулась, дыхание перехватило, так холодна была морская вода. Платье, платок насквозь промокли. Она облизнула соль с губ, всмотрелась вдаль. Ничего не увидела в морских волнах, но ощутила вдруг странное чувство – тянущую боль в спине, под рёбрами, даже не в спине, а ближе к бокам.

Вдруг на какой-то миг стало трудно дышать, будто обручем сжало грудь. А потом там, с обеих сторон чесаться стало, жечь изнутри. «Верно, от морской воды, – подумала Ария, – золотые нити платья скребут через рубашку», – и поспешила обратно во дворец, переодеться, покуда не замёрзла совсем под пронизывающим ветром.

Подъезжая к дворцу, увидела на смотровой башне Феанора. Царь смотрел в подзорную трубу, и, вне сомнения, видел её у жертвенника. «Ну и пусть!» – подумала озлобленная Ария.

Покуда въехала в ворота, спешилась, коня завела в конюшню, её колотило от холода. Чаю бы горячего, с мёдом и гвоздикой! И Феанор вышел на крыльцо, лениво окинул её насмешливым взглядом, спросил ехидно:

– Не холодна водичка-то для купания?

– В самый раз! – огрызнулась Ария.

– Губы-то синие! – царь перегнулся через перила, не давал ей пройти. – Согреть горячим поцелуем?

– Уйди с дороги! – взгляд царицы был полон презрения. – А то сброшу вниз, не посмотрю на корону!

– О! – Феанор развёл руки. – Жуть, как страшно! Иди-иди, бешеная, суши задницу! – и посторонился, пропуская её.

Ария поднялась в опочивальню, кликнула девок, велела наполнить горячей водой ванную. И лежала долго, отогреваясь, успокаиваясь в аромате сушёных лепестков роз и фиалок. На мраморный край ванны положила свой меч – пусть только подойдёт Феанор! Будто забот других у царя не было, как за ней в купальне подглядывать!

А вытираясь, опять ощутила боль и зуд – симметрично, с обеих сторон на спине, ближе к бокам, под рёбрами. Нешто застудилась? Должно, на корабле ещё, когда плыли к острову, да ледяной волной окатило, добавило.

Девки принесли обед, горячий грог, Ария поела, попила, окончательно согрелась, забралась на постель и крепко уснула и проспала весь остаток дня и полночи.

Проснулась от приступа острой колющей боли под рёбрами, со стоном приподнялась, коснулась там, где болело. Горячо стало под ладонью, будто жгло изнутри. Отлежала, должно быть.

Она встала, прошлёпала к окну, откинула тяжёлую портьеру. Луна светила на небе, почти круглая, дня или двух до полнолуния недоставало. Будто живое жёлтое око смотрело сейчас на молодую царицу. Должно, так же матушка её, Лея, заточенная в высокую башню, с надеждой и трепетом глядела на эту большую небесную золотую монету.

Ария глубоко вздохнула и почувствовала, что боль под рёбрами ушла, отхлынула, не мешала больше.

– Отец мой! – шёпотом взмолилась девушка. – Дай мне сил свершить начертанное!

– Если не будешь стоять на холодном полу босиком, и не свалишься с простудой, так и свершишь, – услышала она тихий ответ.

Она даже вскрикнула от неожиданности, не сразу сообразив, что не Луна ей отвечает. Голос шёл с другой стороны комнаты. Царь спал там, на той мраморной скамье, где и в прошлую ночь ложился, покуда к ней не пришёл.

– Чтоб тебя, Феанор! – досадливо махнула рукой Ария. – Больше места не нашёл во всём дворце?

– Это наша опочивальня, – напомнил он, – жрецы по всему дворцу шастают, я и пошёл сюда, чтобы они не тревожились.

– Жрецов, сталбыть, пожалел! – вздохнула она.

– Нас с тобой пожалел! – фыркнул царь. – Они, знаешь, какие нудные? Потом жизни не дадут с постами своими да молитвами! На острове с незапамятных времён особенно почитают культ Весты, если ты не знала ещё.

Ария вернулась к своей постели, взяла подушку, подошла к Феанору.

– На, – протянула ему.

Она почти не видела его лицо в темноте, но была уверена – царь улыбался. Всегда улыбался, когда смотрел на неё. Что такого смешного видел в её лице Феанор?

– Одеяло дать тебе? – спросила она.

– Не нужно, моя дорогая, – мурлыкнул он в ответ, – я моряк, я привык к холоду, и спать там, где ночь застанет.

– Вот и спи! – отрезала Ария. – И не вздумай взять меня спящей, понял?

– Куда взять? – уточнил Феанор.

– Взять! – она внезапно смутилась и не нашлась, что ответить.

– Куда взять-то? – рассмеялся царь. – Спи, дура, я никуда не еду!

Глава пятая

Ария – значит, «избранная»