Путь наверх. Королева

– Ты даже не за свой народ готова голову сложить, – хмуро заметил Говард.

– Это будет мой народ, – уверила она, – это уже мой народ.

Демира не знала тогда ещё, как наденет корону Руаны, ведь у этой красивой богатой страны был свой король. Но лекарь не посмел скрыть от владыки, что, вражеская стрела, ударившая его в бок при обороне городских ворот, отравлена, и счёт его жизни идёт на дни.

Дошла до государя молва о бесстрашной гордой воительнице, чьё войско стояло у стен города и намеревалось атаковать армию Пиара. Почтовый голубь ныне принёс послание с известием быть готовым и ждать сигнала, чтобы войска объединились и разгромили захватчиков.

Вирджил Великий и его первый министр Дан Лукас стояли на дозорной башне и смотрели на мерцающие огни костров в становище Демиры. Медленно действующий яд каждодневно подтачивал силы короля, но ещё не сломил. Крепок был этот дуб, не зря народ прозвал его Великим. Высокий рост, сила и стать, мудрый спокойный взгляд, чистый лоб, чело, достойное нести корону.

– Как можно довериться рабыне? – Дан Лукас перехватил взгляд короля, нацеленный на далёкие огни.

Вирджил Великий опустил подзорную трубу и медленно повернулся к министру.

– Раб тот, Лукас, чей разум рождён в неволе, а она рождена свободной, – возразил он.

– Она связана с нечистым, с Последним из Ордена Сов! – министр выбросил более весомый аргумент. – Она ведьма!

– Ведьма или нет, Лукас, но она освободила полстраны моей и собрала армию, готовую умереть за честь Руанской короны, – спокойно напомнил король, – тогда как лучшие мои воины уже год сидят под защитой этих стен, боясь нос высунуть наружу.

– Она мечтает занять королевский трон! – Дан Лукас понизил голос до шёпота.

– Та, что способна принести великую победу, достойна трона! – ещё спокойнее ответил государь.

Министр в ужасе отшатнулся, и во взгляде его читалась жалость, ибо король не здоров, повредился рассудком от долгой осады и неизвестности. А как иначе объяснить? Король готов отдать свой трон рабыне!

Да. Завтрашний день предвещал великие события. Но ночь не уступала дню.

Лунный свет скользнул в прореху войлока, пробежал по стенам шатра и лёг на колени военачальнице. В лагере ещё не спали. Слышались обрывки разговоров, бряцанье оружия, кто-то негромко пел, кто-то сдержанно смеялся. Демира смотрела на лежавший на её ладони медный зуб, что она нашла тогда в песках, после боя с легионом Света.

«Зарой его в землю, там, где много места. Тогда, когда тебе будет по-настоящему трудно. Ибо только единожды можно сотворить это чудо», – в памяти встал неизгладимый образ Арий Конрада. Демира тяжело вздохнула.

По-настоящему трудно будет завтра. Её войско столь мало против армии Пиара, что он и времени не стал тратить, чтобы отогнать их от стен Сенота. На что надеялась она, приведя сюда людей, числом в десяток, а то и дюжиной раз меньшее той армады, с которой должно сразиться? Демира колебалась ещё, когда полог шатра поднялся, и вошёл Говард.

– Мы разбросали камни, пришло время собирать, – сказал он, – завтра решающая битва. Последняя моя битва, – добавил, глядя в глаза Демире.

– Последняя? – растерянно отозвалась она, ещё во власти своих дум. – Зачем говоришь так? – встряхнулась, поняв смысл его слов. – Беду накличешь!

– Каждый зверь предчувствует свою погибель, – спокойно проговорил Говард, – а человек умнее зверя. Завтра я умру в бою.

– Верно, спятил ты! – разозлилась Демира. – Устал от сражений! Пойди, отдохни!

– Демира! – воевода опустился перед нею на колени и взял в свои ладони её руки. – Я люблю тебя, Демира! – спокойно и просто признался он. – И зная о том, что ты отказала Последнему из Сов…

– Что? – она побледнела, вырвала из его рук свои, и встала. – Что тебе наплёл Ливий?! Встань!

Говард поднялся и смотрел на неё свободно и прямо.

– Я прошу тебя о великой милости: быть моей в эту ночь, – закончил он, – я люблю тебя, и завтра умру за твою корону, но сегодня…

В голосе его было столько уверенности и силы, что Демиру бросило в дрожь.

– Что тебе пригрезилось, Говард?! – вскричала она. – О какой погибели ты говоришь?! Ты, сильный и храбрый воин…

– Время пришло, моя королева, – ответил он, принимая неумолимость грядущего, – завтра я встречу последний свой рассвет. А нынче ночью прошу тебя остаться со мной. Я люблю тебя, Демира. Такой любовью, за которую не страшно и не жалко умереть.

– Ты нагрезил себе эту любовь! – нахмурилась воительница. – Нет такой любви! Ни друг, ни враг её в лицо не знали!

Его взгляд пересёкся с её – горячим, гневным, и Говард опустил голову.

– Прости меня, – тихо сказал он, – и забудь мои пустые речи.

И Демира вдруг ясно осознала, что не будет возврата к прошлому никогда, и путь её другой. Цель была так близка, вот они, стены осаждённого Сенота. Вот тот, кто рука об руку идёт с ней. Вот тот, кто жизнь готов отдать за Королеву. Тот, кто любит её, и кого могла бы любить она, если бы захотела.

Она поняла вдруг, как устала от войн, она слышала, как кровоточит истерзанное сердце. Как хочется быть слабой, под защитой крепких, сильных рук! И не задавать вопроса: что дороже – любовь или бессмертие? Он пришёл просить у неё, как великой милости, древнего обряда – обладать женщиной накануне битвы. А завтра готов умереть за неё. Разве величию Арий Конрада доступны такие грани?

Демира выбежала из шатра. Она знала, что лагерь ещё не спит, и её солдаты увидят, что она сделает сейчас, но не смутилась, не побоялась уронить себя. Она догнала Говарда, схватила за плечи, развернула и поцеловала сильным, отчаянным поцелуем. Он подхватил её в объятия, отвечая на её поцелуй так же отчаянно, яростно, поднял её на руки и понёс в шатёр.

Потом они лежали молча, ничего не говорили друг другу. Демира, потрясённая глубиной и силой его чувства, и своим порывом, прижалась лицом к его груди, слушала его дыхание. Боль пронзала её душу, как пронзает спину нож, ибо сейчас только, приняв любовь другого мужчины и принадлежа ему, она прощалась с Арий Конрадом навсегда. Оставалась между ними ещё духовная связь, чувствовала Демира незримый оберег его силы через расстояние и время, но теперь этой связи пришёл конец. Последняя память хранилась у неё, последнее средство – древний медный зуб, и воительница поднялась с ложа.

– Я вернусь вскоре, – сказала она Говарду, – и до рассвета буду с тобой. Жди меня, – она оделась, шагнула из шатра, но придержала полог, оглянулась.

Руанский воевода смотрел на неё, и взгляд его светился тихой радостью, успокоением. Тягостное предчувствие сжало сердце, она упрямо мотнула головой, отгоняя его, и вышла.

Демира далеко ушла от лагеря. Пустынная равнина простиралась на мили вперёд – места хватит. Она зарыла в землю медный зуб и села поодаль в ожидании.

Земля спала. Дымка облаков укрывала стены осаждённого Сенота. Демира смотрела сонным взглядом в еле зримые в тумане очертания смотровых башен. Ничего не происходило. Облака скрыли лунный диск, тьмы покрывало окутало степь. Незаметно для себя она стала отплывать в дремоту.

Лёгкий металлический скрежет пробудил её. Демира встрепенулась, протёрла глаза и посмотрела туда, где зарыла медный зуб. Там земля поднялась горбом, будто изнутри её прорастал огромный цветок, потом треснула, и наружу показались твёрдые, будто каменные, серые гребни.

Земля задрожала. Мерный гул, нарастая, пошёл из неё, и Демира вскочила на ноги и побежала прочь отсюда. Сильный удар бросил её вперёд, она упала лицом в траву, комья влажной глины посыпались сверху. На миг всё стихло, а потом страшной силы рёв оглушил её. Держась за ушибленный бок, воительница тяжело поднялась и обернулась.

– Боги всесильные! – вырвалось у неё.

Огромный серо-жёлтый дракон стоял там, опершись на мощные передние лапы, нетерпеливо возил по земле длинным тяжёлым хвостом. Маленькие злобные глазки, не мигая, смотрели на Демиру.

Рука военачальницы скользнула к бедру, вытащила из ножен меч.

«Приказывай, госпожа! Слушаю тебя и повинуюсь тебе», – услышала Демира внутри себя, в своём сознании. Она отбросила страх и взглянула в жёлтые глаза дракона.

«Я – твой раб. Приказывай».

Или грезится ей это? Нет, не грезится. Дракон не выказывал враждебности, а, замерев, ждал. Последний дар Арий Конрада. «Только тогда, когда тебе будет по-настоящему трудно». Сейчас или никогда. Больше такого шанса не будет.

Демира решилась.

– Дай забраться к тебе на спину, – потребовала она.

«Повинуюсь, госпожа».