Компромат на кардинала

– Сережа, да хватит тебе стоять! Ну что ты там на сцену облокотился, как будто ноги не держат. Ты мне помогать должен, а ты что стоишь? Иди сюда!

Сергей нехотя приподнялся. Как-то очень удобно сцена поставлена в этом маленьком зале, низкая такая, как раз под задницей, и не хочешь, а присядешь на нее. Шагнул – и сразу чуть не споткнулся о внезапно открывшуюся дверцу внизу. Там уборщицы хранят всякие тряпки, швабры и вечно забывают закрыть как следует. Ее вообще с первого взгляда не разглядишь, никакой задвижки там нет, ни щеколды, ничего. Когда-нибудь кто-нибудь здорово запнется и расшибет себе нос. Между прочим, через эту дверцу можно пролезть под сцену, а оттуда пробраться заколоченным ходом в подвал, из которого, кстати, тоже нет выхода, зато в нем есть окошки на Покровку, забитые теперь крест-накрест, чтобы кошки и крысы не лазили. Раньше, когда Сергей только еще пришел в студию, они с пацанами как-то забрались под сцену и протиснулись-таки в подвал. Майя голову сломала, куда они подевались. Вот только что были – и уже их нету. Интересно, тот ход еще сохранился? Надо бы проверить, только зачем? Да теперь небось и застрянешь, если полезешь туда, все-таки подрос мальчонка.

– Что еще мне не нравится? Слоу энд… На «энд» меняется ведущая сторона. Вы танцуете, как дилетанты. Стороны ваши не работают. А ведь они должны работать и в латине, и в стандарте!

Майя говорит, Ирина ей звонила на днях, звала в «Наутилус» на свое новое шоу. Жаль, что у Сергея именно в это время будет выступление в «Рэмбо», а то сходил бы с Майей за компанию. А может, и нет. Все-таки еще жива обида на Ирку, очень жестоко она подвела и его, и Майю. Уж сколько та денег, сил в нее вложила, сколько баксов тратила на концертные платья, и что? Впустую! Ушла красотка и не оглянулась. Майя аж заболела тогда от расстройства. А может, правду говорит, что Ирка напустила на нее какую-то порчу. Так сказать, из благодарности. Она почему-то была убеждена, что Майя наживается на них. Ни хрена себе наживается! Один только конкурс – в Нижнем, а не в Москве! – провести стоит чуть ли не тридцать тысяч зеленых! Поди-ка, вытряхни такую сумму из спонсоров. Да сколько раз Майя свои деньги вкладывала, причем без всякой надежды заработать, даже без надежды вернуть их, – один Сергей это знает. Но Ирку было не убедить. Это ей мамаша в голову втемяшила – а мамаша у нее сущая ведьма. Может, она и напустила на Майю порчу. И уж точно именно она приворожила Ирке этого ее богатого мужика, который ей и ее подтанцовщице устроил протекцию в «Наутилусе», и рекламу отличную сделал, и дал денег на обалденные сценические костюмы. Не то что Сергей с Петром и Женей, с которыми он работает в «Рэмбо». Господи, как вспомнишь, из чего они шили свои костюмы… Хотя, говорят, неплохо получилось.

Нет, все же девчонкам легче. Всегда найдется какой-то богатый дяденька, который с удовольствием раскроет для них кошелек. Конечно, за все надо платить натурой, но это уже как бы само собой. Это уже почти нормально воспринимается, если речь идет о девчонках. Но с парнями совсем иначе дела обстоят…

– Да что у нас такое сегодня с медленным фокстротом?! Снова шаг-перо. Слоу… девушки, вы здесь активно пропускаете партнера мимо себя. Стараетесь сохранить контакт в бедрах, но пропускаете его мимо. Проносите ногу свою за счет того, что подтягиваетесь, здесь нет подъема на носки, работают только колени, но оч-чень активно! Контакт в бедрах сохраняем, я же только что сказала! Матерь божия! Здесь меня кто-нибудь слышит или просто так на танцы пришли, порезвиться?

Сергей мельком улыбнулся, делая вид, что слышит. Мысли о конкурсе так и не шли из головы. И вдруг вспомнился разговор, который завязался, когда они с Майей возвращались с конкурса «Спартак».

В их купе ехала еще какая-то женщина в черном брючном костюме, которая рассеянно поздоровалась и сразу забралась на верхнюю полку, хотя Сережа и сделал попытку уступить ей свою нижнюю. Там женщина включила маленький свет и зашелестела страницами огромной толстенной книги, сразу потеряв всякий интерес к попутчикам.

Четвертым же в купе оказался Павел Малевич, знакомый и Сергея, и Майи, тоже руководитель студии бальных танцев из Нижнего. Он-то принял предложение Сергея поменяться полками как должное!

Малевич вел свою студию в том же Доме культуры, что и Майя, и хоть они знали друг друга сто лет, хоть считались товарищами по цеху, но все эти сто лет тихо соперничали – а иногда даже не очень тихо. Малевич дико завидовал, что у Майи и в детской школе, и во взрослой, и в студии, где занимались ребята годами, десятилетиями, можно сказать, народ стабильно держался, а от него с женой ученики уходили один за другим, хотя у Павла и Нелли Малевичей, конечно, имя было погромче, чем у Майи Полуниной, и связи покрепче, и денег побольше. Однако же вот…

Как-то раз Сергей случайно слышал в раздевалке разговор двух девушек, которые перешли от Малевичей к Майе:

– Да ну его на фиг, он на меня смотрит с таким отвращением! Деньги берет, это нормально, даже улыбается, а как начну танцевать, сразу рожа такая, будто его вот-вот прямо на меня вырвет!

– Ты что? – изумленно спросила вторая. – А как ему еще на тебя смотреть, если он педик крутейший?! Для него всякая женщина – исчадие ада, и вообще…

– Мале-евич?! – протянула первая. – Педик?! Да брось-ка!

– Вот тебе и брось. Это сейчас он попритих, а раньше знаешь какие слухи о нем ходили? Говорят, – голос ее слегка понизился, – был даже какой-то процесс, только это дело спустили на тормозах, все-таки еще при коммунистах они с женой были очень известной парой, честь области защищали, то-се, всякие призы пачками брали…

– Слушай, да ведь он женат! И как же он с женой живет, если…

– Дитя! – покровительственно усмехнулась вторая девушка. – Зачем ему с ней жить? То есть я хочу сказать, внешне они пара, все чин-чинарем. Но у нее своя, совершенно особенная личная жизнь.

– Она что, лесбиянка? – ахнула совершенно потрясенная подруга.

– Нет, зачем? Она нормальная баба, только мальчиков старше двадцати лет в постель не берет. Нравится ей младший возраст, понимаешь? Как Давиду. Это он, что ли, девочек брал в постель, чтобы они согревали его кровь?

– Господи, какой еще Давид?! Он тоже студию бальных танцев ведет, что ли? Да они в этом бизнесе все извращенцы?!

– Не все. Наша Майя Андреевна абсолютно нормально ориентирована. У нее знаешь какой мен? Застрелиться и не жить! А Давид, кстати, был…

Тут кто-то вошел в раздевалку, и разговор прервался. Ничего интересного Сережа больше не услышал, и про Давида ничего не узнал. Но это точно был не преподаватель бальных танцев, их всех в Нижнем Сергей знал наперечет!

Но какая бы ориентация ни была у этого самого Давида, Малевич в самом деле считался довольно известным педиком. Однако последнее время он вел себя вполне прилично, и слухи как-то сами собой улеглись. К тому же от ребят из Майиной студии он держался на почтительном расстоянии: Сергей как-то случайно слышал, что отец одного из мальчишек пообещал собственноручно кастрировать Павла Васильевича, ежели тот лишь посмеет протянуть свои грязные лапы куда не надо, пусть даже мысленно, ну а становиться кастрированным педиком тому, вероятно, не хотелось. То есть обычно все было как в лучших домах, однако сегодня, на закрытии «Спартака», они все изрядно выпили, и какие-то тормоза у дяди Паши, судя по всему, отказали.

– Видел, видел я, как у Сержа глазеночки блестели, когда смотрел на паркет, – промурлыкал Малевич, крепко кладя руку на колено Сергея, однако тотчас убирая ее, стоило тому нервно дернуться. – Да не раздувай ноздри, Майя Андреевна! Ну придется, рано или поздно придется тебе это признать: не удержишь своих мальчиков. Сколько могут они около твоей юбки сидеть? Всему, чему могла, ты их уж научила, теперь пришла пора другой школы и другой студии. Знаю, как Серж крутится – ночь через ночь в «Рэмбо» пляшет и в других борделях. Ну и сколько ты зарабатываешь за выступление? Двести рублей? Позорище…

– Кому как, – обиженно вздернул Сергей. – Где я еще столько заработаю?

– Сказать, где? – Малевич прищурился.

– Слушай, Паша, – натянуто улыбаясь, попросила Майя. – Не надо, а?

– Не надо? – Малевич хмыкнул. – Ну хорошо. Найди своим мальчишкам таких баб, любительниц молоденьких красавчиков. Мальчики днем будут их учить танцевать, а ночью трахать, но только тариф пусть установят поприличнее, чтобы не меньше тысчонки баксов в месяц! И оплачивать участие в турнирах – не на этой деревенщине «Спартаке», а в настоящих, рейтинговых, «Интернэшнл оупен». И не только парню, но и его молоденькой девочке-партнерше. Вот проблема, да? Где ты найдешь таких добреньких бабонек, чтоб и красивая была – надо же, чтобы мальчику хотелось на нее залезть, чтобы у мальчика струмент справно работал, это баба может в постели притвориться, а мужик – едва ли, – и чтобы щедрая? Красивые все сами на содержании, им самим платят, мужики платят, понятно? Баба нынче скупая пошла, ну не может она столько дать парню, чтобы он чувствовал себя нормальным человеком! Да и соперницу, которая все время перед мальчишкой молодой рожей-кожей и упругой попкой вертит, она не захочет содержать. Опять-таки, – Малевич вдруг громко икнул, – пардон, конечно, но я полагаю, что мужику принимать от бабы деньги – дюже погано. Однако если он берет деньги у друга… Хочешь, назову тебе навскидку пятерых почтенных людей, которые Сержа сделают не просто богатым, но очень богатым человеком и откроют для него путь на самый гладкий паркет? Ну какие трудности – быть полюбезнее с приятным мужчиной? У него появятся связи, деньги, он сможет ездить не только на «Спартак» или в Неметчину, но и… да, блин, хоть в Рио-де-Жанейро!

– А как насчет белых штанов? – спросила Майя сквозь зубы, и Сергей понял, что скандал-таки неминуем.

Его и самого подмывало сказать Малевичу что-нибудь не обидное (Сергей вообще не любил обижать людей), но достаточно категоричное: к примеру, а если ему нравятся девушки, то никуда от этого не денешься, себя не переделаешь ни за какие баксы, – однако, судя по Майиному напряженному дыханию, она не собиралась выбирать выражений.

Но тут случилось нечто, чего никто не ожидал. Их попутчица склонилась со своей верхней полки и, серьезно глядя на Малевича, сидевшего рядом с Сергеем, ска-зала:

– Вот из-за этого погибли Атлантида и Древний Рим.

– Чего? – растерянно спросил Павел Васильевич, и она не затруднилась повторить все с тем же серьезным, почти наставительным выражением:

Вот из-за этого погибли Атлантида
и Древний Рим.
Кто суть свою божественную продал,
тот стал другим.
Ты суть свою божественную продал –
за что, зачем?
Стать раком перед мужиком –
ведь это ж
стать ничем!

Сергей беспомощно смотрел на нее, но лица не видел – мешала горевшая позади ее головы лампочка, только мягко поблескивали волосы.

Майя тихо ахнула, а у Малевича, похоже, вообще в зобу дыханье сперло. Он смотрел наверх, и вид у него был такой, словно он сейчас ринется на незнакомку с кулаками. Однако не решился – только выдохнул:

– С-сука! – И тотчас выскочил из купе, прихватив свою сумку, все еще стоявшую неразобранной, и сорвав с вешалки куртку.

– Пожалуйста, извините его, – беспомощно пробормотала совершенно подавленная Майя. – Он выпил лишнего, ну и…

– Да нет, это вы меня извините, – мягко сказала женщина. – У меня вообще-то нет привычки вмешиваться в чужие дела, разве что крайняя необходимость возникнет. Просто не могла удержаться. А теперь спокойной ночи, да?

Она пристально посмотрела в глаза Сергею, который таращился на нее, как дурак, чуть ли не разинув рот, улыбнулась какой-то странной, беглой, словно бы на мгновение вспыхнувшей улыбкой и снова легла, но на сей раз погасила лампу и повернулась к стене.

Они с Майей тоже быстро разобрали свои постели и тихо, молчком улеглись. Малевич так и не вернулся в купе, наверное, выпросил у проводницы другое место, его полка осталась пуста, но Сережа все-таки не стал устраиваться на своей бывшей нижней полке, а полез наверх. Он почему-то долго не мог уснуть, да и потом то забывался, то вскакивал, пристально вглядываясь в очертания фигуры, тихо лежащей напротив. Когда в последний раз так странно колотилось сердце?

По-настоящему он заснул только под утро, уж и Владимир проехали. И приснился ему сон… нет, приснилась одна история, которая произошла в его жизни в реальности – а может, и нет, это как посмотреть!

Ему тогда было семнадцать, как раз в десятом классе учился. Простудился у Майи на даче в Зеленом городе: они вечно таскались туда на Старый Новый год или на Рождество, а там из отопления – только хиловатый камин. Пока есть кому подкладывать дровишки, еще ничего, однако постепенно всех смаривал сон, и к утру дачка потихоньку промерзала. Просыпались, натурально клацая зубами. И вернулся Сережа в тот день домой уже с температурой, а утром все же потащился в школу – у него были проблемы с математикой, ну а вечером студия, он опять же не мог пропустить… Короче, догулялся до воспаления легких, участковая докторша велела ложиться в больницу, а в больницу мама его не отдала: там как раз прорвало отопление, трубы перемерзли, больных кого по домам отправили, кого распихали на всякие автозаводы или в Сормово, и мама встала стеной: не ляжет Сергунька в больницу, и все тут!

Да он и сам не хотел. И так еле живой, а там и вовсе загнешься. Но как-то все шло к тому, что дома тоже вполне можно загнуться… А тут пришла соседка, мамина подруга, и говорит:

– Маша, да ты что, не понимаешь, что на парня порчу напустили? Простуда тут ни при чем. У него вон аура почернела вся, я же вижу! Надо хорошую знахарку вызвать, у меня есть одна такая знакомая, ты даже не представляешь, какие вещи она делает с людьми!

Мама Сережина, сугубая реалистка, ни в каких знахарок отродясь не верила, однако и вера в медицину у нее весьма покачнулась в последнее время. Сын таял на глазах, а помочь она ничем не могла. От соседкиных слов ей вдруг чуть ли не впервые стало по-настоящему страшно за Сережину жизнь. Она посмотрела в его окруженные тенями, ставшие огромными и уже как-то по-особенному равнодушными глаза и слабо кивнула, согласная на все.