Молитвы человеческие

– Думаю, не только нас, – отвечал Фрэнк глубоко и серьёзно. – Другие тоже молились.

Она улыбнулась, и Фрэнк понял, что по какой-то странной причине он чувствует то же, что и она: будто именно их молитва услышана. Он ничего не сказал, но предложил Мэри руку:

– Я отведу вас в каюту.

– Нет, не стоит, благодарю. Уже тихо, я дойду

сама, – и она ушла.

Фрэнк остался стоять. Опираясь на мокрые поручни, он наблюдал, как успокаивается море, как стихает ветер, как становится ровным ход корабля. Он думал о жизни, о Новом Свете, о девушке. И улыбался, потому что по какой-то необъяснимой причине Фрэнк точно знал, что теперь вся его жизнь, его будущее и девушка крепко связаны воедино: этим страхом, и этой общей молитвой, и тем, как он её защищал. И ещё он знал, что, начиная с этой минуты, она доверит ему всю себя: безгранично, до конца. И что ещё много лет они будут благодарны этой буре.

Змея

В пустыне на песке лежала змея. Она была крупная и холодная, её тело поблескивало в печальных лучах заходящего солнца, а крохотные глазки неподвижно смотрели вдаль. Змея грелась. Песок ещё сохранял дневное тепло, он струился и рассказывал змее о том, что происходит вокруг. Где-то далеко, за много миль отсюда, шумели воды оазиса. Ей нравился этот звук: он был сродни пению ветра в вечерней дали. С севера, едва слышная, незримо приближалась буря, и лёгкие завихрения воздуха говорили, что она пройдёт стороной. С той стороны, где садилось солнце, доносилась осторожная поступь льва: он охотился. Как ни мягко ступал большой зверь, змея своим чутким телом слышала и его шаги, и то, как он припадал к земле, и как втягивал носом воздух, пытаясь по запаху определить близость добычи.  Песок рассказывал  многое…

А это что за звук? Неритмичный, чуждый пустыне. Человек! – догадалась змея. Путник, неосторожно забредший в самое сердце барханов. Он измучен, ноги его заплетаются, он часто падает и лежит, собирая силы, чтобы сделать ещё один шаг. В его дыхании слышен свистящий отзвук смерти:  пустыня с её жестоким ночным ветром и колючим холодом уже вынесла ему приговор.  Змея прислушалась: человек  упал и больше не вставал. Песок долго молчал. Тогда она подняла голову и поползла.

Это оказалось недалеко. Смертельно уставший, путник лежал на песке. Глаза закрыты, лицо повернуто к небу: там зажигались первые крупные звёзды. Змея изогнулась, неслышно вползла на грудь человека и блаженно, сладостно замерла: так ей было теплее. Лёгкий ветер кружил ночь. В груди человека едва слышно билось сердце. Всё спало.

Глубокой ночью душа измождённого путника  попыталась освободиться от тела, но  ей что-то мешало, какое-то необъяснимое препятствие. Всё же она собрала  силы и – взлетела! Она мчалась стремительно, ликуя, наслаждаясь свободой, и поднималась выше и выше. Но вдруг – будто стена преградила ей путь, полёт замедлился, и душа закружилась  на месте. Блеснуло трепетное золото волос, росчерк крыла, и чистый голос произнёс:

– Остановись.

– Я пришла! – сказала она просто.

– Ты должна вернуться.

– Но почему? Мой час настал, человек умер, и тело его остывает в пустыне.

– Умирая, человек придавил своим телом змею. Она может погибнуть. Вернись и дай змее свободу.

– Змея? Простая змея?! – изумилась душа. – Но их сотни ползают по пустыне! Я же – душа человека, и так стремилась сюда!

– Жизнь каждого существа священна… – был тихий ответ.

Глубоко понурившись, душа проделала обратный путь и оживила тело. Человек полежал, потом вздрогнул и проснулся. Над его головой медленно всходило солнце. Он отдохнул и хотел продолжить путь. Но тут, холодея от ужаса, почувствовал на себе змею. Однако человек был жителем пустыни и знал, как следует поступать со змеями. Осторожно, бережно он разжал её тесное кольцо и опустил на землю. Ночью змея охлаждается и становится неподвижной, а тёплые солнечные лучи оживят её. Так подумал человек, уходя.

Прошло немного времени, и змея согрелась. Она долго лежала на песке, не шевелясь и прислушиваясь к удаляющимся шагам человека,  потом приподняла маленькую голову и поползла.

Три ангела

Три ангела спорили, кто приносит людям больше пользы.

– Мои крылья, – гордился первый, – могут донести меня в любую точку пространства с немыслимой быстротой, и человек тут же получит помощь.

– Я умею опуститься глубоко, как никто другой, – молвил второй, – и поднять со дна ада самого отчаянного грешника.

А третий молчал. Он недавно стал ангелом, и хвалиться ему было нечем.

– Ну, что же ты, – вопрошали друзья, – скажи что-нибудь!

Он вздохнул, и вдруг все увидели, что его крылья начали медленно таять. Голубое пламя лизнуло тонкий узор перьев, они сгорали, но лишь улыбка была на его устах.

– Что это? Что? – всполошились друзья.

И тогда он сказал:

– В мире появился человек, который хочет научиться летать. Я дал ему крылья.

Радость Сисоя

Лето наступило внезапно. Стремительный  ветер принёс из пустыни сухость, жажду и зной. Пить хотело всё: земля, травы, деревья, и, конечно же, люди. Те ручьи, которые снабжали город водой, иссякли. Низины высохли. Вода в колодцах опустилась так низко, что едва хватало. Страдали люди, страдали животные.

У Сисоя было двенадцать верблюдов: его гордость, его богатство. Он знал нрав и повадку каждого. Но любимцем был Белоухий. Хотя Сисой и не часто ездил на нём,  но знал, что у Белоухого поступь особая, плавная, как у тихо текущей реки. Своих верблюдов Сисой очень берёг, давал внаймы очень редко, да и то за большую цену, а когда получал обратно,  то придирчиво вглядывался, осматривал ноги: не повредили ли? Не болен ли?

Этим летом Сисой хотел дойти до Дамаска и, поселившись там, начать торговать. Он вёл свой караван от источника к источнику, день за днём убеждаясь, что вода уходила. Верблюды шли налегке, лишь на двух лежала небольшая поклажа. Наконец, он сделал привал у колодца, который люди пустыни назвали Пещерным, – рядом была пещера, – и убедился, что и этот колодец пуст.

Сисой обвязался верёвкой, прикрепил к поясу бурдюк и стал осторожно спускаться вниз: вода может быть и на дне колодца, нужно только достать её. В глубине пахло сыростью. Достигнув дна, он пощупал землю. Мокро! Значит, вода ушла недавно. Сисой знал, что делать. Он спустился ещё раз, но уже с деревянной чашей, и  установил её так, чтобы, если вода поднимется хоть немного, она наполнила чашу.

Сисой не торопился. Без воды в пустыне невозможно продержаться и дня, а значит, прежде чем пускаться в путь, нужно наполнить опустевший бурдюк. Он укрылся в пещере и отдыхал. Раз в несколько часов спускался в колодец, но чаша оставалась сухой. Настал вечер. Верблюды мирно лежали вокруг. Сисой обошёл всех, потрепал каждого по загривку и опять спустился в колодец. Наконец-то вода появилась! Она медленно просачивалась сквозь мелкий песок и почти наполнила чашу. Сисой напился, смочил лицо, опять установил чашу и поднялся.

«Ну что ж, – думал он, – придётся провести здесь день-два. Вода прибывает ночью, а это значит, что нужно спускаться каждый час и наполнять бурдюк». С этими мыслями он уснул.

К вечеру второго дня его мех немного наполнился. Как он и ожидал, уровень воды повышался ночью. Днем Сисой отдыхал в тени пещеры, а с наступлением вечера, обвязавшись чашами, спускался вниз.

…Солнце стояло высоко, когда Сисой услышал звуки приближающегося каравана и выглянул из пещеры. Впереди шли верблюды, а за ними, связанные одна с другой, чёрные унылые фигуры. Женщины!

Караван остановился у колодца, и Сисой подошёл к предводителю. Тот был не любезен.

– Воды нет, – сказал Сисой. – Я спускаюсь ночью и набираю чашу-две, но это так мало! Вам не напоить всех, нужно идти дальше.

– Утром пойдём, – кивнул предводитель и перехватил взгляд Сисоя, брошенный на женщин. – Что, хочешь купить наложницу? Не для тебя ведём! – и расхохотался.

Сисою не нужна была наложница, но, сидя неподалёку, он наблюдал.

Женщины кутались в паранджу. Они сбились в кучку, присев на камни, и терпеливо ждали, когда им дадут пить. Но никто не торопился напоить их. Сисой видел, как хозяин с работниками передавали друг другу мех с водой. О женщинах они, казалось, забыли. Те сидели тихо, почти не разговаривая между собою, и такой скорбью веяло от их фигур! У Сисоя сжалось сердце.

– Дай мне воды, я отнесу им, – попросил он, подойдя к предводителю.

Тот лениво кивнул работнику. Взяв мех, Сисой направился к чёрным фигурам. Наложницы принимали чашу с водой, пили, а он старался смотреть не на них, а в землю, чтобы не злить хозяина. И вдруг увидел ноги: маленькие, сбитые в кровь женские ноги. Заметив его взгляд, девушка тут же одёрнула юбку. У Сисоя чаша замерла в руках: они вели этих несчастных по пустыне, а сами сидели на верблюдах! Он знал, что значит идти по разогретым камням: всё равно, что по раскалённому железу! И горестно задумался…

Сколько дней они в пути? И сколько дней им ещё предстоит пройти?

Так, размышляя, Сисой сходил к своей поклаже и принёс немного елея.

– Это вам, смажьте раны, – сказал он, подавая женщинам сосуд.

Те приняли масло и стали смазывать ступни ног. Хозяин издалека покосился на Сисоя, но ничего не сказал. Сисой отошёл в сторону и лишь иногда смотрел на женщин. Они перевязывали ноги и тихо разговаривали.