Сто причин ответить «нет»

– Нет, не мог. Если бы не нагрянул к тебе на эмоциях, то к обеду передумал бы.

– Почему?

– Ты плохо на меня влияешь.

– О чем ты? – растерялась она, окутанная темным взглядом с головы до ног. Губы Принца дрогнули в едва заметной улыбке. Его теплые ладони легли ей на талию, большие пальцы скользнули вниз по животу, поглаживая и пробуждая спящий вулкан внутри.

– Думал, ты заметила…

– Что?

Крис закусил уголок нижней губы, словно решая: отвечать или нет – и Уитни резко передумала выяснять правду, пусть лучше промолчит. И он промолчал. Вместо этого Крис уверенно обхватил ее руками, приподнимая, и с грубой легкостью вжал в себя.

Искры. Много, везде: в крови, в мыслях.

Паркер… он… в общем. Ох. Хотел ее.

Жар облизал живот и бедра, и Уитни задержала дыхание, изнывая от желания проверить, как целуется Принц Паркер. Но она заставила себя не двигаться. А Крис глухо простонал ей в шею и еще крепче обнял, чтобы не сомневалась.

– …и гореть мне в геенне огненной до конца лета, Майлз, – заключил он и буквально оттолкнул ее, переводя дыхание. А она, оглохшая от гулких ударов собственного сердца, не смогла ни слова вымолвить, только подумала обреченно: «Не тебе одному…»

Крис вышел в прихожую, чтобы взять сумку, а Уитни на подгибающихся ногах добралась до двери в чулан, открыла ее, являя миру стиралку и стоящую на ней сушилку, и надтреснутым голосом спросила:

– Сам справишься?

– Я удивлен, что ты справляешься, – заметил тот, раскрывая спортивную сумку. – С каких пор богатые избалованные девочки обитают в хижинах?

– С тех пор, как решили строить свою жизнь самостоятельно, но тебе, маминой лапушке, этого не понять, – ехидно ответила она, пряча волнение. – И я снимаю только нижний этаж. Верхние закрыты. Там хозяин складирует… кое-что.

– Кое-что? – насторожился Паркер. – Наркотики?

– А мне все равно, – отмахнулась она. – За такую смешную аренду пусть хоть химическое оружие туда-сюда носит.

Крис посмотрел на нее с восторженным ужасом, в глазах цвета горького шоколада мелькнуло нечто вроде праздничного фейерверка, и будущий муж завис – снова, как прежде. Просто стоял и глазел, пока она забрасывала в стиралку одежду, ту самую, в которой он дрался вчера. Бандана выглядела особенно брутально, но Уитни не боялась крови. Только темноты, пауков и одиноких принцев.

Она невозмутимо захлопнула круглую дверцу стиралки и объявила:

– Через час будет готово. На завтрак я собираюсь насладиться божественным смузи из шпината и тыквы. Присоединишься ко мне?

Паркер вышел из режима «заморозки» и хмыкнул.

– Тыквы? Из чего же фея-крестная тебе карету сделает, если ты всю тыкву съешь?

– А я пешком дойду, куда мне нужно, – возразила Уитни, поправляя высокий хвост. – И перестань подкалывать по поводу Золушки, Паркер. Я далеко не терпила. Только попробуй обидеть меня, и получишь волшебного пенделя.

В ответ он рассмеялся, укоризненно качая головой, и его низкий, беззаботный смех показался музыкой. Обычно аккуратно зачесанная челка Криса съехала на одну сторону, прикрывая лоб наискосок, и он меньше всего походил на знакомого с детства механического принца. Аж сердце защемило от его будничного вида, а Паркер, иронично изогнув бровь, начал перечислять на пальцах:

– Сообщница наркодилера, бунтарка, драчунья… Великолепно. Мать будет в восторге от моего выбора.

Уитни улыбнулась в предвкушении и, вскинув подбородок, пообещала:

– Вот увидишь, расколем ее, как хрустальную туфельку.

Глава 7

Крис

Альберта спала на его кровати. Рядом, на полу, лежал перевернутый бокал; полупустая бутылка вина была прикрыта бюстгальтером. Крис не держал дома алкоголь, значит, с собой принесла; утром даже не заметил.

– Не волнуйся, я доставлю ее домой. Закажу такси, когда она проснется, – пообещала Олсен.

– Дай знать, если будут проблемы с ее отцом.

– Думаю, он только обрадуется, что дочку нашли не в морге.

Крис согласно кивнул и направился в гардеробную, чтобы переодеться. Бежевая рубашка, серые брюки… Встретиться с Уитни договорились в парке, так что можно обойтись без галстука.

Он уперся руками в край комода, где хранил запонки и часы, и шумно выдохнул, прикрыв глаза.

Что я творю?

Крис не узнавал себя. Авантюры были не в его духе, он презирал импульсивных людей. А сейчас сам собрался рвануть по встречной, чтобы сократить путь к заветной цели.

– Отдашь ей кольцо Паркеров? – раздался спокойный голос сестры.

– Да. Хорошо, что матери не отвез.

Крис открыл узкую полку в комоде. В одном из футляров взял старинные гербовые запонки – те самые, которые Уитни украла когда-то; их Тони вернул в прошлом году. Затем нашел «кольцо всевластия» – реликвию графского рода, чей титул учредили в XV веке, когда предки Паркеров прибыли в Шотландию в свите королевы Джоан Бофорт. Кольцо когда-то оказалось тесновато для Сиенны, и расширять не стали, купили новое. У Майлз пальцы вроде тоньше, но даже если и не подойдет, то для фотографии с объявлением сгодится.

Он положил реликвию в карман брюк и глянул на часы: пора.

– Эй, Крис, имей в виду… – окликнула его Олсен, когда он уже выходил из квартиры.

– Да-да, знаю. Не обижать Уитни.

– Именно.

– …но если план полетит к чертям, то помни, что это была твоя идея.

Сестра рассмеялась:

– Идея-то моя, но ты мог ответить «нет». Так что последствия останутся исключительно на твоей совести, братишка.

Это-то и беспокоило: стоило притронуться к Майлз, и совесть отключалась автоматически. Проклятая биохимия. Утром чуть мозг не выжгла при появлении сонной Уитни. Еще и кружку разбил.

Крис спустился в подъезд старой многоэтажки, где обитал последние пару недель, и сел в припаркованный черный джип, который арендовал до конца лета. Мать настаивала, чтобы наследник жил в семейном гнезде, в Паркер-лодж, и ездил исключительно с водителем, но Крис на дух не переносил чужих людей в личном пространстве. А мать была чужой. Как и водитель.

Июньское солнце не палило, а грело, и трава в парке у Эдинбургского замка была усеяна семьями, которые отдыхали в эту, казалось бы, самую обычную субботу. Крис сто лет не гулял по общественному парку в выходной день. Он брел вдоль аллеи, разглядывал городской пейзаж и поражался, что забыл, как это – просто жить и ни о чем не беспокоиться, вот так, средь бела дня, в окружении незнакомых людей.