Полюбить Ареса

– Умница.

Он снова взял ее за руку и подозвал менеджера. Пошептался и незаметно сунул тому купюру, чтобы им позволили пройти к черному ходу. Выбежав во двор с обратной стороны здания, они торопливо пошли по улочке, поплутали немного и наконец выбрались к Ермолаевскому переулку. У Сани от ветра растрепались волосы, которые до того лежали аккуратными волнами, а каблуки хотелось потерять или сжечь.

Стас снял свою мягкую кожаную куртку и набросил на плечи Сане.

– Вы дрожите.

– А вы – «вооруженный мужчина роста выше среднего, в бронежилете».

– Ничего, мы почти на месте. – Он вдруг остановился и преградил Сане дорогу, положив ладони ей на талию. – Ключи возьму, – пояснил он и сунул руки в карманы кожанки.

«Со стороны мы выглядим, наверное, как влюбленная парочка», – подумала Саня, и пружина страха внутри окончательно отпустила. Чтобы разбить напряжение, она процитировала «Мастера и Маргариту»:

– «В час жаркого заката в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина».

– Учитывая, что одному из них сразу отрезало голову трамваем, то сравнение неудачное. – Архипов хмыкнул и, оглядевшись, направился в подъезд многоэтажного старинного дома. На первом уровне был дорогой ресторан, а Стас, как оказалось, обитал на последнем. Саня даже не подозревала, что в этом здании есть обычные квартиры.

Жилище Стаса оказалось просторным, но почти без мебели. Не холостяцкая берлога, а скорее модная «келья». Правда, хозяин меньше всего похож на монаха.

Гостиная поразила не столько минимализмом, сколько предметами интерьера. Большой барочный диван, обтянутый потертой от времени темно-зеленой замшей, огромное зеркало почти во всю стену и десятка два диванных подушек разного цвета. Стопки потрепанных журналов на подоконнике, окно без гардин. Старый паркет. Ни стола, ни кресел.

Стас предложил чаю, но потом опомнился, что нет заварки.

– Обычной воды будет достаточно, – попросила Саня, и он принес ей… золоченый гравированный кубок.

– Есть деревянная кружка из Ирландии, – оправдался Архипов.

На Саню вдруг навалилась такая усталость, что она, не думая об условностях, забралась с ногами на диван и, сбросив туфли и куртку, откинула голову, глядя в потолок. Потолок был расписан фресками.

Стас включил рацию и быстро переговорил с охраной, которая осталась дома, объяснил ситуацию, не называя адресов или имен, стащил снаряжение и оставил оружие в сейфе в углу комнаты. На охраннике была черная футболка без символов; вдоль правой руки тянулся жуткий свежий порез, который по-хорошему нужно держать под бинтами.

– Утром заберу машину и доставлю вас домой. А сейчас позвоните Валентину Геннадьевичу, скажите, что все в порядке. Только эти слова, никаких деталей, – мягко напомнил он, возвращая в реальность.

– Володя! – резко выпрямившись, вспомнила Саня. – О Господи, нужно отправить ему сообщение.

Она открыла серебристую сумочку размером не больше портмоне и вытащила айфон. Двенадцать пропущенных звонков и три сообщения от Володи. Ох. Надо же было отключить звук! Нехорошо получилось.

От резкого скачка эмоций появилась рассеянность, стало трудно реагировать на окружающий мир. От стресса Санин организм всегда падал в обморок, не оставляя выбора. Немного помогал крепкий кофе, но вряд ли он имелся в этой квартире. Хладнокровие закалялось также бесконтактным боем, который она практиковала последний год, но иногда нервы все равно сдавали. Вот как сейчас. Можно было помедитировать, но еще лучше – просто лечь поспать.

Саня отправила смс-ку своему явно рассерженному парню, позвонила отчиму и, передав трубку Стасу, слушала, как они обсуждали дела, опять же без каких-либо значимых подробностей. С каждым словом из нее как будто вытягивали силы, и глаза сами собой начали закрываться…

– Саша! Саша, слышите меня? – тряс ее за плечи Архипов.

– Что-то случилось? – попыталась она придать охрипшему голосу заинтересованности, хотя в данную минуту ей было все равно.

– Я лягу на полу, но послушайте… Не вздумайте ко мне подходить, если вдруг покажется, что меня опутали бесы. Это обычные кошмары уставшего от жизни упыря. Ни в коем случае ко мне не подходите, понятно? Это очень важно. В тюрьме я однажды чуть не задушил охранника, который додумался меня будить.

Она кивнула, ощущая, как он осторожно поглаживает пальцами ее обнаженные плечи; позволила подложить себе под голову подушку, укрыть курткой, которая сразу же согрела, обдавая ароматом морского прибоя… Почему именно такая ассоциация? Может, потому что глаза у Стаса – как беспокойное море, штормовое, зеленое, как где-нибудь в Сардинии… и дух у него, наверное, такой же беспокойный.

Как же хорошо, что не нужно двигаться.

«А все проклятый стресс, – была ее последняя мысль. – Мне сильные эмоции противопоказаны…»

Среди ночи Саня подхватилась, разбуженная неясным шумом, и не сразу вспомнила, где находится. Более того, она не представляла, где включатель, потому пришлось озираться в полутьме. Помогло, что «голые» окна пропускали достаточно лунного света, чтобы рассеять мрак.

Клуб, встреча с преследователем, квартира Стаса – события выстроились в памяти четкой линией, помогая прийти в себя.

Архипов спал на полу, среди кучи диванных подушек. Он бормотал неразборчивые слова, замолкал, а потом глухо стонал, будто от жуткой боли. Саня поднялась и, босая, подошла ближе, не зная, что делать. Она помнила, что Стас просил не трогать его, но разве можно спокойно смотреть, как корчится в кошмаре человек? «И все же. Он просил», – увещевал разум, но потом Архипов вдруг повернулся так, что Саня, уже привыкшая к полутьме, разглядела яркий порез на руке: неужели воспалился?

«Он не сможет причинить тебе вред, даже если захочет. Просто помоги ему», – увещевало сердце, а разум приказывал вернуться на диван. Разум обычно побеждал в этой внутренней борьбе, но не сейчас.

Преодолев сомнения, она до боли закусила нижнюю губу и, приблизившись, опустилась рядом со Стасом на колени. В узком облегающем платье сделать это было затруднительно, и она слегка подтянула эластичную ткань вверх по бедрам. Сердце билось гулко и быстро от волнения, но Саня глубоко вдохнула и приложила ладонь ко лбу своего телохранителя, совсем беззащитного в этот момент.

– Стас… Стас, по-моему, вас лихорадит, – прошептала она, не имея сил высказать опасения громче.

Он замер и медленно открыл глаза, и в них не было ни капли осознанности…

***

Каждый раз в кошмарах к нему приходила безликая пустота. Она затягивала, и Стас исчезал, задыхаясь от безысходности. Он хотел бы иметь страшные воспоминания, вроде пыток в раннем возрасте или издевательства тиранов-родителей, но этого не было. Ничего в его жизни такого не произошло, чтобы он стал подонком. Не было оправдания – кроме этой пустоты внутри, от которой нельзя спрятаться ни в оргиях, ни в наркотиках, ни в служении людям.

Он жил без цели, без смысла. Безликое ничто приходило к нему во сне, и он понимал, что смотрится в зеркало. Его накрывало потоком воспоминаний, которые могли пробудить хоть какие-то чувства, кроме паники, и в спящем сознании мелькали картины жестоких боев в школе, лица благодарных заложников, которых освобождала группа «А»…

Но сегодня пустоту перебило еще одно лицо. Мария Данберг… Та девочка, которая из-за него пыталась покончить с собой в шестнадцать лет. В клубе ее брат, известный теперь ди-джей, упомянул о ней, и Стас сразу понял, что будет плохо спать ночью. Он испытывал настолько сильное чувство вины перед Машей, что позволил себе отвлечься на разговор и едва не упустил момент, когда Прохорову настиг преследователь.

Маша. Мария… Принцесса, которую он знал с детства и которую ни разу не пожалел, даже когда она умоляла.

Их семьи дружили, сколько помнил, и родители в шутку обещали поженить детей, когда те станут совершеннолетними. И Стас знал, что это не шутка. Отец хотел укрепить позиции через слияние капиталов с Данбергами.

Кирилл Данберг, медиамагнат, обожал свою дочь и потакал ей во всем, покупая любую желанную вещь. А требовала Мария не яхту, не бриллиантовые сережки, а Стаса Архипова, который не продавался.

Он знал, что Маша хотела за него замуж, но его не заботили чужие хотелки. Да, симпатичная девочка, можно даже переспать, если сильно попросит. Но Стас сразу ей сказал, что не станет петь ей серенады и тем более не женится. Ему было на всех плевать, в том числе и на себя.

Маша не отступалась и в итоге добилась своего, когда их вместе отправили в британский колледж на два года. Весной во время выпускных экзаменов у них случился короткий, но бурный роман.

Стас не обещал Маше верности, как не обещал и остальным, а она видела в нем кумира по надуманным причинам и отказалась принять, что он ее выбросил, как использованную вещь, оборвав отношения. На прощальной вечеринке от отчаяния она наглоталась таблеток, когда застала его с другой. Стас наорал на Машу тогда, а она ведь просто хотела хоть немного тепла… Но он и сам ходил по краю, мечтая сорваться наконец в пропасть, и последовал следом за ней буквально через пару дней, искренне надеясь, что сдохнет. Что звон пустоты замолкнет наконец.

Марию, к счастью, откачали, и она явно не сказала о Стасе ни одного дурного слова, раз даже ее брат отнесся к нему, как к старому знакомому. Стас попросил ди-джея не упоминать сестре о том, что ее бывший одноклассник вернулся в Москву, но тот вряд ли промолчит.

…Можно ли расплатиться за чужую сломанную жизнь? Стас не давал Маше обещаний, но зачем было растаптывать? Оставалось надеяться, что они никогда больше не встретятся.

…И снова мешанина из ретро-снимков в голове: кровь, и боль, и пустота, и чужие лица. До надрыва, до натянутых нервов.

«Стас, – позвал его голос. – Стас…»

Сердце услышало, и он открыл глаза. В лунном свете над ним склонилась обеспокоенная Саша. Но она ведь обещала, что не подойдет, значит это иллюзия… Пожалуйста, пусть это будет иллюзия. Просто кошмар наконец сменился приятным сном, где к Стасу пришла светлая девочка, недосягаемая для него, потому что он так решил. Он не посмеет нарушить красивую картинку ее жизни, не станет, как наркоман, питаться ее смехом, пока смеха и вовсе не останется. Его пустота просто-напросто сожрет ее.

Внутри поднялась такая волна горечи и злобы, что он не удержался. Ему было холодно, а Саша могла согреть. Он просил не приближаться, но она все равно пришла во сне, принеся с собой цветочный аромат.