Рукопись из тайной комнаты. Криминальный исторический триллер

Герр Кляйн принёс с собой толстую книгу. Открыв её, он подозвал к своему столу Густу:

– Можешь прочитать?

Густа с интересом заглянула в книгу.

«Введение», – прочитала она. Во введении говорилось, что в этой книге рассказывается о том, как устроена планета Земля, и о том, какие у неё есть части.

Слова Густа понимала легко, но вот о том, что такое «планета» – она не знала. Учитель, скептично ожидавший неуверенного чтения, даже растерялся, когда Густа, бегло прочитав абзац, попросила разрешения посмотреть в словаре, что такое «планета».

– Ты умеешь пользоваться словарём?

Он был озадачен.

Почесав голову, на которой уже намечалась аккуратная плешка, он что-то задумчиво пробормотал себе под нос.

– Ладно, садись на своё место, – наконец отпустил он Густу, – пора посмотреть, как у Эмилии дела. Да, вот ещё что. Ты с ней продолжай в школу играть.

Назавтра учитель снова принёс книги. Теперь их было две – одна та, которая была вчера, а вторая – толстый словарь. Только это был не такой словарь, к которым уже привыкла Густа. Здесь не было перевода. Зато здесь были объяснения, что означает какое слово.

Пока Эмилия писала, Густа с лёгкостью нашла слово «планета» и – по дороге – много новых интересных слов. Этот словарь был самой увлекательной книгой из всех, что она когда-либо видела. Густа листала его до конца урока, не замечая, что герр Кляйн внимательно следит за ней.

К концу недели в поместье вернулся герр Шварц.

Вечером, когда Эмилия с Густой привычно играли в «школу», дверь детской открылась и впустила и хозяина, гордо внёсшего в пространство свой живот, и фрау Шварц, передавшую малыша на попечение няни, и герра Кляйна. Девочки, растерявшись, встали с пола.

– Нет-нет, – торопливо произнёс герр Шварц, – продолжайте играть, мы не будем мешать.

Густа про себя пожала плечами – никогда не знаешь, что придёт в голову взрослым в этот раз – и повернулась к Эмилии. Сегодня в роли учительницы как раз была она, и у неё хорошо получалось. Она бойко давала задания и, когда Густа ошибалась, сердито хмурилась и немедленно поправляла нерадивую ученицу.

Назавтра было воскресенье, и уроков не было.

А в понедельник, во время завтрака, герр Штайн объявил, что парта уже переносится в библиотеку и впредь уроки будут проходить там.

Это было здорово!

Пока Эмилия училась счету и грамоте, Густа тоже училась.

Теперь ей были доступны словари. Они лежали большой стопкой на столе, и их можно было не убирать в шкаф. Даже несмотря на то, что нарушался Ordnung. Точнее, теперь, с тех пор, как учебный класс переместился в библиотеку, Ordnung стал именно таким – Эмилия с тетрадками за маленькой партой, а Густа – за большим столом со словарями.

Для герра Кляйна тоже был установлен стул, но учитель во время урока не присаживался. Он широко и размашисто мерил шагами комнату, проверяя, как Эмилия справляется с заданиями, либо – становился напротив её парты, чтобы объяснить ей новую тему или ответить на её вопросы. Со временем Эмилия перестала бояться, и уроки стали даваться ей легче.

Густа же, тем временем, осваивала новые и новые знания. Герр Кляйн специально для неё подготовил особенную программу. На столе лежал большой, написанный крупным разборчивым почерком, список того, что именно и в какой последовательности ей нужно изучать. Там была и география, и естественные науки, и книги по искусству. Была там и математика, но Густа пока решила её отложить – уж больно интересным было всё остальное.

Теперь немецкий язык не вызывал трудностей. Он стал таким привычным, как будто Густа разговаривала на нем всегда. Да и по дому она скучала уже куда меньше.

16.

Домой Густу отпускали редко.

Ну разве что на церковные праздники.

Домой она попала только на Рождество.

Папа, мама, Марта и маленький Кристап – все с утра были в церкви. Густа приехала на санях вместе с хозяевами. После службы герр Шварц разрешил ей до самого вечера побыть дома с родителями. Но к ужину – непременно не опаздывать.

Так Густа получила выходной день.

На самом деле она и не задумывалась о том, нужны ей выходные или нет. Каждый день приносил так много нового и интересного, что её жизнь никак не казалась ей работой. Она с удовольствием играла с Эмилией, помогая ей осваивать науки, и это не было ни скучно, ни тяжело. В конце концов, что может быть трудного в играх для девочки!

А то, что герр Кляйн даёт ей новые и новые темы для изучения и даже иногда интересуется, смогла ли фройляйн Августа эту науку осилить, – это было вообще неземным подарком. Поэтому отдыха Густе не требовалось.

Другой вопрос, что она соскучилась по маме с её мягкими, хоть и натруженными руками, по отцу и, разумеется, по Марте, с которой они раньше практически не расставались. Да и улыбка маленького Кристапа тоже всегда радовала.

И Густа с огромной радостью отправилась в свой первый выходной.

Едва закончилась служба, как она со всех ног бросилась к своим. Счастью не было конца. Мама немедленно принялась расспрашивать, не обижает ли Густу барон, а Марта с большим интересом принялась разглядывать тёплый полушубок, в который была одета Густа. Кристап поначалу не узнал сестру и, застеснявшись, спрятался за папу. И только папа ни о чем не спрашивал. Он молча смотрел, как его девочки, куда он, несомненно, причислял и жену, воркуют и тихо гордился семьёй

Когда же родные узнали, что у Густы есть несколько часов времени, они всей семьёй немедленно отправились домой. Маме, Марте, да и папе – что уж там скрывать, не терпелось расспросить младшую дочь. Да и Густа почувствовала, как соскучилась она по родному дому.

А дом почти не изменился. Он по-прежнему выглядел новым, и пахнул, как новое дерево. Хотя уже был совершенно обжитым. Её встретил – и узнал, потёрся об обутую в ботиночек ногу, усатый чёрный кот Мурис, поприветствовал, вылезя из заснеженной конуры, Рексис, и даже все три коровы благожелательно покосились на забежавшую поздороваться с ними Густу, не переставая жевать своё сено.

Домашний обед был необыкновенно вкусен. Он был совсем не похож на те блюда, что подавались в господском доме, но это был её привычный мир. И мамин домашний чёрный, с толстой блестящей корочкой, хлеб пахнул так, как никогда не пахнул хлеб в баронском доме.

Было здорово сидеть на лавке возле печки и разговаривать с мамой и папой, отложившими домашние дела ради такого праздника, с любимой сестрой Мартой, держа на коленях маленького Кристапа, наконец-то признавшего в Густе свою.

Она по-прежнему была любимой в своей семье.

А когда разговоры закончились, мама запела своим красивым голосом песню «Где спит Рождество».

К ужину папа с Мартой проводили Густу в усадьбу. Они шли по заснеженному лесу, а месяц потихоньку поднимался над верхушками сосен, заставляя мерцать звезды и сугробы, переливавшиеся искрами.

И снег хрустел под ногами.

17.

Рождественские праздники нарушили весь привычный Ordnung в усадьбе.

Было необычным всё. И то, что в обеденной зале стояла большая, пушистая и пахучая ёлка. И то, что фрау Шварц позвала обеих девочек её наряжать. Да и игрушки… Густа никогда не видела таких игрушек. Стеклянные шары – они были такими яркими, блестящими и какими-то ну очень стеклянными, гораздо более стеклянными, чем другие стеклянные вещи, которые до этого видела Густа. Их нужно было доставать из большой коробки, где они лежали, аккуратно завёрнутые, каждый в свою мягкую белую тряпочку, и переложенные белой папиросной бумагой.

А для самой верхушки ёлки была большая звезда. Фрау Шварц так ловко приладила её, будто делала это каждый день. Да и вообще, похоже было, что фрау Шварц ждала Рождество не меньше, чем любой ребёнок Она была необычайно весела и то и дело принималась петь. Даже хозяин, обычно сдержанный, особенно в присутствии детей, и тот не удерживался от улыбки и чаще, чем обычно, ласково окликал жену:

– Herzchen meine![4 - Душенька моя!]

К камину прикрепили красивые вязаные носки, а возле ёлки установили большой вертеп. Густа долго смотрела на фигурки волхвов, окружавшие Деву Марию с младенцем Иисусом.

Потом был ужин, и детей рано отправили спать.

Утром тоже никакого Ordnungа не было.