1941: неизбежный реванш СССР

Генерал-полковник Сандалов, накануне войны – полковник, начальник штаба 4-й армии (именно он заменил командующего и остановил отход армии).

„…Настоятельно требовалось изменить дислокацию 22-й танковой дивизии, на что, однако, округ не дал своего согласия…“.

Генерал-майор авиации Белов (тогда – полковник, командир 10-й смешанной авиадивизии):

„20 июня я получил телеграмму начальника штаба ВВС округа полковника С. А. Худякова (репрессирован не был – Е.П.) с приказом командующего ВВС округа: „Привести части в боевую готовность. Отпуск командному составу запретить. Находящихся в отпусках отозвать“.

Сразу же приказ командующего был передан в части. Командиры полков получили и мой приказ: „Самолеты рассредоточить за границей аэродрома, там же вырыть щели для укрытия личного состава. Личный состав из расположения лагеря не отпускать“.

О приказе командующего ВВС округа я доложил командующему 4-й армии генералу Коробкову, который мне ответил:

– Я такого приказа не имею.

В этот же день я зашел к члену Военного Совета дивизионному комиссару Шлыкову.

– Товарищ комиссар, получен приказ от командующего ВВС округа – привести части в боевую готовность. Я прошу вас настоять перед округом отправить семьи комсостава.

– Мы писали в округ, чтобы разрешили вывести из Бреста одну дивизию, некоторые склады и госпиталь. Нам ответили: „Разрешаем перевести лишь часть госпиталя“. Так что ставить этот вопрос бесполезно“[36 - Белов Н. Горячие сердца // URL: http://brestfortress.blogspot.ru/2010/03/blog-post_3015.html].

Получается, Павлов не только не приказывал, наоборот – прямо запрещал выводить части из крепости. Странно другое: почему Коробков не просил, не требовал у командования такого разрешения? А если требовал, то почему ни слова не сказал об этом на суде – о своих докладных и запретах командования округа?

Суд пришел к выводу, что виновны оба. Начальник штаба 4-й армии Сандалов арестован не был, а значит, вывод войск тормозился на уровне округа, иначе бы судили и его тоже, как судили и расстреляли начальника штаба округа Климовских.

Но это только первый акт разбора действий генерала Павлова. Потому что все опять же было куда любопытней. Вернемся к протоколу судебного заседания:

„Павлов. Я признаю себя виновным в том, что директиву Генерального штаба РККА я понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, то есть до наступления противника. Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать…“[37 - Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2, Кн. 1. Начало. – М… 2000. С. 382.]

Ну вот, все интересней и интересней. О какой именно директиве идет речь? Той, которая теперь называется „Директива № 1?“ А как ее, простите, можно понять „по-своему“? Там же все сказано предельно конкретно, в расчете на армейское мышление. И потом, как же другие директивы? Например, от 18 июня, после которой „части округа не были приведены в боевую готовность“?

Идем дальше. 7 октября 1941 года состоялся суд над начальником оперативного отдела штаба Западного фронта генерал-майором Семеновым и его заместителем, полковником Фоминым. Их обвиняли в том, что они проявили преступную халатность и беспечность в деле подготовки и приведения войск округа в боевую готовность, не приняли должных мер к обеспечению оперативного развертывания воинских частей. Об измене и участии в заговоре речи не шло[38 - Степанов В. Без вины виноватые // Красная звезда. 2011, 6 апреля.].

Так вот: на суде Семенов утверждал, что еще до начала войны неоднократно предлагал вывести части и соединения округа из мест постоянной дислокации и отвести их на 10 км от границы. Командование округа, опять же, предложения не приняло. Получается, директивы Генерального штаба не выполнялись не только в Бресте, а во всем округе?

Отвечая в 1952 году на вопросы Военно-научного управления Генштаба, это же отмечал бывший начальник штаба 10-й армии генерал-майор Ляпин. „Все распоряжения штаба ЗапОВО были направлены на то, чтобы создать благодушную обстановку в умах подчиненных. „Волынка“ с утверждением разработанного нами плана обороны госграницы, с одной стороны, явная подготовка противника к решительным действиям, о чем мы были подробно осведомлены через разведорганы, – с другой, совершенно дезориентировали нас и настраивали на то, чтобы не придавать серьезного значения складывавшейся обстановке…

Судя по тому, что за несколько дней до начала войны штаб округа начал организовывать командный пункт, командующий войсками ЗапОВО был ориентирован о сроках возможного начала войны. Однако от нас никаких действий почему-то не потребовал…“[39 - Крикунов В. Фронтовики ответили так! // URL: http://liewar.ru/content/view/186/2/].

Начсвязи Западного фронта Григорьев, тот самый, подчиненным которого 18 июня не выдавали патроны и противогазы и который как раз и упоминал директиву (еще бы ему-то о ней не знать!), говорил на суде:

„Война… застала Западный особый военный округ врасплох. Мирное настроение, царившее все время в штабе, безусловно, передавалось и в войска. Только этим „благодушием“ можно объяснить тот факт, что авиация была немецким налетом застигнута на земле. Штабы армий находились на зимних квартирах и были разгромлены и, наконец, часть войск (Брестский гарнизон) подвергалась бомбардировке на своих зимних квартирах.

Чл. суда тов. Орлов. Чувствовалось ли в штабе округа приближение войны?

Подсудимый. Нет. Начальник штаба округа Климовских считал, что все наши мероприятия по передвижению войск к границе есть мера предупредительная“.

Какая прелесть, правда? Эти протоколы впервые были опубликованы двадцать лет назад, когда в умах еще царила версия „внезапного нападения“ и „испуганного Сталина“. Тогда эти люди считались жертвами режима. Десять лет назад они еще могли показаться раздолбаями. Но Павлов – не мальчик, он боевой генерал, ветеран Первой мировой и Гражданской, дрался с басмачами, воевал в Испании, был одно время начальником автобронетанкового управления РККА. То есть служебный и боевой опыт имел большой и разнообразный. Кем, кроме предателей, мы назовем этих людей сегодня?

Тема предательства многотрудной деятельностью генерала Павлова на ниве саботажа отнюдь не исчерпывается. В военных мемуарах мы можем найти очень много странных фактов и фактиков.

Вот, например, воспоминания маршала Рокоссовского (КОВО):

„Последовавшие… из штаба округа распоряжение войскам о высылке артиллерии на артполигоны, находившиеся в приграничной зоне, и другие нелепые в той обстановке распоряжения вызывали полное недоумение.

Нашему корпусу удалось отстоять свою артиллерию, доказав возможность отработки артиллерийских упражнений в расположении корпуса, и это спасло нас в будущем“[40 - Рокоссовский К. Солдатский долг // URL: http://militera.lib.ru/memo/russian/rokossovsky/01.html].

С этими широко известными воспоминаниями перекликается вообще никому не известный комментарий в интернете:

„Мой покойный ныне дядя рассказывал, что в начале сороковых их дивизион 76 мм гаубиц стоял недалеко от Бреста, и в самый канун войны они получили приказ разобрать все пушки, упаковать в ящики и отправить на склад, т. е. остались они с голыми руками“[41 - URL: http://inosmi.ru/world/20130701/210545153.html].

„Нелепые“ распоряжения – это маршал, мягко говорит, вуалирует. Какие же они нелепые? В той обстановке это распоряжения вполне осмысленные и разумные. Вот только цель у них другая – не дать отпор врагу, а, наоборот, предельно облегчить ему проникновение на советскую территорию. Таких действий, очень похожих на саботаж, в предвоенные дни было больше чем достаточно.

Вот, например: в ходе подготовки к войне в 28-й стрелковый корпус ЗапОВО с окружных складов привезли артиллерийские снаряды, не приведенные в боевую готовность. Дело в том, что снаряды и взрыватели к ним хранятся отдельно, и лишь перед стрельбой их снаряжают – то есть привинчивают взрыватели. Так вот, взрыватели оказались недовернуты. Снаряды при стрельбе не взрывались, а внешне выглядели, как нормальные. Большинство минометных мин не имели взрывателей вовсе.

А вот Прибалтийский округ, полк тяжелой артиллерии 16-го стрелкового корпуса 11-й армии. То ли 19-го, то ли 20 июня туда прибыла комиссия из штаба округа. Возглавлявший ее генерал приказал снять с пушек прицелы и сдать их для проверки в окружную мастерскую в Риге, за 300 километров от расположения части. Правда, командир полка после отъезда комиссии распоряжение не выполнил. А в гаубичном артполку 75-й дивизии все той же 4-й армии (ЗапОВО) 19 июня были увезены в Минск на поверку все оптические приборы, вплоть до стереотруб. Естественно, к 22 июня их назад не вернули. А еще генерал, приехавший к артиллеристам ПрибОВО, разрешил комсоставу частей в выходные съездить в Каунас, к семьям.

Интереснейшая история случилась с ПВО все того же Западного округа. Исследователь Д. Егоров в своей книге „Разгром Западного фронта“ приводит свидетельство генерал-лейтенанта Стрельбицкого, который в 1941 году был командиром 8-й противотанковой бригады. Немецкие летчики в небе над Лидой вели себя странно. Они бомбили, как на учебе, совершенно не опасаясь зенитного огня – а зенитки молчали. Полковнику Стрельбицкому командир дивизиона ответил, что накануне ему пришел приказ: „На провокацию не поддаваться, огонь по самолетам не открывать“. Зенитчики начали стрелять, лишь когда к ним явился полковник с пистолетом в руке. Тут же были подбиты четыре машины, и вот теперь самое интересное. Три пленных немецких летчика заявили: они знали о запрете для ПВО открывать огонь.

А уж что у наших летчиков творилось…

Надо сказать, творцы советского исторического мифа смутно чувствовали, что с летчиками что-то не связывается. Если пехота, не приведенная в боевую готовность, просто не успевала занять позиции, то летчики-то, даже получив директиву в 2 часа ночи, успевали. Им-то надо было только взлететь – и они уже покинули стационарные аэродромы. Их там нет, и бомбить нечего.

Любопытная попытка объяснить это несоответствие были сделана в фильме Озерова „Битва за Москву“. Там самолеты не смогли дать отпор врагу потому, что… НКВД затеял бетонирование взлетных полос! Действительно, такие работы на части аэродромов проводились – но как они касались авиации того времени? Большая часть советских самолетов взлетала по-простому, с земли. На полевых аэродромах вообще взлетных полос не было – маскировка. Это не аэродром, не аэродром, это луг, тут травку косят колхозники…

Так почему пункт директивы № 1 касательно переброски самолетов на полевые аэродромы (раньше этого делать было нельзя – немецкие разведчики бы выследили, нанесли на карту и ударили) был выполнен только в Одесском военном округе? Там авиационный начальник пытался было рыпнуться, что ночной перелет опасен, не подождать ли нам до утра – но на него цыкнули, он перевел своих соколов и… остался в живых. Остальным командующим ВВС повезло меньше, и еще меньше повезло их авиачастям: немцы в первые же часы войны подвергли массированным бомбовым ударом все доступные им постоянные аэродромы. Летунов не только не перевели оттуда – их даже не предупредили о возможном начале войны.

Маршал авиации Голованов в своих мемуарах вспоминает прелюбопытнейшие вещи. Его полк стоял в глубоком тылу, под Смоленском. Обстановка в округе была настолько мирной, что Голованов, получив сообщение о начавшейся войне, ему… не поверил. Директивы в последнюю предвоенную ночь их полку не присылали, она касалась приграничных частей. Накануне, в три часа утра 21 июня, полк провел учебную тревогу. На следующий день был объявлен выходной, субботним вечером в клубе устроили танцы. Голованов ушел домой, взял книгу и читал до рассвета. Собрался уже было лечь спать, но тут зазвонил телефон.

„…Я поднял трубку и услышал из Минска взволнованный голос дежурного по округу:

– Боевая тревога, немцы бомбят Лиду!

Такие звонки в связи с учебными тревогами были в то время не редкостью.

– Товарищ дежурный, – ответил я, – дайте хоть один день отдохнуть личному составу. Только вчера я поднимал полк по своему плану. Нельзя ли отложить?!

– Немцы бомбят Лиду, времени у меня больше нет, – ответил дежурный и выключился.

Я вызвал дежурного по полку, передал условный пароль тревоги; не торопясь, натянул сапоги и вышел из дому… На улице я увидел, как бежали на аэродром летчики, штурманы, стрелки-радисты, стрелки, инженеры, техники, на ходу надевая поясные ремни и застегивая пуговицы гимнастерок.

– Взрыватели выдавать? – спросил меня подбежавший инженер полка по вооружению.

Вопрос застал меня врасплох, взрыватели находились в запаянных ящиках, а тревогу проводил не я.

– Доставьте ящики с взрывателями к стоянкам самолетов поэскадрильно, без моих указаний не вскрывать!

Все были в сборе. Летный состав ждал заданий.

Я дал распоряжение начальнику штаба доложить в Минск о готовности и просить дальнейших указаний.