– Ты, что знаешь про него?
– Брательник сказывал, обвинили литовы Федьку в колдовстве. Хотели на костре сжечь. Он сбежал и до сих пор никто не знает где он, жив ли?
– Литовы к нам относятся, как к скотине, а сами без нас беспомощны будто дети. Жрут, да пьют.
– Еще девок портят.
– Точно, – заключил Тимоха.
Посад, действительно, находился за горой. Расположился с другой стороны склона потому, как тот был пологим. Взору предстали ровно стоявшие избы и купол храма.
– Глянь, выходит в крепости одна церковь и на посаде тоже имеется.
Дорога вывела к краю посада, но ее преградило лежавшее на козлах бревно. Пришлось остановиться и ждать, потому как самостоятельно убирать бревно нельзя. Порядки незнакомые, можно впросак угодить. Из сторожки, что расположилась неподалеку, вышли двое и направились к путникам. Еще не доходя до бревна, один из двух спросил откуда едут люди. Услышав название Сурайск, ничуть не удивились.
– Зачем? – спросил другой, уже подойдя вплотную к Тимохе.
– У нас урожай богатый гороха, девать его некуда. Он ведь хранится плохо, капризный, внимания требует, а других дел тоже полно.
Стражники сняли бревно и велели подъехать к сторожке. Вышел третий стражник и вынес два мешка и корзину.
– Пересыпай свой горох, – сказал он громко.
– Зачем? – сразу оба озадачились.
– Двое таких же зерно везли, тоже из Сурайска. А в мешках оказался порох. Хотели княжьи палаты взрывать, а князя убить.
– От нас зерно к вам никто не возил, не было такового. Горох мы, конечно, пересыплем, чтобы и вам, и нам спокойно стало.
Пока Тимоха и Герасим под присмотром стражников возились с мешками, один из них самый молодой слетал к местному воеводе с донесением. Воевода самолично решил взглянуть на новых гостей из Сурайска. Тимоху и Герасима привели в сторожку, усадили на лавку, стали допрашивать.
– Для начала назовите вашего князя? – грозно спросил местный воевода.
– Сурайский Досифей Александрович. Только живет он не в городе, а в Жилицах. Еще у него есть брат, но мы не знаем о нем ничего.
– Кто воевода?
– Так Бутурлин Дмитрий Михайлович, дай Бог ему здоровья.
– В мешках у вас горох знатный. Только не могу на посад пропустить, осмыслить надобно. Посидите в остроге, пока разберемся.
– Господин, а как же горох? Он внимания требует и лошадь не кормлена, не поена.
– За лошадь не бойтесь, чужого нам не надобно. А сколько ваш горох может стоить?
– Хотели взять с мешка по гривне в серебре.
– Дорого хотите, – пробубнил один из стражников и как бы спрятал усмешку.
– Теперь хоть за так берите, только домой отпустите, – взмолился Тимоха.
– Мы люди честные, – сказал воевода, – отпустим, когда разберемся и за горох заплатим, конечно, но не по гривне.
Острог располагался неподалеку, совсем в стороне. Квадратная бревенчатая башня в виде киты, наверху пост наблюдателей. Ребят втолкнули в дверь, и они очутились в полной темноте. Затем скрипнула другая дверь, и луч света разрезал темноту. Мужик в черном длинном кафтане и в картузе велел идти за ним. Проход к месту заточения оказался коротким. Открылась еще одна дверь и арестованных втолкнули в длинный чулан с щелью наверху вместо окна. Благодаря этому отверстию в помещении царил полумрак, а так вообще была бы полная темень. В углу куча соломы, посередине бочка с водой, в другом углу поганая лохань.
– Не боись, проходь, – прохрипел тюремщик и дверь захлопнулась.
И Тимоха, и Герасим стояли будто вкопанные. Ни вины за ними, ни желание сделать худое, а оказались в остроге. Солома зашевелилась и наружу вылез бедолага, посему такой же узник. За ним обнаружился еще один.
– Сколько вас? – спросил пораженный видением Герасим.
– Двое, – ответил тот, который стоял ближе к новичкам.
– Местные или, как мы на ярмарку торговать приехали? – спросил Тимоха.
– Местные, но именно за торговлю сидим, – ответил один из двоих.
– У вас тут всех, кто торгует на ярмарке в острог сажают?
– ухмыльнулся Герасим.
– Мы торговлей случайно занялись. Соседи мы и курятники стоят рядом. Повадилась лиса ночью птицу таскать. Два раза дежурили, ждали зверька, не пришел. Третью ночь спали дома. Утром двух куриц не досчитались и следов лап вокруг полно. Выкопали мы яму как раз на пути зверька, глубокую, земля там рыхлая, в рост получилась. На дне острых кольев натыкали, чтобы потом без мучений зверька достать. Ночью в яму влетел молодой кабан. Глянули, а он к утру уже готов. Что прикажешь делать?
– Поделить мясо на две семьи и радоваться, – спокойно ответил Тимоха.
– Я так и предлагал, а Кулиш – давай продадим. Еда у нас в домах имеется, а денег нет. Вот я и повелся. Хотя охота у нас под большим запретом. Выдавали мясо кабанье за телятину. Вышли на торг и скоро до нас докопались.
– Не сразу, – добавил второй, которого звали Аким, – на третий день. А вас за что, вы же не местные?
– Мы из Сурайска. Гороха уродилось в достатке, хотели пару лишних мешков продать. Ближе всего к нам Нагорье, вот мы сюда и двинули, – поведал Тимоха.
– У бревна остановили, потом заставили пересыпать горох, сказали, что от нас были такие же торговцы зерном, на самом деле злодеи, но от нас сюда никто не ездил, – свое слово сказал Герасим.
– Еще сказали, что вместо зерна порох нашли. Хотели взорвать княжьи палаты.
– Не порох они везли, – полушепотом пролепетал Кулиш, – писотоли приперли.
– Что такое писотоль? – удивились и Тимоха, и Герасим.
– Сказывали будто труба с присадкой, плюется дымом, огнем и свинцом. Свинец убивает, – пояснил Кулиш.
– Чего вы тут такие древние? – удивился Герасим. – штука называется пистоль или огнестрел. Типа пушки, токмо очень малая. В толк не возьму, как пистолем можно взорвать палаты князя.
– Мы что ли тебе о том сказывали? – обиделся Аким.
Серчанье друг на друга длилось недолго, деваться все одно некуда, не уйти, не убежать, а время коротать надобно.
Перетерли все, что можно и нельзя. До ареста Аким и Кулиш жизнью своей были довольны. Так повелось, что занимайся хозяйством или ремеслом, только плати налог вовремя и полной. Хочешь натурой, хочешь деньгами. Учет строгий ведется. За неуплату можешь угодить в холопы, тогда прощай вольная жизнь и назад хода нет.