Друг моего брата

Выходя из самолета я пребывала в уверенности, что худшее уже позади, наивно думая, что хуже быть уже попросту не может.

Отец все так же пропадал на работе, брат продолжал меня игнорировать, а когда я попыталась рассказать правду, ни ты, ни он не захотели меня выслушать.

В школе мое отсутствие связали с бредовыми слухами о моей беременности и решили что я пропала на месяц потому что делала аборт, потом кто-то, – на этом месте я сделала многозначительную паузу, – подлил масла в огонь и пустил слух о моей попытке суицида и все, конечно, решили что это меня совесть замучила из-за того что избавилась от ребёнка.

В общем, в прежнее русло жизнь не желала возвращаться, у меня было впечатление что из Испании я приехала не вся, как будто где-то по дороге я потеряла важную часть своей личности и теперь наблюдала за всем происходящим со стороны.

Даже нападки одноклассниц меня не особо волновали. Я знаю, что Аня Котова всегда неровно дышала к Максу, поэтому прознав что мы с ним в ссоре, она, видимо, решила заработать очки в его глазах и развернула целую кампанию “доведем Полину”. Сначала они подбросили мне в парту лезвие. Я даже не сразу придала этому значение, подумала, что кто-то забыл его в столе… ну мало ли, кто-то карандаш хотела заточить старым верны способом. На следующий день у меня в столе лежал моток веревки и мыло. Тогда я, наконец, догадалась, что они пытаются угадать подробности моего попадания в лечебницу. Дети очень жестокие, да… Но к счастью, к тому моменту у меня было настолько сильное эмоциональное выгорание, что сил хоть на какую-либо реакцию у меня не оставалось. Каждый день я выгребала из парты что-то новое и демонстративно несла это в урну у доски.

Но однажды они все-таки добились своего. Я уже была сломана, а Аня и ее свита добили меня окончательно. В тот день они подбросили мне баночку со снотворным. Точно такое же прописали маме в ее последние дни и я помню как каждый день сама давала ей таблетки… Это стало последней каплей. На глазах одноклассников у меня случился очередной нервный срыв и отец, который и до этого устал выслушивать жалобы учителей о моей невнимательности и отстраненности на уроках и резко снизившейся успеваемости, принял решение оставить меня дома до конца года. Перспектива задержаться в школе на второй год пугала, но в душе я радовалась передышке в несколько месяцев.

Я практически не выходила из дома, с каждым днём все больше уходила в себя и неизвестно чем бы все это закончилось если бы не Алекс. Каждый день после школы он приходил ко мне и всеми силами пытался напомнить мне какой была наша жизнь ДО. Сначала ему это не особо удавалось, но он не сдавался, он единственный верил в меня и я до сих пор не знаю как, но ему удалось вытащить меня из затяжной депрессии.

На следующий год в школе меня уже так откровенно не травили, но моя социальная жизнь так и осталась в прошлом. А потом в моей жизни появился Кирилл… Как выяснилось, для того чтобы покорить мое сердце много не надо было, достаточно было быть кем-то со стороны, тем кто был не в курсе всех слухов. Так что в какой-то степени, в моих отношениях с Русеевым, есть ваша с Максом заслуга, – я попыталась пошутить, но судя по выражению лица Урицкого, шутку он не оценил.

Его лицо вообще не выражало никаких эмоций, он снова закрылся от меня, нет и следа от той бури эмоций, что я видела там несколько минут назад. Чистый лист. И я почему-то подумала, что сейчас он наденет привычную маску презрения, скользнет по мне своим холодным взглядом и равнодушно заявит, что моя история ничего не меняет, что я сама виновата во всей этой ситуации и он ожидал от моего рассказа чего-то другого. И я бы очень хотела соврать самой себе, что мне все равно, но это было не так… И та злость, которой мне не хватало в начале рассказа, наконец, пришла.

– Доволен? – ядовито поинтересовалась я. – Теперь я, наконец, могу остаться одна и попытаться забыть об этом кошмарном дне? – “и о тебе”, мысленно добавила я.

А потом наши взгляды встретились и я снова увидела весь спектр эмоций – вину, отчаяние, безысходность… но уже через мгновение он отвел взгляд и тихо сказал:

– Да, конечно. Я…, – он замолчал на полуслове, будто ему больно продолжать или потому что не может подобрать нужные слова.

А потом произошло то, чего я боялась с самого начала, Глеб закрылся в себе. Я буквально почувствовала этот момент, его обреченность, когда он решил, что что бы он ни сказал, ситуацию это не изменит.

– Тебе надо отдохнуть, Полли. Можешь не провожать, я знаю где выход.

И с этими словами он, действительно, направился к двери. Через несколько секунд я услышала щелчок замка, но продолжала стоять на месте еще какое-то время, пытаясь разобраться в своих чувствах. О том, чтобы попытаться понять чувства Глеба и речи не было. Не то чтобы я ждала, что он станет молить меня о прощении… но такая реакция меня сильно коробила. И что дальше? Мы опять враги? Просто чужие люди? Никто?

Глава 57

Глеб

– Какими же кретинами мы были. Мы ее сломали, Макс.

Друг, который не проронил ни слова, пока я пересказывал ему слова Полины, закрыл глаза, сильно надавив пальцами на веки, потом открыл их, шумно вздохнул и достав сигарету из пачки, закурил. Он как будто специально избегал моего взгляда, а когда все-таки посмотрел мне в глаза, меня будто током пробило:

– Ты знал! Ты знал, что произошло на самом деле! – Я сам не заметил, как мои руки сжались в кулаки. Я что, серьезно собираюсь сейчас врезать лучшему другу?

– Успокойся, – сказал Макс, выпустив струю густого дыма. – Не знал, но догадывался. И уж разумеется не с самого начала. Я заподозрил, что мы с тобой налажали со спешным выводами, когда бабка после смерти оставила почти все деньги Полине. Она бортанула отца, ну и меня, получается. Отец рвал и метал, не мог понять в чем причина. Пытался выпытать у Полины, но она ему тогда сказала что ей от старой грымзы ничего не надо и пусть она своё бабло с собой в могилу тащит. Повезло, что нотариус сказал, что даже для того чтобы отказаться от наследства, она все равно должна дождаться своего двадцать первого дня рождения.

Полька же с ней так ни разу и не виделась после смерти матери. Наотрез отказывалась возвращаться в Испанию, а когда бабка сюда приезжала пару раз, всегда у своего Булавина пряталась и дома не показывалась пока та не свалит обратно. Тогда я думал, что это ее очередные закидоны…

Нотариус ей еще передал письмо от бабки. Полина его открыла, взглянула лишь на секунду и сразу выбросила в ведро. Я потом его вытащил и там было всего лишь многоречивое “Прости меня, Полина”.

Я пытался поговорить с ней сразу после этого, но она захлопнула дверь перед моим носом и сказала, что теперь уже поздно, и надо было четыре года разговаривать. На это не возразить было нечего. Надо было, действительно, раньше… Но мы все испортили. И мои извинения уже нафиг не нужны были. Я не знал… не знал, что ее в школе так донимали. Я тогда домой только ночевать приходил, когда спросил отца почему Полина в школу не ходит, он сказал, что она стала забивать на учебу. Я видел, что она постоянно грустная, но решил что это из-за матери.

А потом появился Русеев… и она выглядела счастливой эти годы. Кирилл мне никогда не нравился, но рядом с ним она изменилась, начала, наконец, улыбаться и я когда до меня, наконец, дошло как мы облажались… я подумал, что будет лучше, если мы оставим ее в покое.

Макс замолчал и мы какое-то время сидели в тишине, он закурил вторую сигарету и еле слышно произнес слова, которые у меня у самого вертелись на языке:

– Она нас никогда не простит. Никогда.

– А мы заслуживаем прощения, Макс? – Угрюмо интересуюсь и понимаю, что руки все еще сжаты в кулаки. Ну и кого я бить собрался? Мы оба виноваты, так что вполне можно врезать самому себе, но боюсь, тогда Чак Паланик точно засудит нас за плагиат.

Четыре года назад я с таким воодушевлением ухватился за возможность ее ненавидеть, как будто от этого зависела моя жизнь. Идеальная младшая сестренка моего лучшего друга, наконец, показала свое истинное лицо… а я лишь обрадовался, что не успел усложнить наши отношения до этого, иначе бы точно потерял их обоих. Я бы мог еще долго сокрушаться о том как сильно налажал четыре года назад, но внутренний голос заботливо напомнил, что лажать я не перестал и сейчас – воплощал в жизнь свои откровенные подростковые фантазии, продолжая ни во что не ставить Полли… Неудивительно, что она меня послала, когда я великодушно решил “забыть прошлое”. Как она, вообще, могла смотреть на меня после всего этого? И этот месяц… что это было с ее стороны? Неужели у нее остались хоть какие-то чувства ко мне после того что мы с Максом учинили четыре года назад? Что это было? Трек, лифт, “фабрика”… Просто игра? Она хотела подпустить меня поближе, чтобы потом ударить посильнее своей правдой?

Черт побери! Я опять я ее демонизирую, ищу злой умысел, хотя прекрасно понимаю, что это была не игра. Скорее всего она, как и я, не особо задумывалась о том к чему это может привести, а просто терялась в моменте, так сказать…

Макса, судя по всему, терзали те же мысли. Он затушил сигарету и со всей дури двинул кулаком по столу, а потом резко встал, отбросив свой стул в сторону. Он злился. Очень. В памяти сразу начали всплывать фрагменты прошлого, как он злился на диагноз матери, на врачей, на весь мир, на отца… а потом и на сестру. Мы оба злились тогда, хоть Инна Витальевна и не была мне родной, всегда относилась ко мне как к сыну, особенно если учесть сколько времени я проводил в их доме из-за частых командировок отца. И драки реально помогали. Никогда не думал, что буду так радоваться боли… но Полина была права, боль физическая очень хорошо заглушала моральную. Правда, ненадолго. Вот и сейчас я с силой пнул отброшенный другом стул и выругался.

– Полегчало? – поинтересовался Макс.

– Пока нет, – ответил я и криво усмехнулся. – Но есть идея.

Макс с удивлением смотрел как я снимаю пиджак и расстегиваю верхние пуговицы рубашки:

– Я, конечно, понимаю, что с Полиной тебе теперь ничего не светит, но если ты считаешь, что я, как ее брат и твой лучший друг, предложу тебе искать утешения в моих объятиях, ты ошибаешься, – говорит он и ржет, хотя прекрасно понял что я имел в виду, потому что сам уже тоже закатывает рукава и двигает стол в сторону, чтобы освободить место.

– И да, мы уже не сопливые школьники, – чеканю я, – так что правила изменились, теперь оно одно: никаких, нахрен, правил.

И первым ударом я сбиваю кривую ухмылку с его лица.

– Отлично, – говорит Макс, сплевывая кровь. – Всегда мечтал подпортить твою смазливую физиономию.

Я злюсь! Злюсь на Макса, злюсь за ублюдка Егора, даже на Полину. Не за то что произошло четыре года назад, конечно, а за то что подвергла себя опасности сегодня. Но больше всего я злюсь на себя.

Поэтому когда я вижу кулак Макса, понимаю, что у меня есть доли секунды, чтобы увернуться, но стою не двигаясь, приветствуя боль. Как же я, мать вашу, по этому скучал!

Никогда не понимал тех, кто держит эмоции в себе. Это ж, нахрен, разрушительно. Злости надо давать выход, иначе она заживо сожрет тебя изнутри. Каждый справляется с проблемами по-разному: кто-то пьет, кто-то трахается, а кто-то бьет морду лучшему другу…

Понятия не имею сколько времени прошло, но стало легче. Мы были глупыми пацанами, когда придумали эту игру, но что тогда, что сейчас, она отлично помогала справиться с внутренней болью.

Макс пошел в ванную за аптечкой, а я окинул комнату взглядом, представляя реакцию клининга на капли крови на ковре и мебели. У стула отсутствует ножка, Макс, видимо, насмотревшись голливудских боевиков, приложил им мне по спине, которая, кстати, нехило теперь болела, хотя пока дрались, меня это лишь насмешило.

Я прошел к холодильнику и достал несколько пакетов льда, приложив сразу же один к своей физиономии. Костяшки на руках были разбиты в хлам, но они меня волновали мало. А вот пугать окружающих разбитым лицом не очень хотелось, хотя об этом надо было думать раньше.

В универе на следующий день, люди и правда, поглядывали косо. Особенно, когда заметили, что рожи разбиты у нас обоих, но мы лишь отшучивались, что пришлось отбиваться от толпы гопников в темной подворотне.

Но больше всего я ждал реакции Полины… подойдет или не подойдет? Утром в холле я ее не видел, хотя до последнего торчал там в надежде встретить ее, правда, так и не придумав что ей скажу. Но она так и не появилась, что в принципе, неудивительно, после вчерашних событий. Да и вряд ли она хотела в очередной раз оказаться в центре внимания, а после того как мы вчера переполошили весь универ, пытаясь найти Егора, все только об этом и говорили.

Макс курил на улице, а я то и дело бросал взгляды на парковку и на знакомую ауди, которая стояла там со вчерашнего дня. Умом я понимал, что не заслужил, чтобы она даже просто посмотрела в мою сторону, но все же сердце предательски дрогнуло, когда Полли, в сопровождении верного рыцаря Булавина, появилась на горизонте.

Увидев меня, она хотела было развернуться в другую сторону, но разглядев мою физиономию, замерла на месте. Макс, стоявший к ней спиной, прочитал напряжение на моем лице и тоже повернулся к ней. Полли, заметив состояние его рожи, сразу сложила два и два, раздраженно закатила глаза как будто мы были нашкодившими котами, и поспешила восвояси.

Глава 58

Я решила, что никто меня не осудит если после вчерашних событий я решу прогулять учёбу, тем более, что без телефона я даже будильник не могу завести. Кроме парочки наручных часов в моей квартире время было только на духовке и несмотря на то что я могла, в принципе, использовать таймер на ней вместо будильника, я решила дать себе возможность поспать.