По милости короля. Роман о Генрихе VIII

– Чего я и добиваюсь, – мрачно изрек Гарри.

Надвинув забрало, он выехал на ристалище и сквозь щели наблюдал за смятением французского посланника и весельем потешавшихся над ним придворных. Это доставило Гарри большое удовольствие. Люди разделяли его отношение к давнему врагу Англии, что было крайне важно. После турнира, на котором Гарри покрыл себя славой, не получив ни царапины, – заметьте это, Суррей! – он прошелся по рядам зрителей, болтал и смеялся с ними, тут хлопнет какого-нибудь мужчину по плечу, там потреплет по подбородку женщину. Гарри видел, что они его обожают. Для них он словно посланец Небес, а не человек из этого мира.

– Ваша милость, вы для них скорее приятель, чем король, – заметил Уолси, вдруг появившийся рядом, когда Гарри возвращался к своему шатру. – Вы понимаете, как важно быть доступным для подданных.

– Я хочу их видеть, и пусть они видят меня, – ответил ему Гарри. – Пусть приходят в мои дворцы смотреть на турниры и развлечения. А я буду каждый год объезжать страну, чтобы люди имели возможность общаться со мной, особенно те, кто живет в отдаленных частях моего королевства.

Он не упомянул о том, что несколько раз ходил в Лондон, переодевшись, чтобы пообщаться с людьми и услышать их мнение, которое свободно высказывалось в тавернах. Никто не догадывался, что высокий и общительный молодой человек, с готовностью угощавший всех выпивкой, был их королем. К счастью, никто не говорил о нем никаких гадостей; казалось, все его любят. И, понимая это, Гарри радовался.

Голос Уолси вернул его к действительности:

– Сир, так как королева ждет ребенка, а сезон военных кампаний заканчивается в октябре, не лучше ли будет отложить французское предприятие до следующего года? Вам понадобится время на подготовку, если вы желаете добиться успеха. А к тому времени у вас появится наследник.

– Хм… – Гарри задумался.

Совет был разумный, к тому же предложенный в гораздо более конструктивном ключе, чем это делали советники. С каждым днем Уолси нравился ему все больше, он восхищался его умом. Да, человек этот скромного происхождения, его отец разводил овец в Ипсвиче и торговал шерстью, но Гарри вспоминал своего родителя, который говорил, что Уолси отличился как ученый в Оксфорде и личными заслугами добился быстрого продвижения по службе. Он был красив, образован, красноречив и неутомим, его высоко ценили новые люди в Совете. Гарри начинал понимать, что к советам Уолси стоит прислушиваться. Да, Франция подождет.

Золотое лето, наступившее вслед за коронацией, прошло в бесконечных празднествах. Гарри возглавлял турниры, охотничьи экспедиции и выезды на охоту с соколами. Восемнадцатилетний король был молод и здоров, расположен к забавам и удовольствиям и не склонен заниматься делами своего королевства. Он так увлекся всевозможными развлечениями, что работал только во время утренних служб в Королевской часовне или поздно вечером, если у него не находилось более интересных занятий. Вскоре Гарри обнаружил, что ответственность за проведение заседаний Совета не делает сами эти заседания менее утомительными и скучными, а потому попросил советников, чтобы они отчитывались перед ним, после того как завершат обсуждение всех вопросов.

Советники ясно выражали свое неодобрение, отпуская замечания по поводу того, каким усердным и внимательным к делам государства был его отец. Гарри не понимал их недовольства, ведь все они опытные люди и вполне могут управлять страной от его имени.

Ричард Фокс, епископ Винчестерский, лорд – хранитель Малой (личной) печати, был его самым откровенным критиком, и, по мнению Гарри, таким же хитрым, как зверь, давший имя его роду[6 - Фамилия епископа Фокс в переводе означает «лис».].

– Ваша милость, похоже, не озабочены ничем, кроме развлечений юности, – укорил он короля, после того как Гарри, увлекшись игрой в теннис, явился в Совет с опозданием на час. – Всеми остальными делами вы пренебрегаете.

Гарри насупился. Он не выносил, когда ему делали замечания, он теперь король, а не принц, которым все помыкают.

– Сир, мы обеспокоены, как бы избыток богатств, которыми вы владеете, не подвиг вас, в ваши юные годы, к забвению себя в разгуле, – безжалостно продолжил Фокс.

Гарри гневно глянул на епископа. Как он смеет выговаривать своему государю, словно тот непослушный ученик?!

– Вероятно, заседания Совета показались бы мне менее скучными, если бы вы, джентльмены, обдумывали дела побыстрее! – резко бросил он, едва удержавшись от заявления, что ему претит часами сидеть взаперти в компании седобородых старцев и он предпочитает окружать себя молодыми людьми. – А писать – занятие для меня утомительное и мучительное. От него голова болит, – не таясь, добавил король.

Лорды качали головой.

– Сир, такие оправдания недостойны вас, – устало произнес Фокс. – Королю следует проявлять усердие. Только вчера миланский посол жаловался, что вы отменили аудиенцию, так как торопились уйти обедать и потом танцевать. А сейчас у вашего секретаря есть несколько дипломатических документов, которые вам необходимо прочесть и подписать. Мы почтительно просим вас сделать это завтра утром.

Гарри недовольно согласился, но, когда загорелась ясная заря следующего дня, передумал и вместо этого отправился на охоту. Выпрыгнув из постели, король крикнул храпящим на тюфяках эсквайрам, чтобы те просыпались и помогали ему. Смотритель гардероба принес к дверям личных покоев вычищенное платье, заспанные эсквайры поднялись со своих лежаков, поспешили к королю и принялись надевать на него вынутое из сундука чистое белье, которое прачки перекладывали высушенными душистыми травами. Гарри нетерпеливо ждал, пока джентльмены не закончат его туалет, это была одна из привилегий, право на которую приближенные короля отстаивали с наибольшей горячностью. После этого цирюльник постриг ему волосы и подравнял бороду.

Наконец-то он был готов! Велев передать секретарю, что слушает заутреню, Гарри ушел.

Вернувшись через несколько часов, весь заляпанный грязью и разгоряченный погоней, король обнаружил, что секретарь все еще ждет его.

– Ваша милость готовы просмотреть эти бумаги? – спросил он, окидывая взглядом охотничий костюм государя.

– Нет, – ответил Гарри, – время обедать.

Только вечером он наконец согласился ознакомиться с отчетами. Епископу Фоксу наверняка доложили об этом, так как на следующем заседании Совета он был холоден к Гарри, но короля это не волновало. Фокс и Уорхэм едва ли имели право критиковать его. Оба они сделали карьеру на службе Церкви и при этом много лет пренебрегали пастырскими обязанностями ради удовлетворения политических амбиций.

Однако у Гарри теперь был свой человек, который держал его сторону и проявлял гораздо большее понимание, чем ворчливые советники. Уолси сочувствовал ему.

– После того как ваша милость определит или одобрит какие-то действия, – мягко сказал он однажды во время прогулки по дворцовому саду, – обязанность ваших советников – претворять их в жизнь. Не знаю, чем они недовольны. Для молодых людей желание искать удовольствий и развлечений вполне естественно. Сир, если я могу сделать хоть что-то для облегчения вашей ноши, то с удовольствием исполню это.

Гарри засиял:

– Томас, я хочу, чтобы вы стали моим главным олмонером[7 - Олмонер – податель милостыни.]. Мне нужен такой человек, как вы, на которого можно положиться.

– Я очень хорошо понимаю вашу милость. – Уолси улыбнулся.

В следующий раз, когда секретарь принес стопку бумаг, которые нужно было просмотреть, Гарри взял их без возражений и отговорок, обещал все это просмотреть и высказать мнение на следующий день, чем вызвал немалое удивление своего секретаря. Затем Гарри отнес документы Уолси. Спустя пару часов тот вернулся к нему со множеством мудрых советов, что позволило королю наутро передать готовые к исполнению документы изумленному секретарю.

А благодарный Гарри с пользой проводил день: вместе с главным устроителем пиров составлял план вечернего представления для развлечения двора, которое должно было произвести впечатление на иностранных гостей. Король и сам собирался принять в нем участие, радуясь возможности проявить свои таланты.

Рыцарство, решил Гарри, должно стать девизом его правления. Каждый год в мае и июне, а также во время любого придворного праздника он будет устраивать турниры, чтобы его придворные и сам он перед началом охотничьего сезона имели возможность для надлежащих физических упражнений и не теряли формы в мирное время. Король не желал допускать, чтобы молодые джентльмены утрачивали навыки военного искусства, особенно в свете того, что скоро им предстоит отправиться на войну. Турниры, разумеется, были не только репетицией участия в сражениях, они становились яркими общественными событиями, которые давали Гарри и его придворным шанс покрасоваться перед иностранными послами – показать им свое богатство, продемонстрировать удаль.

И мир не оставил это без внимания. Гарри знал, что его сравнивают с отцом, который не пользовался популярностью в народе, причем не в пользу последнего. Он быстро обретал репутацию великолепного, свободомыслящего и наделенного многими талантами правителя. Помпезные придворные развлечения могли только увеличить его славу. Гарри назначил одаренного композитора Уильяма Корниша, джентльмена Королевской часовни, распорядителем празднеств; ему было предписано устраивать при дворе постановки живых картин и пьес, а также концерты мальчиков из Королевской часовни, которые пели как ангелы.

Гарри любил музыку и танцы. Кейт тоже всегда была не прочь потанцевать, но по причине своего состояния больше не могла этого делать. Она с удовольствием смотрела, как ее супруг скачет, как олень, а вокруг него кружатся придворные. Гарри гордился ею и трепетал от благоговения при мысли, что Господь так скоро улыбнулся их союзу.

Он любил жизнь. Мир лежал у его ног, и будущее казалось золотым. Он был молод, здоров и любим, а благодаря Уолси мог наслаждаться всеми удовольствиями прекрасной юности.

Гарри отложил перо и спокойно окинул взглядом комнату, его окружали знакомые лица – двенадцать друзей, которые составляли ему компанию с детских лет, а теперь были назначены джентльменами его личных покоев. Важно понимать разницу, ведь личные покои – это не только комнаты, где жил король, но и главный департамент государственной службы, опора его власти. С помощью этих людей он будет противостоять седобородым старцам из Тайного совета, опасавшимся пагубного влияния, которое могли оказать джентльмены личных покоев на своего молодого государя. Однако их тревоги ничуть не волновали Гарри. Его отец организовал эту службу для удовлетворения личных нужд монарха и обеспечения ему убежища от публичной жизни. Неудивительно, что за места там шла яростная борьба, поскольку джентльмены покоев ежедневно общались с государем и «владели его ухом», что делало их людьми высокопривилегированными и влиятельными; еще бы, ведь они контролировали доступ к королю, а значит, имели возможность оказывать покровительство кому пожелают. Гарри знал, что его джентльмены немало выгадывают на взятках, получая их от тех, кто доискивается милостей короля.

Некоторые молодые люди стали джентльменами личных покоев просто потому, что нравились Гарри, и он с удовольствием проводил время в компании с ними. Бекингем, ходивший с прямой как палка спиной и считавший себя особой королевских кровей, хотя был всего лишь потомком младшего сына Эдуарда III, осмелился сказать, мол, он бы предпочел, чтобы его король раздавал посты и награды не мальчишкам, а людям благородного происхождения, но это была просто ревность. «Зачем проводить время в обществе надутого аристократа, который считает себя равным мне?» – думал Гарри.

Однако своих приятелей он вынуждал трудиться ради получения привилегий, ожидал от них абсолютной преданности и умения хранить секреты. Они должны были проявлять неизменное уважение к нему, хорошо его понимать и знать, когда и чем могут ему услужить. Джентльмены личных покоев преданно служили королю и охраняли королевские апартаменты в отсутствие государя, коротая время за игрой в карты или кости. Им было запрещено болтать о том, что говорилось и делалось в покоях короля, спрашивать, где находится государь или куда он собирается. Проводя с Гарри часы досуга, они должны были в любой момент с готовностью взяться за музыкальные инструменты, спеть, завести танцы или разыграть сценку.

Сегодня Гарри погрузился в одно из любимейших своих досужих занятий – сочинение песен. Одну он написал, восхваляя радости новой жизни – достойные удовольствия, которыми он теперь мог наслаждаться без зазрения совести.

Досуг в кругу друзей
Любить до смерти буду.
Открыв пред всеми двери,
Не потакаю блуду.
Всегда на радость Господу
Я так и стану жить.
В охоте, песнях, танцах
Отраду находить.

Все развлеченья дивные
Услады моей ради
Кто мне запретит?

Юности свойственна резвость,
Разгульный досуг или трезвость.
Общество самым лучшим считает
Причуды и мысли в порядок поставить,
Ибо безделье – главный исток
Всех пороков.