Благословенные монстры

Для чего? С какой целью? Он даже не знал, сможет ли выбраться из леса. Древнее божество пожирало разум Малахии, и он не сопротивлялся, позволяя чудовищу подпитывать его безумие.

Малахия растерянно заморгал. Он находился не в церкви. Словно его разобрали на мелкие кусочки, развеяли их, а затем склеили воедино… где-то в другом месте.

На поляне.

Тихо выругавшись, Малахия медленно повернулся вокруг своей оси, чтобы оглядеться. Он уже бывал здесь вместе с Надей, но теперь поляна выглядела иначе. Сорок статуй, как и прежде, стояли в кольце. Каждая следующая выглядела еще более гротескно и странно, чем предыдущая.

Но раньше в центре не было алтаря. Или разбросанных по поляне костей, разбитых черепов и сломанных ребер. Или свежей крови, размазанной по камням пугающими узорами.

Темная гниль начала ползти вверх по основанию статуй, а из многочисленных каменных глаз и оскаленных ртов тянулись дорожки плесени. Одно из жутких изваяний полностью почернело. В прошлый раз эта фигура совершенно заворожила Надю. Значит, сгнившая статуя изображала Марженю.

«Хотел бы я, чтобы это место не пугало меня до безумия», – отрешенно подумал Малахия. На мгновение ему показалось, что от страха у него остановится сердце. Но, если подумать, он уже был мертв.

«Многие умерли, многие умрут, многие умирают в этот самый момент. Ты далеко не такой особенный, как тебе кажется».

«Достаточно особенный, раз уж ты здесь, – обиженно огрызнулся Малахия и направился к алтарю, хотя это было явно не самое мудрое решение. – Очевидно, я тебе нужен».

Он взял в руки череп с трещиной на затылке. Судя по всему, этот человек умер от сильного удара по голове.

«Почему я? Да, я умен. Но меня точно нельзя назвать сговорчивым».

«В мире столько ничтожных и жалких смертных. Так почему бы мне не выбрать того, кто постоянно меняет ход истории, мало заботясь о своей или чужой жизни?»

Малахия поморщился. С этим доводом было сложно поспорить.

«Того, кто говорит себе, будто идет на эти жертвы ради великой цели, но на самом деле просто наслаждается страхом, хаосом и кровью».

Юноша рассеянно провел большим пальцем по черепу. Он ведь и в самом деле стремился к великой цели. Чем бы обернулись события последних месяцев, если бы он не вернулся к Стервятникам? Если бы… снова не солгал Наде?

Но ведь она лгала ему в ответ.

Малахия думал, что Надю интересует лишь происхождение ее магии. Почему он так решил? Может, потому что его самого очень заботило собственное могущество?

В конце концов, она отняла у него самое дорогое. Сделала все возможное, чтобы его уничтожить, и сожгла все мосты. Это было справедливо, даже жестоко, и Малахия мог бы восхититься ее решительностью, если бы не разъедающая ярость.

«Ты ненавидишь ее за это?»

Вопрос застал Малахию врасплох. Ненавидел ли он Надю?

Да. Немного. Безумно. Очень сильно, но недостаточно. Он злился, что не сумел предугадать ее поступка. Злился, что она причинила ему боль, что он позволил себе стать таким уязвимым. Что позволил себе полюбить ее. Это задумывалось как игра. Малахия притворялся, разбавляя свою ложь каплей правды, чтобы Надя поверила и пошла у него на поводу, но в какой-то момент границы стерлись, и он забыл, что это все не по-настоящему.

Он бы хотел оставаться безразличным. Но ненависть горела слишком ярко, слишком близко, и ему было бы лучше забыть калязинскую девушку, которая все уничтожила. Если он увидит ее когда-нибудь снова, только безразличие позволит ему принести обманщице заслуженное возмездие.

Пока Малахия еще не решил, что будет лучше: проткнуть ее насквозь или…

Он не знал, каков был другой вариант. Позволить ей убить его? А ведь она наверняка попытается это сделать. Предательство за предательство – все справедливо. И этот проклятый цикл будет продолжаться вечно. Вот почему война между их народами не прекращалась десятилетиями. Так было всегда, и так будет впредь.

Перемены, за которые он боролся, никогда не произойдут. Все его старания были обречены с самого начала.

«Да», – радостно подтвердил голос.

Малахия чуть не закатил глаза. Он вернул череп обратно на алтарь с большой осторожностью, хоть и сам не понимал почему.

«Думаешь, что твои напоминания об очевидных вещах превратят меня в существо, подобное тем, против которых я боролся всю свою жизнь? Ты же вроде как бог, так и веди себя соответственно», – он понимал, что взывать к чувствам невидимого существа совершенно бесполезно. Бог просто подтрунивал над ним.

Тело Малахии вновь начало меняться, и он, вздрогнув от внезапной судороги, зажмурился, так как это помогало облегчить неприятные ощущения, когда на коже начинали открываться новые глаза. К этому невозможно было привыкнуть и при этом сохранить хотя бы каплю человечности, с которой он так отчаянно не хотел расставаться.

Может быть, он ненавидел Надю, а может – самого себя, потому что просто не мог злиться на нее по-настоящему. Он понимал, что никогда не сможет отплатить ей за все, что она для него сделала. Малахия просчитался с заклинанием, и оно завело его дальше, чем он ожидал. Если бы Надя не спустилась в Соляные пещеры, если бы не вернула ему некое подобие человечности, он бы все еще оставался там, внизу. Он бы навсегда потерялся в своем безумии.

Малахия вспомнил, что творил в этом состоянии. Покидая пещеры, он отправлялся на поле боя и рвал врагов на части, лишь укрепляя образ кровожадных транавийцев в сознании калязинского народа. Но эти воспоминания не вызывали в нем ни капли сожаления. Надя была особенной, только это не означало, что и другие калязинцы заслуживали пощады.

«Это то, чего ты хочешь? Хорошо. В эту игру можно играть до тех пор, пока ты не поймешь, что со мной бесполезно бороться. Если мне придется тебя сломать, так тому и быть».

Малахия не успел возразить, что он уже и так сломан, потому что в этот момент по его телу прокатилась внезапная конвульсия.

Вокруг царили темнота и холод, но он знал их, потому что уже бывал здесь, в другое время, при других обстоятельствах. Только все его воспоминания стерлись: так хотели Стервятники. Они хотели, чтобы сознание детей было чистым листом, а их тела – сосудами для магии, которая смешается с их кровью. Процесс создания Стервятников держался в строжайшей тайне, но разве можно утаить что-то от Черного Стервятника? Он знал, что сопротивляться бесполезно.

Агония, обжигающий жар, который переходил в холод слишком быстро, слишком сильно, кипение и обожженная плоть, кусок льда, плотно прижатый к коже. Бесконечный процесс, повторяющийся по кругу до тех пор, пока не наступит критический момент. Точка невозврата. В конце концов, все ломались под пытками.

Кости ломались, разбивались и снова соединялись, чтобы стать прочнее железа, тверже стали и острыми, словно лезвие. Одно неверное движение могло рассечь плоть, но это только пока они не приспособятся, пока не научатся контролировать то, чем стали.

Крещение темной магией, холодным железом и кровью.

Но Малахия давно покинул то место; он стал чем-то большим, чем-то великим. Или все-таки нет. Не совсем. Он все еще был тем мальчиком, растерянным, испуганным и неуверенным, но теперь в его распоряжении оказалась огромная сила, которую можно было извратить и направить против него самого.

Его позвоночник хрустнул. Тяжесть крыльев давила на плечи, и он пытался остановить изменения, ведь когда-то мог их контролировать. Когда-то он мог подчинить их своей воле. Почему теперь все было иначе? Его ноги изогнулись, а сквозь кожу начали прорываться железные шипы. Постепенно он начал терять сознание. С каждой секундой он все больше и больше терял остатки своей человечности.

5

Серефин Мелески

«Брат и сестра, выросшие в заброшенном монастыре посреди глухого леса, Своятов Климент и Своятова Фрося Лещуковы, проникли в ряды транавийских солдат, но были пойманы и замучены еретиками».

    Житие святых Васильева

Серефин не мог понять, как они попали на юг. Он помнил практически все, что происходило после того, как они вышли из леса. Да, события нескольких дней были затуманены лихорадкой, но когда они успели уйти так далеко?

– Лес выплюнул нас близко к своей границе, – объяснил Кацпер и пожал плечами, давая понять, что не собирается размышлять на эту тему и просто благодарен за то, что лес вообще позволил им уйти живыми.

Но Серефин хотел разобраться в произошедшем. Многое изменилось, а кое-что осталось прежним. Ему казалось, что он просто отсрочил неизбежное. Вырвав свой глаз, он, возможно, разорвал связь с безымянным голосом, но что насчет Велеса?

«Это правда. Твой поступок привел меня в замешательство».

Серефин старался не реагировать на возвращение этого пронзительного голоса, который он так ненавидел. Как и прежде, по его телу пробежала дрожь.

«Неужели от тебя никак нельзя избавиться?»

Он сделал все возможное, только этого оказалось недостаточно. Его все еще преследовало всезнающее калязинское божество.