Я – Тайига

И впился в губы подруги. От столь великого святотатства я почувствовала себя оглушенной. Творить такое в институтских стенах! Я думала, что сейчас грянет гром, презренный растлитель вспыхнет в очистительном пламени и осыплется пеплом. Но ничего подобного не произошло. А поцелуй все длился.

Привела меня в себя звонкая пощечина. Моя подружка, злая (не побоюсь этого слова) как собака, отскочила от кровати. Ее возмущение оказалось столь велико, что платье сзади опасно встопорщилось. У Норы от стресса снова начал расти хвостик. Из моего горла вырвался странный звук: что-то среднее между шипением и рычанием. Нам обеим стало ясно: все это время над нами просто издевались.

– Не кипятитесь, девушки. Меня на всех хватит. Хотите по очереди, хотите на пару. Любой каприз.

– Немедленно покиньте помещение, – Норе первой удалась членораздельная речь.

– Это еще почему? Мы еще не закончили, хвостатенькая, – он достал из-за пазухи фляжку, отхлебнул и протянул нам. – Давайте, девочки, за столь волнительное знакомство. Настоящий левинский коньяк, между прочим.

– Убирайся. С моей. Кровати.

Нора задыхалась от гнева. Я тоже. Сначала типчик ворвался в келью, затем посягнул на девичью кровать, осененную Священной благодатью. А потом и вовсе руки распускать начал! Мы его, значит, спасли, а он вместо благодарности решил превратить Нору в падшую женщину… Нам преподобная матушка Тетра рассказывала, что Святая Троица метит распутных женщин печатью порока. Мы с девочками пытались выпытать, как выглядит эта печать, на что наша директриса неизменно изрекала:

– Ее невозможно описать, но любой благочестивый человек сразу поймет, о чем я говорю, когда увидит такую особу.

Я скосила на подругу глаза, и ничего порочного пока не обнаружила. Только хвостик. Но он у нее был и до поцелуя.

Между тем этот наглый тип продолжал испытывать наше терпение.

– Так это твоя кроватка, хвостатая? Уютненькая. Да не кипятись ты так. Давай, иди сюда, лапонька. Хочешь, поиграем еще в медсестру и больного? А нет, так что другое удумаем.

Он взбил подушку и разлегся, раскинув ноги и подложив руки под голову. Из горла Норы вырвалось утробное рычание, и она напружинилась, готовясь к прыжку. А мне вдруг показалась удивительно соблазнительной шея типчика. Чувство было настолько сильно, что я нервно сглотнула, а ногти на руках начали расти и заостряться.

– Да ладно, – хмыкнул этот прохиндей. – Шучу я. Слаб я еще. Отлежаться бы мне надо…

Он вдруг замолчал и выразительно приложил палец к губам. Вот он только что лежал на кровати, а уже на столе. Движения были столь неторопливо-бесшумны и в то же время стремительны, что я невольно залюбовалась. И напряглась. Этот типчик все больше и больше казался опасным.

Между тем он осторожно приоткрыл ставни и прислушался.

– Ну как? – услышали мы хриплый голос за окном.

– Кто-то Тайигу выпустил, – второй собеседник являлся обладателем гнусавого тенора.

Первый выругался так жарко, что уши запылали. Мои нервы не выдержат такого количества испытаний за ночь! Несмотря на то, что львиную долю пожеланий Святой Троице я не поняла, общая направленность пожеланий была понятна благодаря учебникам по врачеванию. Я потрясенно села на свою кровать, а рядом со мной опустилась Нора. Судя по прерывистому дыханию, столь же потрясенная.

– …Надо было сразу парня прикончить. А ты: «Нам за живого большая награда полагается». Теперь нам такую награду отвалят! Ур-род… Да нас теперь на ремни распустят да собственные кишки жрать заставят. Что теперь делать будем?

– Заказчику скажем, что у нас его Тайига отбила, – нашелся гнусавый. – А уж кто ее выпустил – знать не знаем, ведать не ведаем. Да не дрейфь ты так – никуда парень от нас не денется. Мы же ему руну Тайиги вырезали. Сдохнет Зверь – конец парнишке.

– А если выживет? Что тогда-то?

– Кровь-то с клинка я так и не смыл…

– Кровь, говоришь? – хрипач ненадолго задумался. – Ладно, давай сюда свой ножичек. Я к заказчику наведаюсь. Доложить о том, что произошло, все равно придется. Авось выкрутимся. А ты давай здесь подстрахуйся. Вызывай Рыжего и Хлыща на подмогу.

– С ума сошел?! Да если они узнают, что мы наследника Дома Теней пытали, да еще в пленении Тайиги замешаны, они нас на куски порвут!

– А мы им не скажем. Намекнем, что их Прынц в беде, а Тайигу мы сами от святош освободили. Типа, мы – благородные спасители. Теперь их очередь землю копытами рыть на благо Империи. Ну а мы последим за этими умниками.

Раздался тихий гогот довольных друг другом собеседников, а затем хрипач продолжил:

– Все-таки повезло, что похититель бесогон в клетку бросил, следы все развеял. Теперь никак не узнать, кто в действительности Зверя выпустил. Здорово повезло. Ну ты… это…пару часов здесь попасись. Вдруг наш пройдоха где-то рядом прячется…

Когда голоса смолкли, незнакомец озабоченно почесал подбородок.

– Ну что, лапули, придется вам меня еще немного потерпеть.

Я не удержала скорбный вздох, на что парень невесело усмехнулся:

– Не волнуйтесь, к утру я вас покину. Эти твари дневной свет не особо жалуют.

И не обращая больше на нас никакого внимания, он улегся на кровать Норы и почти сразу захрапел.

Остаток ночи прошел беспокойно. Нам с Норой пришлось делить одну кровать. Раздеваться мы, разумеется, не стали. А поверху еще и одеяло накинули, чтобы посильнее отгородиться от опасного незнакомца. В результате потели сильно и чесались. А еще Нора постоянно так и норовила ткнуть меня локтями или коленями. Они оказались у нее неприятно острыми. Судя по ее ворчаниям, соседством со мной она также была недовольна.

Наконец, я заснула, и мне снова снился тот тревожный сон. Тьма на троне вещала, и ей завороженно внимали все, кто находился рядом. Слова заклинания впечатывались в мозг, как гвозди в крышку гроба, а зал обволакивала красная дымка. Стены за нею уже не проглядывались, а фигуры придворных казались размытыми тенями. Только узник виделся по-прежнему отчетливо. Я разглядела татуировку на его плече. Там был изображен… Изображен…

– Лира, чего не отвечаешь? Спишь, что ли?

С трудом разлепила глаза. Сквозь трещину в ставнях пробивались лучики зарождающегося утра. Голова гудела, словно натруженный колокол. Я еле сдержалась, чтобы не застонать. А вот моя подружка, напротив, чувствовала себя очень и очень неплохо. Облокотившись на подушку, она взирала на меня мечтательно блестящими глазами.

– Нет уже, – недовольно пробурчала я. – Сама чего не спишь?

– Не спится, – вздохнула подружка, а потом вогнала меня в ступор вопросом. – Как ты думаешь, он женат?

Вновь встревоженно вгляделась в подругу. И опять не обнаружила печати порока. А вот дебилизма – да. Весьма отчетливо. Это разозлило.

– Мы же с тобой собирались в сестры милосердия! Забыла?!

– Да нет, не забыла, – успокоила она меня. – Мне просто интересно. Он такой красивый. Вон как разрумянился!

Румянец на парне действительно присутствовал. И мне он сильно не понравился. А когда приблизилась и померила пульс, то не на шутку испугалась:

– Знаешь, Нора, а у нас проблема, – сообщила я. – Большая проблема.

4. Смерть моя, иль ты приснилась мне

Я похлопала парня по щеке. Он что-то пробормотал, но так и не очнулся. Святые угодники! Да от него несло жаром как от печки!

– Вот и что прикажешь теперь делать?

Я обреченно вздохнула. Надежда на то, что поутру он исчезнет, испарится, растает как утренний туман, развеялась как дым. А значит, в скором времени состоится знаменательная встреча парня с Благочинной. И тогда…

Зажмурилась. Помотала головой. Не помогло. От предчувствия грядущего кошмара я почувствовала озноб. Благочинная сестра Пира имела обыкновение ежедневно инспектировать комнатушки воспитанниц. И не было такого тайничка в стенах нашего института, который бы она не отыскала. Куда только ни прятали девушки небольшие сувениры от родных и близких: зашивали в матрасы, запихивали в мышиные норки, заталкивали в небольшие проемы в стене… Бесполезно. Нашей Пире благоволил сам великий Контролер. Периодически то одну, то другую несчастную она собственноручно отхаживала розгами. И если за сокрытие пудреницы присуждалось десять ударов, а за коробочку засахаренных фруктов – пятнадцать, то сколько получим мы с Норой за обнаруженного у нас мужчину? Этот вопрос сводил меня с ума.

А вот Нору нет. Она рухнула на колени перед несносным типчиком и принялась обтирать ему лицо мокрой тряпицей.

– Это я виновата! – всхлипнула она. – Вот зачем, зачем я ударила его? Да еще в раненую голову. О, милостивый Сеятель, теперь из-за меня он умрет от воспаления головы!