«Расскажите мне, что случилось», – попросил я англичанина.
Он поднялся. На минуту мне показалось, что он упадет, но он только качнулся, оперся о край стола и наклонился ко мне. Его черный пиджак и манжеты сорочки были забрызганы вином.
«Вы хотите это увидеть?» Он прерывисто вздохнул, заглянул мне в глаза.
«Оставьте ребенка здесь!» – повелительно сказала женщина.
«Она спит», – ответил я, поднялся и последовал за молодым человеком к той двери, что у лестницы.
Люди поспешно отодвинулись от двери, и мы вошли в маленький зальчик.
Единственная свеча горела на буфете, и первым делом я заметил ряд искусно расписанных тарелок на буфетной полке. Маленькое окно было занавешено, на стене тускло отсвечивала картина: Дева Мария с младенцем Иисусом. Посреди комнаты стоял большой дубовый стол. На нем лежала молодая женщина со сложенными на груди белыми руками. Рыжеватые волосы разметались вокруг шеи и по плечам. Прелестное лицо уже застыло маской смерти. Свисающие с запястья янтарные четки чуть поблескивали на фоне темного шерстяного платья. Рядом лежали красная фетровая шляпа с широкими мягкими полями и вуалью и пара черных перчаток. Вещи будто ждали, что хозяйка вот-вот проснется. Англичанин подошел поближе, аккуратно поправил шляпу, достал из кармана большой платок и уткнулся в него лицом. Он едва сдерживал рыдания.
«Знаете, что они хотят с ней сделать? – прошептал он, взглянув на меня. – Как вы думаете?»
Хозяйка подошла, тронула его за руку, но он грубо оттолкнул ее.
«Не знаете? – прокричал он свирепо. – Варвары!»
«Прекратите!» – глухо проговорила женщина.
Он сжал зубы и тряхнул головой. Волосы упали ему на глаза.
«Не подходите к ней, – сказал он хозяйке по-немецки, – и ко мне тоже».
В соседней комнате шептались. Англичанин еще раз взглянул на мертвую, его глаза наполнились слезами.
«Такая невинная, – нежно прошептал он и, вдруг задохнувшись, потряс кулаком. – Будь ты проклят… Бог! Я ненавижу тебя!»
«Господи», – выдохнула женщина и быстро перекрестилась.
«Посмотрите», – сказал молодой человек и расстегнул кружевной воротничок платья, бережно, словно не мог и не хотел прикасаться к мертвому телу.
Да, это были они. Сколько раз я их видел… Там, на горле, на пожелтевшей коже, темнели две маленькие отчетливые ранки. Англичанин покачнулся, закрыл лицо руками.
«Мне кажется, я схожу с ума!» – произнес он.
«Идемте отсюда». Хозяйка вцепилась в молодого человека, щеки ее вспыхнули.
«Оставьте его, – остановил я ее. – Я позабочусь о нем».
«Если так будет продолжаться, я выброшу вас отсюда, прямо сейчас». Губы женщины дрожали, она сама держалась из последних сил. Потом повернулась, закуталась в платок и бесшумно вышла из комнаты. Люди в дверях расступились и пропустили ее.
Англичанин плакал.
Я знал, что должен остаться с ним, но не только затем, чтобы выведать что-нибудь у него; мое сердце тяжело билось от волнения: невыносимо было видеть, как он страдает. Безжалостная судьба столкнула нас в ту ночь.
«Я побуду с вами», – предложил я и принес два стула. Англичанин сел и уставился на свечу.
Я закрыл дверь, и стены отступили в темноту; огонь свечи озарял его склоненную голову. Облокотившись на буфет, он вытер глаза носовым платком, достал из кармана оплетенную бутылку и предложил мне. Я отказался.
«Расскажите мне, что случилось».
Он кивнул.
«Надеюсь, вы добавите хоть немного здравого смысла этим людям. Вы ведь француз?»
«Да», – подтвердил я.
Он горячо сжал мою руку. Он был так пьян, что не почувствовал ее холода. Сказал, что его зовут Морган, что я нужен ему сейчас, как никто и никогда. Я держал его руку, она дрожала, как в лихорадке, и я… Не знаю почему, но я открыл ему свое имя, которое почти никому не доверял. Но он словно не слышал меня, смотрел на мертвую женщину, его губы сложились в слабое подобие улыбки, глаза наполнились слезами. Эти слезы растрогали бы даже камень.
«Это я ее погубил! Я привез ее сюда».
«Нет, – поспешно возразил я. – Вы не виноваты. Скажите, кто это сделал?»
Он замешкался, будто сбившись с мысли.
«Я никогда не выезжал из Англии. Понимаете, я художник… Господи, разве это важно… Мои картины, альбом… Я так любил свою работу! – Его голос сорвался, он обвел глазами комнату; долго, молча смотрел на умершую, потом нежно прошептал: – Эмили!»
И на мгновение передо мной открылись сокровенные глубины его сердца.
Постепенно события стали проясняться. Морган и Эмили только что поженились и отправились в свадебное путешествие. Они поездили по Германии, потом добрались сюда на попутных дилижансах. Морган искал места для этюдов; кто-то сказал ему, что возле этой глухой деревеньки сохранился старинный монастырь. Но молодые так и не успели его увидеть. Трагедия подстерегла их раньше.
Оказалось, что дилижансы в эту сторону не идут, и Морган нанял крестьянина с телегой. На кладбище при въезде в деревню толпился народ. Едва увидев это, крестьянин остановил повозку и отказался ехать дальше.
«Сперва я решил, что там похороны, – рассказывал Морган. – Люди в парадной одежде, с цветами – это, признаюсь, заинтриговало меня. Так захотелось разглядеть происходящее поближе! Мы отпустили парня, сгрузили на землю багаж. Деревня была в двух шагах от нас. На самом деле, конечно, затея была в большей степени моя, нежели Эмили, но она всегда во всем меня поддерживала. Я оставил ее сидеть на чемоданах, а сам взобрался на холм. Вы не видели по дороге кладбище? Наверняка видели. Слава богу, что вы доехали целыми и невредимыми. Хотя лучше бы вы скакали мимо не останавливаясь – не важно, что кони устали…»
Он опять замолчал.
«Так в чем же была опасность?» – мягко, но настойчиво спросил я.
«А… опасность. Варвары!» – прошептал Морган, оглядываясь на дверь. Он еще раз глотнул из бутылки. «Так вот, не было никаких похорон. Я сам это видел, – продолжал он. – Люди не стали даже разговаривать со мной – вы же знаете, какие они, – но никто не возражал против моего присутствия. Я все вам расскажу, только вы мне, конечно, не поверите. Но вы должны, должны мне верить, иначе я сойду с ума».
«Я верю вам, продолжайте», – сказал я.
«Я сразу заметил, что на кладбище много свежих могил. На одних стояли новенькие деревянные кресты, на других просто могильные холмики, осыпанные свежими цветами. У крестьян тоже были цветы, будто они пришли возложить их на могилы. Но никто не двигался. Все взгляды были устремлены на двоих мужчин, которые держали под уздцы белого коня. О, что это было за животное! Конь бил копытом, перебирал ногами, бросался из стороны в сторону, словно ни минуты не желал стоять на месте. Великолепный породистый жеребец, белый как снег. И вдруг – не знаю, как и почему это произошло, никто не произнес ни слова – один мужчина, должно быть самый главный, со всей силы ударил коня черенком лопаты, и тот, не разбирая дороги, понесся на холм. Я был уверен, что вижу этого красавца в последний раз. Но я ошибся. Жеребец замедлил бег, развернулся и мимо старых могил спустился вниз к свежим. Люди молча следили за ним. Конь рысью проскакал по насыпанным холмикам, сминая цветы, но никто даже не двинулся, чтобы взять его под уздцы. Наконец животное остановилось прямо на одной могиле».
Морган вытер глаза, но слез уже не было. Казалось, он, как и я, зачарован рассказом.
«Вот что случилось дальше, – продолжал англичанин. – Конь стоял и не двигался. Вдруг из толпы донесся крик. Нет, даже не крик, а общий стон. Потом снова все стихло. Мужчина, который был за главного, пробился вперед и прокричал что-то другим. Но тут одна из женщин вскрикнула и бросилась на могилу прямо под копыта лошади. Я подошел поближе и прочитал на надгробии имя. Это была молодая девушка, она умерла полгода назад: дата смерти была начертана там же. Тем временем несколько мужчин пытались поднять и оттащить несчастную женщину. Она упала на колени в грязь и обхватила камень, будто собиралась вырвать его из земли. Я уже хотел было уйти, но не смог. Должен был понять, что происходит. Эмили ничего не грозило: никто даже внимания на нас не обратил. Женщину наконец подняли с земли, мужчины лопатами начали раскапывать могилу. Скоро один из них оказался на дне, и в нависшей тишине слышались только звуки вонзающегося в грунт железа и отбрасываемой земли. Не могу описать, что это было. Солнце в зените, на небе ни облачка, все стоят, держатся за руки, даже та бедная женщина…»
Его взгляд упал на Эмили, он запнулся. Я ждал. Он снова приложился к бутылке, и я почувствовал запах виски. Слава богу, подумал я, у него еще есть чем залить горе.
«С таким же успехом могла быть и полночь, – произнес он очень тихо, глядя на меня. – Такое было впечатление. А потом… этот мужчина внутри могилы ударил лопатой по крышке гроба! Наверх полетели обломки досок – он бросал их направо и налево. И вдруг он страшно закричал! Люди бросились к могиле и тут же с воплями отшатнулись. Некоторые пытались протиснуться сквозь толпу и убежать, а обезумевшая женщина упала на колени и билась в руках мужчин. Я должен был подойти и посмотреть, вряд ли что-нибудь могло удержать меня тогда. Я наклонился над могилой… Никогда я такого не видел, и не приведи господь увидеть еще раз. А теперь вы мне просто обязаны поверить! Крестьянин стоял в могиле посреди обломков, а перед ним в гробу лежала мертвая девушка. Я вам говорю… Я вам говорю, она была свежая, розовая. – Его голос надломился, глаза расширились, скрюченные пальцы хватали воздух, умоляя меня поверить его словам. – Совсем как живая! Она шесть месяцев пролежала в земле. Ее саван был откинут, руки покоились на груди. Она как будто спала».
Морган тяжело вздохнул, оперся локтями на колени и обхватил руками голову. Он сидел и смотрел в пустоту.
«Клянусь вам, это правда, – сказал он наконец. – Тот мужчина, что стоял в могиле, поднял ее руку, и она подалась так же легко, как и моя сейчас! Он рассмотрел ногти девушки и что-то прокричал; безумная женщина пинала мужчин, державших ее, и земля из-под их ног падала прямо на лицо и волосы мертвой. О, если б вы видели, как прелестно было лицо и что они сделали потом!»