Свободные
– Прости меня, – его голос полон ноющей боли. Парень приподнимает пальцами мой подбородок и смотрит мне прямо в глаза. – Я должен был помочь.
Прикасаюсь ладонью к его заросшим скулам. Затем поглаживаю темные круги под глазами.
– Я в порядке.
– Я убью его.
– Кого?
– Если хочешь – всех! – В синих глазах парня проскальзывает дикая злость. Столкнувшись со мной лбом, он крепко зажмуривается и рычит: – Никогда еще я так не желал чьей-то смерти.
Тоже закрываю глаза и держу в руках его лицо, наплевав на слезы, которые так и катятся по щекам. Бывают люди, с которыми ты хочешь находиться рядом. А бывают и те, без которых ты попросту не можешь жить. И я не могу жить без Теслера. Со всеми своими недостатками и тайнами, он стал частью моих мыслей. И каким бы ошибочным ни был мой выбор – он сделан.
– Ты ведь не уйдешь?
– Нет, – отрезает парень.
Проходит несколько недель. Мне разрешают поехать домой, но я отказываюсь находиться в одной комнате с Сашей, отвечать на вопросы Константина. Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Поэтому я решаю поехать вместе с Теслером. На сутки, на пару часов, я сгораю от острого желания хотя бы на несколько секунд притвориться, что весь тот ужас, который нам пришлось пережить, – жестокая иллюзия.
Мы покидаем больницу к вечеру. Саша кружит рядом, будто ворон, пытается поговорить, разузнать что-нибудь о Соне, но Теслер не позволяет. Постоянно находится рядом и следит за людьми, как за потенциальными врагами. Он практически все время молчит, но я вижу в таком поведении не холодность, а уязвимость. Мог ли он раньше подумать, что вскоре засыпать и просыпаться будет с мыслями об одном и том же человеке? Вряд ли.
В конце концов я оказываюсь в чьей-то широкой машине с откидным верхом и кожаными сиденьями. Теслер рядом. Не помню, как мы оторвались от отца, однако лицо Саши до сих пор стоит перед глазами. Он рвался ко мне, собираясь рассказать о чем-то важном. Но я не нашла в себе сил подойти ближе. Вряд ли мы избежим разговора о том, что происходило в камере.
И тогда…
Нет. Я еще не готова.
Андрей держится тихо. Сидит со мной сзади, разглядывая наши сплетенные пальцы.
За рулем неизвестный мне парень. Челка у него светлая и кучерявая, а нос горбатый, как у всех греческих военачальников. Присвистывая, он рассекает туманные улицы Питера, то и дело бросая взгляд назад и изредка нарушая тишину рассуждениями о том, как же хорошо провел выходные в горах Швейцарии.
– Зря ты отказался, – улыбается он, – погода – как ты любишь: морозно, воздух ледяной и свежий, будто пропущенный через фильтр…
– У меня были дела.
– Постоянно у тебя дела.
– Следи за дорогой.
– Как ты его терпишь? – светло-карие глаза смотрят на меня. Я стесняюсь, отвожу взгляд в сторону, а он усмехается: – Классно, что вы оторвались от эскадрильи судьи. Это твой папаша? Внушительная у него охрана.
– Стас, – Теслер шумно выдыхает и подается вперед, от чего воздух в салоне наполняется неосязаемым напряжением, – просто жми на газ.
– Как скажешь.
Светловолосый парень сдается, пусть и не скрывает легкую улыбку. Он сворачивает к одному из конусообразных коттеджей и ловко паркуется между черной «Камри» и шикарным «Мерседесом». Кажется, на первой из машин мы с Теслером ездили в Нею.
Выходит, этот парень – друг? Никогда бы не подумала, что у Андрея есть приятели.
– Ко мне нельзя, – неожиданно поясняет Теслер, помогая мне выбраться из салона. Бок до сих пор жутко ноет, и я выкатываюсь наружу, как неуклюжая бегемотиха. – Нас уже засекли там однажды, поэтому перекантуемся пока что здесь.
– Этот человек – твой хороший знакомый?
– Этот человек, – смеясь, отвечает Стас, – терпит Теслера с первого курса. Ты знала, что твой молодой человек окончил юридический? Да-да. Уверен, вам будет о чем потолковать.
Я перевожу взгляд на Андрея и вижу, как тот стискивает зубы. Видимо, раскрывать карты он не планировал. Ни сегодня. Ни когда бы то ни было еще.
Коттедж Стаса расплывается перед моими глазами словно мираж, и я плетусь к главной двери, изо всех сил стараясь удержать равновесие. Чувствую, как внутри растет шар из неприятных, колючих лоскутов, но упрямо игнорирую его, ссылаясь на недомогание после больницы. Разве логично сейчас рассуждать о чем-то другом?
Друг Теслера – довольно богатый человек. Весь его дом заставлен фигурками слонов из разных стран: Индии, Африки, Таиланда, Японии, картинами, скульптурами и старинными книгами. Я будто очутилась в логове юного археолога, одержимого желанием постоянно исследовать новое. Разглядывая яркое фланелевое полотно спрашиваю:
– А где ты работаешь?
Сложно представить, что Стас, как и Теслер, – жестокий наемник.
– В морге.
– Что? – У меня глаза на лоб лезут. Превозмогая боль, оборачиваюсь. – Серьезно?
– Да. Расчленяю трупы и отправляю официальные отчеты в прокуратуру. Сложно в это поверить? Эх, Зои, а разве по внешнему облику человека вообще можно определить, кто он?
Андрей ведет меня в просторную, уютную спальню. Квадратное окно распахнуто, и ветерок ласкает белые струящиеся занавески. Пахнет свежестью, мятой, и я почему-то думаю, что Теслер именно здесь проводил все те ночи, пока вынужден был скрываться от людей Болконского.
– Ты как? – спрашивает он, поглаживая мои плечи. Непривычно ощущать его заботу, но я киваю. – Все в порядке?
– Нет.
Мы молчим. Садимся на край мягкой кровати и глядим куда-то сквозь стены, думая каждый о своем. Мне вдруг становится так тошно, что руки безвольно падают.
Соня мертва. Болконский до сих пор на свободе, а я – единственный человек, который не просто знает, но и видел все деяния его черной стороны. Что теперь делать?
– Зои…
– Можешь отталкивать меня сколько угодно, Андрей, – шепчу я, поворачиваясь лицом к парню, – мне все равно.
– Я не хочу этого.
– Чего?
– Чтобы тебе было плохо.
– Тогда просто будь рядом. И я буду здесь.
Зажмуриваюсь, неожиданно вспомнив обо всем, что происходило в том ужасном здании.
Слышу, как вибрирует телефон. Не хочу брать трубку, но заставляю себя посмотреть на дисплей. Сообщение от Саши. Наверное, опять беспокоится. Или, может, узнал о Соне?
Открываю сообщение и цепенею от ужаса. Всего два предложения, а чувства во мне так и вспыхивают, и становится так плохо, что дышать нечем.
Подрываюсь на ноги. Нет, нет, нет! Не может быть! Что за… Грудь ошпаривает боль. Кидаю телефон на кровать, хватаюсь руками за лицо и хочу закричать во все горло, но ощущаю крепкие пальцы Андрея на своих плечах.
– Что случилось? Зои!
– Нет!
Меня ломает сразу на несколько частей. Я вспоминаю, как Саша бежал за мной следом и как пытался рассказать о чем-то важном, и оседаю в руках парня, скатываясь, как по горке. Кто бы мог подумать? Кто бы мог поверить? Я ощущаю такую дикую вину, что начинаю плакать и задыхаться от переизбытка смешенных, горячих чувств.
– Объясни! Что с тобой? Кто это был? – Андрей пытается дотянуться до моего телефона, но я перехватываю его руку и нервно мотыляю головой. – В чем дело?
– Он…
– Кто?
– Он ничего не сделал.
– О чем ты говоришь?
Слезы обжигают горло. Я замираю, вспоминаю лицо Димы, его светлые волосы, улыбку, надменный взгляд и зажмуриваюсь, не в состоянии нормально говорить. Что же я натворила? Он тянул ко мне руку, а я хладнокровно позволила ему умереть, потому что злилась, потому что искренне его ненавидела. Теперь все бессмысленно! Теперь я точно знаю, что Дима не хотел сделать мне больно. Он просто не мог иначе! Не умел!
– Черт подери, Зои! – Теслер легонько встряхивает меня за плечи. – Что происходит? Говори. Это Болконский? Что-то с твоим братом, отцом?
– Нет.
– Тогда что?
– Дима.
– Дима?
– Да. Саша прислал сообщение, и там… – Я запинаюсь. Поднимаю взгляд на Андрея и едва слышно продолжаю: – Там говорится о заключении врачей. Он хотел сказать раньше, но я не слушала, убежала, а теперь…
– Я не понимаю.
– В тот вечер Дима и пальцем меня не коснулся.
– Что?
– Он соврал. Он всегда так делал! – Я оседаю в руках у парня и начинаю плакать сильнее. Что же это такое! Нет, я не верю! – Дима сыграл со мной очередную шутку. Только на этот раз все закончилось совсем иначе. Тот вечер в коттедже, на вечеринке… Он не тронул меня… Дима меня не тронул.
Андрей замирает, а я сломленно горблюсь и упираюсь руками в его грудь. Почему же так больно? Почему так больно другим? Дима – мертв, Соня – мертва. Они погибли, потому что я оказалась на их пути. Но никто из них не заслуживал ничего подобного. Не заслуживал!
Да, я помню все, что сделал Дима. Но он сломленный мальчишка, живущий под одной крышей с монстром. Без настоящих друзей, без хорошего отца. Без мамы… Он жил так, как его учил жестокий Болконский, но при этом все равно боролся. Пусть по-своему, пусть не всегда с успехом. Но у него ведь был шанс. Я ведь видела просвет, я видела его!
Как же я могла позволить ему умереть?
Как я могла не протянуть руку?
Голова кружится так сильно, что я полностью повисаю в руках Теслера.
Парень нежно прижимает меня к себе.
– Зои, не надо.
– Я виновата.
– Ты не знала.
– Что же я наделала. Все они пострадали из-за меня.
– Все?
– Соня, – я вытираю ладонями мокрые глаза, – она погибла. Ее застрелили.
– Что? – Теслер растерянно замирает. – Она умерла?
– Я не выстрелила, о боже! Мне просто стало страшно! Я струсила и не успела. Мужчина опередил, понимаешь? Он убил ее. Теперь еще и Дима, и… Я не хотела! Я правда не хотела!
– Тшш.
Андрей аккуратно подхватывает меня на руки и несет к кровати. Уже через пару секунд на мне теплое одеяло, а лицо Теслера совсем близко. Нас отделяют несколько сантиметров. Меня все еще трясет. Смахиваю слезы и говорю паническим шепотом:
– Все вокруг меня умирают.
– Не говори чепухи.
– Так и есть!
– Зои, – Андрей прижимает меня к себе и выглядит совсем иначе. Это не тот парень, который позволил мне уйти. Это тот парень, который бежал за машиной до тех пор, пока она не скрылась из вида. – Все будет нормально. Но ты должна рассказать о Соне.
– Должна?
– Да.
– Разве это как-то решит проблему? Разве это избавит город от Болконского?
Перебираю в пальцах темные волосы Теслера. Затем касаюсь губами его колючей щеки и срывающимся голосом говорю:
– Что делать? Что мне делать, Андрей?
Парень немного отстраняется, чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза. Никогда я еще не видела столько нежности и заботы в его темно-синем взгляде. Он исследует мое лицо, затем вытирает слезы со щек и отвечает:
– Сбежим.
– Куда?
– Куда скажешь.
– И ты бросишь все?
Андрей замолкает, а я серьезно хмурю брови.
– Почему ты работал на Болконского?
– Зои…
– Я должна знать правду.
– У меня не было выбора. Мне пришлось.
– Почему?
Парень переворачивается на спину и смотрит куда-то в полоток, положив руку на лицо. У него удивительно спокойный вид, хотя я чувствую, как тяжело поднимается и опускается его грудная клетка под моей ладонью.
– Я занимался боксом, а мой отец знал Валентина. Ему просто показалось, что спонсора получше мы не найдем. Сначала все шло гладко, потом Болконский начал ставить условия. Я понимал, что угодил в ловушку. Хотел отказаться, а он позаботился о том, чтобы моего отца уволили с работы. Нужны были деньги, и я согласился выбивать из его неприятелей правду, долги. Но потом… потом моя сестра попала в больницу. И тогда… тогда я согласился…
Андрей замолкает, а я расстроенно отворачиваюсь.
– Согласился убивать?
Парень долгое время молчит. Когда он вновь ко мне поворачивается, в его взгляде горят глубокое сожаление и решительность:
– У меня не было выбора.
– Ты хотел уйти?
– Каждый день. Он все обещал, что… еще одно дело, и оно последнее.
– И ты верил?
– Я хотел, чтобы моя сестра была здорова. Я хотел, чтобы мои близкие не голодали.
– Есть другие способы заработать денег.
– Нет, Зои. Ты не понимаешь. – Андрей стискивает зубы. – Если бы я ушел, он бы не просто лишил моего отца состояния, не просто бы перестал оплачивать счета из больницы.
– Он бы…
– …убил его или меня. Он замел бы следы и без моей помощи.
Сложно. Сложно поверить в то, что Андрей попал в безвыходную ситуацию, как и сложно поставить себя на его место. Что бы сделала я? Как бы поступила? Не знаю.
– Мне жаль.
– Вряд ли я заслуживаю сожаления.
– Но сейчас ведь ты даешь отпор.
– Сейчас у меня тоже нет выбора.
Он проводит пальцами по моей щеке, а я сосредоточенно изучаю черты его лица.
– Ты стал другим.
– Нет. – Парень поджимает губы и смотрит на меня пронизывающим, завораживающим взглядом, который подчиняет и обезоруживает. – Я просто понял, что не хочу тебя потерять.
Я не знаю, сколько мы молчим. В моей голове вертятся мысли о Диме, о том, чего-он-не-совершал, и я то и дело замираю, недоумевая: как так вышло? Он тянул руку. Он хотел, чтобы я была рядом, и я подвела его. А Соня? Я струсила, и теперь ее нет.
– Болконский должен заплатить, иначе все смерти бессмысленны.
«Они и так бессмысленны», – хочу воскликнуть я, но прикусываю язык.
– Что ты предлагаешь?
– Сейчас под угрозой не только мы, но и наши семьи. А попытки открыть дело лишь усугубят положение.
– То есть ты хочешь…
– …применить радикальные меры. Зои, – Теслер заключает мое лицо в своих ладонях и спрашивает: – Ты доверяешь мне?
– Конечно.
– Тогда нельзя бояться.
– У тебя есть план?
– Есть.
– Говори.
– Знаешь, – он заправляет за ухо локон моих волос, – иногда бороться и исчезнуть – одно и то же.
Глава 25
Я сижу напротив мужчины с седыми прилизанными волосами и уставшими глазами. Интересно, когда он в последний раз спал? В кабинете открыто окно. Ветер неспешно бродит по комнате, касаясь нас невидимыми порывами.
Сбоку отец. Он постоянно смотрит на меня, молчит, но и этого достаточно, чтобы наполнить воздух опасным напряжением. Каждое мое слово записывается. Каждое движение – анализируют камеры. Наверняка за дверью десятки человек, просматривающих запись нашего разговора.
– Итак, – седовласый мужчина кивает, – вы даете показания против Болконского.
– Вероятно.
– И вам ясны последствия?
– Какие именно? – Я вскидываю подбородок. – Вы говорите о расправе суда надо мной за ложь или расправе Валентина за правду?
– Это серьезные обвинения.
– Значит, убедитесь, что никто из моих близких не пострадает. Я знаю, каков риск.
– Нужны доказательства, – настаивает мужчина и поправляет тугой галстук. Несмотря на ветер, в комнате становится невыносимо душно. – Они у вас есть?
– Я – ваше доказательство. Я свидетель. Я могу показать то здание, где держали девушек.
– Ваша заинтересованность в данном расследовании очевидна.
– То есть? – Враждебно свожу брови. Меня тошнит от этого труса. Более того, меня тошнит от страха, ведь я понимаю, на что иду и что могу потерять. Руки непослушно трясутся, но я прижимаю их к коленям и стараюсь выглядеть уверенно. – Моя заинтересованность?
– Недавно погиб сын Болконского. Валентин открыл на вас дело, и сейчас вы пытаетесь…
– Меня похитили, силой затащили в машину и увезли. В том здании были сотни девушек. И на каждом этаже располагались рабочие отсеки. Я видела шприцы, слышала эти звуки. Если все это ложь – зачем я здесь?
– Вот и скажите! Ваше желание дать отпор… – мужчина устало растирает руками лицо, и я невольно проникаюсь к нему сочувствием: у него ведь тоже есть семья. – Никому не удавалось выиграть дело против Валентина Болконского. Вы это понимаете?
– Из-за него погибла моя… знакомая. – Дышать совсем невозможно, однако я продолжаю: – Когда я увидела ее, она едва стояла на ногах. Пару раз при мне ее забирали на… на работу. Я пообещала, сказала, что вытащу ее оттуда, но…
– О ком вы говорите?
В поисках помощи смотрю на отца. Он все также молчит. Нежно касается пальцами моего запястья и кивает. Впервые я чувствую, что могу на него положиться.
– Я говорю о… – закрываю глаза. Давай. Скажи. Скажи это! – Я говорю о Софье Неловой.
Мужчина ошеломленно вскидывает брови. Дело принимает новый оборот. Теперь против Валентина две влиятельные семьи, и я уверена: когда родители Софии узнают правду – они не останутся в стороне. Прокурор подрывается на ноги. Останавливается у окна, глядит куда-то вдаль и кажется безумно испуганным.
– Мы пытались сбежать, – продолжаю я сбивчивым голосом, – но ничего не вышло. Не вышло для Сони. Появилась охрана, и я…
Перед глазами появляется бледное лицо блондинки, и мне вдруг становится так плохо, что бок взвывает от боли. Почему я не нажала на курок?
– Софья погибла?
– Ее убили, – процеживаю я. – Ее убили наемникиэтого человека! И вы хотите, чтобы я спокойно жила дальше? Закрыла на это глаза? Меня спас случай. Но что будет с остальными? Так много людей пострадали лишь от того, что вы боитесь бросить ему вызов!
– Зои, – встревает отец. Видимо, я перехожу черту.
Приходится взять себя в руки.
– Вы должны мне помочь.
– Поймите, даже выиграв дело – мы проиграем.
– И что вы предлагаете?
– Забыть.
– Меня это не устраивает. – Неожиданно для себя резко подрываюсь на ноги. Плевать, что бок колет. Я вскидываю подбородок. – Вы понимаете, сколько людей пострадали, а сколько еще пострадают? Ваше бездействие – губительно.
– Я подключу органы, мы съездим на место преступления, – прокурор кивает, – но я не собираюсь обещать вам того, чего не сумею выполнить. Опуститесь с небес на землю, Зои. Вы выжили! Вы – свободны.
– Свободна? За мной будут следить, я на прицеле у каждого, кто так же, как и вы, боится Валентина. Разве это свобода? И знаете, я не прошу вас спасти меня, я прошу вас спасти тех, кто остался в том здании, кто ждет, что за ними придут. Как и Соня ждала. Ее родителям вы прочитаете подобную тираду?
– Я бы хотел помочь.
– Так помогите!
– Сереж, – Константин поднимается с кожаного кресла, – я прекрасно понимаю тебя, знаю, о чем ты говоришь. Но мы бьемся о закрытую дверь уже столько лет. Пора что-то менять.
– Менять? Он держит не только притоны, ты же в курсе. В его руках подпольные клубы, органы местной власти… Бросая вызов Валентину, мы бросаем вызов всему городу.
Судорожно заправляю за уши волосы. Мне неожиданно становится не по себе. Мужчина прав. Как сражаться против населения? Кто-то на стороне Болконского из-за денег, кто-то от страха, но тем не менее добрая половина Питера вступится за него, не имея иного выбора.
– Надо хотя бы попытаться, – пожимая плечами, шепчу я. – Что нам нужно?
– Признание.
– Он должен сознаться во всем, что сделал?
– Хотя бы в чем-то одном, – поясняет прокурор. – Иные доказательства его адвокаты отметут молниеносно. Вы ведь слышали о деле Роберта Дерста? Миллиардер с Манхэттена, который не подвергся казни даже после расчлененки.
– Но Болконский ведь никогда не признает свою вину.
– Значит, никогда и не сядет.
Мои руки опускаются. Я слабо покачиваюсь в сторону и закрываю ладонями глаза. Что теперь? Бессмысленно биться за то, что никому не нужно.
Я говорю, что хочу подышать свежим воздухом, и выхожу из кабинета. Десятки глаз провожают меня вдоль коридора, и я почему-то вспоминаю первый день в школе.
– Ты в порядке? – Голос Теслера холодный, но такой знакомый.
– Дело вряд ли откроют.
– Как мы и думали.
– Так ты думал, – морщусь от боли в боку, – а я надеялась.
– Значит, приступаем к «плану Б»? – Андрей поправляет мои спутанные волосы. Мне становится жутко страшно, я не хочу приступать к «плану Б». Не хочу! – Ты готова?
Нет!
– Да, – шепчу я. Все-таки распахиваю глаза и испуганно притягиваю его к себе как можно ближе. Жадно вдыхаю запах его кожи, прохожусь пальцами по густым угольным волосам и пылко шепчу: – Пообещай, что все получится.
– Зои…
– Пообещай!
Андрей отстраняется. Сводит густые брови и смотрит на меня так, как смотрел раньше: сосредоточенно и серьезно, будто совсем не боится будущего. Будто вообще ничего не боится.
– Ты помнишь, что должна делать? – Киваю. – Тогда не медли. Скоро мы встретимся.
– Я не хочу отпускать тебя, – глаза наполняются слезами. Я чувствую: грядет нечто такое, чего я не смогу пережить. Вижу за поворотом лицо Болконского и ужасаюсь: наверное, его тоже вызвали для дачи показаний. – Он не оставит нас в покое.
– Именно поэтому мы делаем то, что делаем.
Валентин подходит к выходу. Останавливается перед нами и улыбается ледяной улыбкой. Затем косится на Теслера. Я думаю, он так и будет молчать, как вдруг слышу всего один вопрос, от которого по коже проносятся тысячи мурашек.
– Как поживает твоя сестра?
Парень напрягается. Ощущаю, как сжимаются его кулаки, как он подается вперед, однако Валентин идет дальше. Вновь одаряет нас натянутой ухмылкой и скрывается за дверью. Воздух наполняется электричеством, искрами. Теслер шумно выдыхает и говорит:
– Не важно.
– Что?
– Его слова. Он говорит их специально, чтобы вывести из себя.
Вижу, как за стеклом Болконский идет в сторону своей машины. Водитель распахивает перед ним дверцу, преклоняется, словно Валентин – король давно вымершей цивилизации, и мое лицо кривится от гнева.
– Он даже не испытывает вины.
– Не думаю, что Болконский слышал о таком чувстве.
– Ты поедешь за ним?
– Я буду держаться плана. И ты тоже. – Вновь смотрим друг на друга. Андрей проводит пальцами по контору моих губ. – Не опоздай.
– Не опоздаю.
Парень кивает. Делает шаг назад, но затем вновь приближается ко мне, приподнимает мой подбородок и пылко целует в губы. Я хватаюсь за его плечи и мысленно повторяю: не уходи, останься. Но Теслер отстраняется. Кивает и срывается с места.
Все будет хорошо, хорошо!
Все-таки горблюсь. Беззащитно обхватываю себя руками и облокачиваюсь спиной о стену. Мы следуем плану, тогда почему мое сердце готово выпрыгнуть из груди? Почему мне кажется, что мы больше не увидимся?
Отец заканчивает через пару минут. Мы выходим из здания, плетемся к машине, и я удивленно вскидываю брови, увидев, что он садится за руль.
– Сам поведешь?
– Еще не разучился, – отшучивается он. Жалкая попытка разрядить обстановку. Едем мы медленно, но я думаю, Константин специально не торопится. Поглядывает на меня и каждый раз оборачивается с таким выражением, будто хочет что-то сказать. Но затем его грудная клетка сдувается, он покачивает головой и продолжает следить за дорогой как ни в чем не бывало. В конце концов я не выдерживаю. Взмахиваю руками и признаюсь:
– Мы хотим уехать.
– Что?
– Мы с Андреем, – честной быть очень сложно. – Мы решили, что здесь нам больше нечего делать. Куда безопаснее убраться как можно дальше.
– Зои. – Константин тормозит перед домом и устало поправляет светлые волосы. В его глазах столько недоумения, что мне становится плохо. Виноват ли он в том, что я сделаю так, как хочу, а не так, как правильно? – Не стоит убегать. Это крайние меры.
– Сейчас как раз тот случай.
– Я мог бы нанять охрану, да и твой приятель – ходячее орудие.
– У нас нет другого выбора, – закрываю глаза и вдруг понимаю: я слишком привязалась к отцу, пусть и пообещала себе его возненавидеть. – Я рада, что мы познакомились.
– Говоришь так, будто прощаешься.
– Я прощаюсь.
– Нет, – Константин покачивает головой, – Зои, прошу тебя. Давай все обсудим. Я уже понял, мое мнение совершенно не важно, но…
– Важно!
– Недостаточно. Послушай, пусть дело Болконского – вопрос открытый, тебе здесь ничего не грозит. Теперь уж точно. Я найму людей, поставлю охрану…
– Не надо. Елена с ума сойдет.
– Она поймет.
– Знаю, – киваю и чувствую, как в горле застревает ком. Сложно смотреть на отца и держать себя в руках. Мы с ним действительно похожи.
– Позволь мне хотя бы довезти тебя до вокзала. Я хочу лично проследить за тем, как ты сядешь на поезд и уедешь. Теслер будет ждать тебя там?
– Да. Машины у него нет. На мотоцикле далеко не уедешь.
– И куда направитесь? Что будете делать? Как же экзамены, институт… Зои! Останься. Мы придумаем что-нибудь. Слышишь? Я был плохим отцом, раз позволил этому случиться.
– Нет, ты ни при чем. Просто так надо. И да, отвези меня, если у тебя есть время.
Мы молчим. Смотрим друг на друга и цепляемся за тишину, как за последнее мгновение. Сейчас нам придется выйти из машины, затем расстаться, и эти минуты исчезнут из памяти, как исчезает все, что когда-либо с нами происходило. Удивительно, но мне сложно уходить. Кто бы мог подумать, что я привяжусь к человеку, которого раньше считала злейшим врагом?