Примадонны Ренессанса

18 мая Лодовико и Беатриче со своим маленьким сыном прибыли в Феррару. Они провели ночь в палаццо Тротти, в пригороде, и на следующее утро въехали в город по мосту Кастель-Тилде. Добравшись до кафедрального собора, супруги посетили мессу и сделали пожертвование у алтаря. Площадь была украшена зелёными ветвями и яркими драпировками, и толпы людей заполонили улицы, крича:

– Моро! Моро!

Навстречу гостям выехали старший брат Беатриче Альфонсо д‘Эсте и его супруга Анна Сфорца с весёлой компанией феррарских дворян и дам. Лодовико был полон решимости ослепить мир своим великолепием, поэтому наряды и драгоценности Беатриче поразили жителей Феррары. За герцогской четой следовали десять повозок и пятьдесят мулов, нагруженных багажом. Чтобы не отстать от своей невестки, Анна Сфорца появилась в тёмно-сером атласном платье, украшенном массивными золотыми буквами, и позаимствовала для этого случая у своей свекрови лучший жемчуг.

– Поэтому, – сообщал Проспери, секретарь герцога Феррары, Изабелле, – её драгоценности казались почти такими же красивыми, как у герцогини Бари.

О том, что соперничество в одежде и драгоценностях было не только между принцессами, но и между миланскими и феррарскими дамами из их свиты, поведала маркизе всё та же неутомимая Теодора. Каждая из фрейлин Беатриче носила длинные золотые цепочки стоимостью по двести дукатов за штуку, а дамам по случаю поездки в Венецию были предоставлены ещё парчовые платья их госпожи. Услышав об этом, феррарские дамы стали умолять Элеонору подарить им похожие ожерелья и не успокоились, пока не получили цепочки стоимостью в двести двадцать дукатов за штуку. Затем, выяснив, что у некоторых миланских дам есть жемчужные чётки, подаренные Беатриче, её мать приобрела для своих приближённых ещё более красивый жемчуг. Когда Лодовико увидел это, он подошёл к Беатриче и сказал:

– Жена, я хочу, чтобы жемчужные четки носили все твои дамы!

И сразу же заказал ещё более дорогостоящие жемчужины. Впрочем, Теодора тут же радостно успокоила маркизу:

– Наши дамы всё равно будут лучше выглядеть в Венеции, поскольку госпожа подарила нам свои подвески, приготовила накидки из зелёного сатина с полосками из чёрного бархата и захватила с собой некоторое количество драгоценностей!

Однако на следующий день Проспери погасил радость Изабеллы:

– Только что прибыл знаменитый ювелир Карадоссо с большим количеством рубинов и бриллиантов, которые мессир Лодовико купил за две тысячи дукатов и собственноручно нанизал на нити для фрейлин своей жены.

В общем, Элеонора Арагонская, как и другие, проиграла своей младшей дочери на этой «ярмарке тщеславия».

Герцог Эрколе целую неделю устраивал блестящие торжества в честь своего зятя. На площади перед замком Кастелло состоялся великолепный турнир.

– Мессир Галеаццо выступал на ристалище, – пишет старый хронист Феррары, – со всей присущей ему храбростью и выиграл приз у своего брата графа Кайаццо, Никколо да Корреджо, Эрмеса Сфорца и всех других соперников. После этого, взяв в руки массивное копьё, он напал на дворянина из Мирандолы, сломал его копьё и сбросил его с седла, так что и лошадь, и человек перевернулись вместе. А Лодовико в утешение послал сто дукатов этому воину. На следующий день во дворе замка состоялось состязание между мантуанцем и миланцем, в котором победил последний, и Лодовико подарил ему атласный жилет с золотой бахромой и юбку из серебряной ткани, а маркиз Мантуанский и другие тоже получили прекрасные подарки. Затем начались скачки, которые выиграл Альфонсо д’Эсте, а в конце знаменитые берберийские лошади Франческо Гонзага показали великолепную дрессировку.

Днём в садах также был устроен прекрасный праздник, где присутствовал весь двор, а по вечерам давались театральные представления, которые так понравились Лодовико, что он объявил:

– По возвращении я обязательно создам театр в Милане!

– Среди произведений, представленных в этот раз, была комедия, сюжет которой был направлен против Моро, но, похоже, он не обиделся, – отметил Проспери,

Пребывая в самом прекрасном настроении, Лодовико, по своему обыкновению, был вежлив и приветлив со всеми, и явно гордился своей женой и ребёнком. Он восхищался дворцами и садами Феррары и с большим интересом изучал последние усовершенствования герцога Эрколе. Ширина и чистота улиц особенно поразили его, и он решил последовать примеру своего тестя и убрать кузницы и лавки, загораживавшие дорогу и мешавшие движению транспорта на улицах Милана. Но из всех достопримечательностей, которые он видел в Ферраре, больше всего ему понравилась прекрасная вилла в Бельригуардо. В субботу, 25 мая, после отъезда Беатриче Эрколе I пригласил своего зятя и миланскую знать провести день в своей любимой загородной резиденции и устроил банкет в знаменитых террасных садах на берегу реки По.

В это время Беатриче со свитой около 1 200 человек отправилась в плавание сначала по реке По, а затем по опасному бурному морю, что вызвало страх у многих сопровождавших её лиц, но не у самой герцогини Бари, которой нравилось издеваться над трусами. Утром 27 мая флот достиг форта Маламокко и там путешественников приветствовала делегация венецианских патрициев. Затем Беатриче высадилась на острове Сан-Клементе, где её лично ждал дож. Он убедил её сесть на Бучинторо (галеру дожа), который направился к Большому каналу.

– Никогда, – писал миланский посол, – дворянина или даму не принимали с большей радостью и не развлекали так великолепно, как герцогиню.

Спустя семь дней празднеств и развлечений Беатриче с матерью была приглашена на заседание Совета Магджиора и на роскошный завтрак во дворце Дожей, посетила Арсенал, остров Мурано, базилику Святого Марка и Сокровищницу. Таким образом, делегация дважды была весьма пышно принята Синьорией и дожем Барбариго. А затем герцогиня Бари послала мужу письмо с отчётом:

– В центре зала мы увидели дожа. Он спустился из своих комнат, чтобы приветствовать нас, и препроводил к помосту, где все мы сели в обычном порядке, и началось тайное голосование: нужно было выбрать два комитета. Когда с этим было покончено, матушка поблагодарила принца за оказанные нам почести и ушла. Когда она закончила говорить, я сделала то же самое. Затем, следуя инструкциям, которые ты мне дал в письме, сказала, что с дочерним смирением подчинюсь всем приказам дожа.

В этот первый свой визит герцогиня Бари также подчеркнула отличные отношения Милана с Францией и Германией и раскрыла содержание депеши миланского посланника о планах Карла VIII заручиться поддержкой членов Лиги в войне против Неаполя. В завершение Беатриче попросила от имени мужа совета у Синьории, что Лодовико должен ответить французскому королю, но получила уклончивый ответ, что необходимо посоветоваться с папой римским как главой Лиги.

На второй встрече с дожем, состоявшейся 1 июня, Беатриче, следуя советам мужа, подчеркнула его всемогущество как миланского регента, имеющего в своём распоряжении все сокровища и замки Ломбардии. Судя по тайным отчётам венецианского правительства, дож счёл, что герцогиня хотела выяснить: поддержит ли Республика притязания Лодовико на Миланское герцогство. Однако она получила от Барбариго лишь заверения в дружбе. Несмотря на великолепный приём, оказанный ей дожем и Синьорией, Беатриче не достигла ощутимых результатов в политическом плане. Тем не менее, её очарование произвело глубокое впечатление на венецианцев, которые восхищались её мудростью и красноречием и не жалели усилий и средств, чтобы доставить ей удовольствие.

В письмах к мужу Беатриче также описывала свои впечатления от осмотра городских достопримечательностей:

– Мы высадились на Риальто и отправились пешком по улицам, которые называются «merceria», где увидели магазины, торгующие специями, шелками и другими товарами. Всего много, качество отличное, и содержится всё в полном порядке. Товары разнообразные. Мы постоянно останавливались, чтобы посмотреть то на одно, то на другое, и даже расстроились, когда подошли к пьяцце Сан-Марко. Здесь с лоджии, напротив церкви, зазвучали наши трубы.

Другую экскурсию она описала так:

– Когда мы шли из одного магазина в другой, все поворачивались, чтобы посмотреть на драгоценные камни, нашитые на мою бархатную шляпу, и на жилет с вышитыми на нём башнями Генуи, а особенно на большой бриллиант на моей груди. И я слышала, как люди говорили один другому: «Вон идёт жена сеньора Лодовико. Посмотрите, какие красивые у неё драгоценности! Что за чудные рубины и бриллианты!»

В свой черёд, Франческо Гонзага, задержавшийся в Венеции и детально информировавший жену о каждом шаге Беатриче и её спутниц, подтвердил:

– Я не буду пытаться описывать платья и украшения, которые носили эти герцогини и мадонна Анна, это совершенно не по моей части, и скажу только, что все трое выглядели великолепно.

– Её драгоценности действительно были чудом для всего города. Но я не ошибусь, если скажу, что лучшим украшением из всех является она сама – моя дорогая и самая превосходная Мадонна, чьи грациозные и очаровательные манеры приводили всех жителей Венеции в восторг. Так что Ваше Высочество вполне может считать себя тем, кем он есть – самым счастливым принцем во всём мире, – подвёл итог секретарь Беатриче в письме к Моро.

Маркиза, всё ещё отдыхавшая на вилле Порто, жадно проглатывала письма Франческо о визите сестры в Венецию. После чего с деланным безразличием сообщила матери:

– Для меня все эти церемонии кажутся очень похожими по своей природе, и все они одинаково утомительны и однообразны.

В июле Изабелла снова неохотно простилась с золовкой, чтобы навестить Элеонору, здоровье которой вызывало беспокойство у всей семьи, и провела месяц в Ферраре. Это был последний раз, когда она видела свою мать.

А Беатриче была в восторге от приёма, оказанного ей в Венеции. Особенно ей понравился бал, который напоследок был дан в её честь Катариной Корнаро, королевой Кипра, на её вилле в Мурано. Перед танцами состоялось обычное представление по мотивам античной мифологии. Затем последовал банкет, на котором были поданы сахарные фигуры основных участников Лиги. Потом снова показали мифологические инсценировки и аллегории. При этом неугомонной молодой герцогине доставляло огромное удовольствие подшучивать над изнемогавшим от усталости и скуки епископом Комо.

– Как долго ещё будет продолжаться этот бал? – время от времени спрашивал бедный старик.

На что Беатриче радостно отвечала:

– Впереди ещё много представлений и всё закончится только к утру!

– Его стоны и причитания, – призналась она позже мужу, – доставили мне большее удовольствие, чем сам праздник!

По её возвращении из Венеции герцогский двор переехал на лето в Павию. В августе туда же прибыл герцог Феррары, привезя с собой некоторых из своих актёров, которые играли только комедии. Как обычно, у Изабеллы д'Эсте был свой информатор, который сообщал ей обо всём, что там происходило. На этот раз им был её племянник Никколо да Корреджо.

– Каждый вечер, – писал он, – проводится за игрой в карты.

Беатриче очень нравилась эта игра, и ей удавалось выигрывать приличные суммы, такие же, как некогда во время ее плавания на буцентавре в Венецию. Герцогиня Милана не принимала участия в этих забавах, за исключением комедийных представлений. А Моро более чем когда-либо был нежен со своей женой, постоянно целовал и ласкал её. Все ожидали начала охотничьего сезона и Изабелла Арагонская досаждала Лодовико замечаниями типа:

– Охота на кабана в Неаполе гораздо лучше, чем в Милане!

Эти развлечения неожиданно были прерваны известием о серьёзной болезни герцогини Элеоноры, матери Беатриче, скончавшейся в Ферраре 11 октября. После чего герцогиня Бари облачилась в траур и заперлась в своих покоях. Смерть этой добродетельной и достойной восхищения женщины была глубоко оплакана как членами её ближайшего окружения, так и подданными, которые любили её за доброе сердце. Надгробные речи в её честь были произнесены как в Мантуе, так и в Милане, а молодой поэт Ариосто произнёс над могилой герцогини панегирик в стихах. Юная Беатриче, которая совсем недавно была с матерью в Венеции, плакала горькими слезами и на протяжении нескольких недель не хотела покидать свои покои. От Изабеллы же, после трёх лет брака ожидающей рождения первого ребёнка, в течение десяти дней скрывали смерть матери. Вскоре маркиза начала беспокоиться и спрашивать:

– Почему нет писем из Феррары?

Однако печальная весть дошла до неё из Милана, как написала одна из её фрейлин отсутствующему маркизу:

– То ли по простой неосторожности, то ли по какому-то злому умыслу, мы не можем выяснить.

Изабелла, тем не менее, проявила свою обычную осмотрительность и самообладание. После первого приступа горя она стойко перенесла свою потерю и нашла отвлечение в том, чтобы погрузить себя, свои покои и своих домочадцев в траур. В своём стремлении выглядеть элегантно даже в горе, она обратилась с просьбой к сестре:

– Пришлите мне из Милана несколько белых газовых вуалей, поскольку в Мантуе я не смогла найти ничего по своему вкусу.

И одновременно попросила одного из своих друзей при миланском дворе

– Сообщите мне мельчайшие подробности о цвете и материале траура, который носит герцогиня Бари!