Я отвезу тебя домой. Книга вторая. Часть первая

– Вы шутите?

– Разумеется, нет.

– Неужели вы в самом деле думаете, что его величество оставит вас тут надолго?

Мориньер справился с бумагами, сложил их стопкой на краю стола, захлопнул книгу.

– Я не собираюсь гадать о сроках, Филипп. Я намерен жить здесь так, как если бы это было навсегда.

*

Сложив бумаги, Мориньер пригласил Филиппа жестом следовать за ним.

Они тихо затворили за собой двери в библиотеку, спустились по узкой лестнице, расположенной в конце коридора, прошли по двору – мимо церкви, конюшни, коровника. Два монаха в чёрных рясах пронесли мимо них вёдра, наполненные только что надоенным молоком.

Монахи замедлили движение, приветствовали Мориньера и его гостя, потом пошли дальше – к фермам, где молоку суждено было превратиться в великолепные сливки, творог, сыр. Они шли, стуча деревянными башмаками по выложенной из камня дорожке.

Филипп де Грасьен обернулся, проводил взглядом сутулые, сухощавые фигуры братьев.

– И надолго вы тут собираетесь оставаться? – спросил.

– Тут?

– В монастыре.

– А… Не знаю. Пока не завершу все дела. Но задерживаться мне нет резона. Я должен успеть сделать слишком многое до того, как ляжет снег.

*

Мориньер остановился в большом, специально выстроенном для странников, доме. В эти дни в каменном двухэтажном здании, расположенном на территории монастыря иезуитов, больше никого не было. Но Мориньер знал, что случались дни, когда в доме для гостей яблоку негде было упасть. Здесь находили приют собственно иезуиты, возвращавшиеся из далёких миссий – усталые, измождённые, порой изуродованные, едва живые. Здесь останавливались путешественники – вместе со всем своим скарбом, своими проводниками и своими впечатлениями. На этой территории, отгороженной от остального мира частоколом, находился их рай. Тут они отдыхали, набирались сил, делились своими знаниями. Они составляли карты, писали отчёты.

Здесь царствовал Разум Новой Франции.

*

Пока они шли по длинному, узкому коридору, Филипп думал о том, что место это очень подходит его другу – своей основательностью, сдержанностью, даже суровостью.

Мориньер не был убеждённым аскетом. И его парижский дом мало чем отличался от домов прочих аристократов. Он был прекрасно обставлен, заполнен предметами искусств и массой великолепных безделушек. Но Мориньер – во всяком случае, так всегда казалось Филиппу – не придавал обстановке ровно никакого значения.

Роскошь, как таковая, не привлекала его. Мориньер превосходно обходился минимумом удобств. Оттого, попав в Новую Францию, он, должно быть, в самом деле чувствовал себя вполне комфортно.

*

Комната Мориньера оказалась ровно такой, как ожидал Филипп: ничего лишнего – кровать, стол, пара стульев. И камин.

Это, последнее, очень обрадовало Филиппа – он тут же пододвинул стул к огню. Протянул к пламени руки.

Дрова едва занялись. И в комнате было ещё холодно.

Какое-то время Филипп молчал – пытался согреться. Мориньер тихо беседовал с появившимся на пороге слугой. Когда, выслушав приказания, тот исчез, Филипп поднял на Мориньера взгляд.

– Что ж, – сказал он. – Я бы мог признать, что вы устроились неплохо, если б сам не купался теперь бессовестно в роскоши, будучи гостем в доме господина губернатора. Но не завидуйте мне, Жосс. Положение королевского посланника – я никогда бы не поверил, не ощути этого сам – имеет и свои отрицательные стороны. Господин д`Авогур готов горы свернуть ради того, чтобы мне угодить. Однако это же создаёт определённые проблемы.

Мориньер повернулся к Филиппу.

– Именно поэтому я бы советовал вам не задерживаться надолго в доме господина губернатора, а снять небольшой домик в Верхнем городе. Там есть несколько вполне приемлемых.

– А вам откуда это известно?

Мориньер улыбнулся.

– Почему это вас удивляет? Вы ведь должны помнить, что я никогда не пренебрегал возможностью…

Он прервал речь, потому что в этот момент дверь распахнулась, и вместе со слугой, чувствовавшим себя, кажется, вполне довольным, в комнату ворвались аппетитнейшие ароматы, заставившие Филиппа сглотнуть слюну и совершенно забыть, о чём они там теперь говорили.

*

– Однако… – произнёс Филипп де Грасьен, ошеломлённо глядя на выставляемое на стол великолепие, – если бы я не пересекал океан вместе с вами и не знал бы, кто составлял вам в этом путешествии компанию, я подумал бы, что вы привезли сюда свою любимую кухарку, свою… как её там…

– Разумеется, нет, – засмеялся Мориньер. – Агнес осталась в Париже. И я не нанял кухарку здесь. Просто Бертен… мой незаменимый Бертен на следующий же после нашего прибытия день подружился с хозяйкой трактира, что располагается на той стороне Соборной площади. И теперь я имею возможность иногда обедать в своей комнате.

Он уселся за стол:

– Присаживайтесь же, Филипп! Вы ведь не ждёте, что за вашей спиной встанет лакей, чтобы подносить вам ко рту чашу с вином и вытирать салфеткой ваши губы? Даже здешний губернатор не позволяет себе таких излишеств. Хотя вот уж кто в этом городе обладает всеми задатками Цезаря!

Филипп благодушно слушал легкомысленную речь друга. Молчал. Думал: совсем недавно этот человек был на пороге величайшего краха.

*

Он вспомнил худощавую фигуру Мориньера у окна королевской приёмной.

Людовик сделал тогда всё, чтобы его приглашение выглядело арестом. Он приказал, чтобы у лестницы Мориньера встретил начальник королевского конвоя, герцог де Жевр, – тот самый, что так громко страдал, когда его величество не доверил ему арест Никола Фуке.

Де Жевр торжествовал. Он так давно ждал момента, который позволил бы ему восстановить его репутацию доверенного лица короля.

Он остановил гвардейцев, сопровождавших Мориньера во дворец, расставил их по обеим сторонам ступеней. Сам направился следом, поднимался чуть позади «арестованного». Молчал, улыбался довольно.

Завидев тогда эту улыбку герцога, Филипп сжал кулаки. Он готов был убить мерзавца!

Впрочем, злость его быстро утихла. И сам он вскоре, вслед за всеми присутствовавшими в тот час в приёмной, не сумел удержаться от улыбки.

Мориньер шёл по центру зала размашистым шагом с видом господина, получившего приглашение на дружеский ужин к приятелю. Герцог же, бывший заметно ниже Мориньера, вынужденно семенил чуть позади.

Де Жевр желал выглядеть хозяином положения, а смотрелся получившим нагоняй слугой.

Он осознал это не сразу. Он заметил неладное, уже войдя в приёмную и пройдя её наполовину. Расступаясь, освобождая путь Мориньеру, все, находившиеся в этот момент в помещении, переводили взгляд с величественно вышагивающего «арестанта» на него, герцога де Жевра, и…. улыбались.

Он пришёл в бешенство, но ничего не мог с этим поделать. Если бы он замедлил шаг, он попросту отстал бы от «арестованного».