Большая зона. Книга 2. Ироническая проза

Торжество для прибывших закончилось шампанским на импровизированных столах, но у оставшихся на судне залёг на душе осадочек.

И, как потом выяснилось, – не зря…

В августе 64-го мы «крестили» судно и приняли его, в ноябре 64-го Хрущева отправили на пенсию.

А в декабре 64-го, через три месяца после крещения, по пути в Южную Америку, на Патагонский шельф, «Карл Линней» сел на мель. Мистика! В проливе Каттегат, рядом с мысом Скаген. Прямо напротив его «Альма-матер», напротив верфи в Гётеборге, где он был зачат и рожден, и так неудачно окрещён!

Звонить было уже некому, да и незачем. С мели снялись без повреждений и продолжили рейс. Но, как было не вспомнить морякам неудачный обряд «крещения» судна? Как будто на судно натянули «порчу»… А возможно, это было только совпадение.

Капитана и второго штурмана, конечно, наказали, «на память о крёстной матери»…

4. Мальвина-чаровница

Мальвина загорает на капитанском мостике топлес!

Стук в дверь каюты старпома Владимира Касаткина прозвучал, ну что ни на есть – в становую жилу! Владимир как раз только что откупорил бутылку холоднющей «Столичной» на смачно упакованном столе: среди свежих испанских помидорчиков и огурчиков пламенел огромный, по локоть, свежесвареный лангуст – с десяток дней, как из Африки!

Кого там черт несет? – в полголоса пробурчал постоянный гость старпома Геннадий Поляков, начальник судовой радиостанции (по жизни – «Маркони»), – лепший друг и надежный товарищ.

– Come in! Войдите!, – крикнул Касаткин и со значением посмотрел на Полякова: мол, работа есть – работа, потерпи.

Дверь осторожно приоткрылась и в каюту протиснулся вначале малиновый чемодан, а затем вкралось и ОНО – чудо из японских эротических комиксов: сверху – девочка-подросток с глазами-плошками, волной каштановых волос, без носика и с кровавыми губками – бантиком! Зато, снизу! Снизу были секси-формы зрелой женщины-самки. Из-под короткого подобия юбчонки – две стройных, упитанных ножки, в ажурных – писк моды – чулках, со стрелками вверх, туда, где они, чулки, оканчиваются…

Друзья переглянулись, в недоумении:

– Вы к кому? Вы – провожающая? – встряхнулся от наваждения Касаткин.

– К вам! – заявило Чудо из комиксов и потупилось.

– Ко мне? – изумился Касаткин.

В это время его мозговой компьютер лихорадочно открутил: «ну, сколько ей? – ну, – восемнадцать, неужели, где-то капнул?… Тьфу ты, черт! Так мне же было только двенадцать! Пятый класс! Отпадает!».., Касаткин покашливал, это у него был знак затруднительного положения или волнения…

– Вот!, – шагнула девушка к столу и положила на стол бумажку.

Касаткин посмотрел, – вздох облегчения, – и передал бумагу Геннадию:

– Вот, посмотри, Геннадий Василич, каких девушек направляют нам кадры в отсутствие первого помощника! Валентина Карловна Андрулайтис направлена к нам официанткой! Сразу после учебы. – Да вы присядьте к столу, вы, наверное кушать хотите? – предложил старпом.

– А вы раньше в море ходили? Вы качку переносите? – начал хитрый подкоп Маркони.

– Нет, в море я еще не ходила, я только закончила «Театральное училище»…С папой ходила на Байкале рыбачить,… – начала объяснять Валя и, вдруг, заметила изумление на лицах мужчин.

– Как, – «Театральное»? Почему же вы не в театр пошли работать, а на море? – спросил Касаткин.

– Ой, забыла объяснить! «Театральное» – это так прозвали девчонки наше морское ПТУ. А еще они его «Таньковое» называют…

– ???, – ничего не понятно, – затеребил пшеничный ус Маркони. А «Танковое», почему? При чем здесь танки?

– Не танки, а Таньки! Почти половина девочек, приехавших в наше морское ПТУ со всех республик, – Таньки, Татьяны!

– Понятно! Ну, так мы можем сейчас легко проверить, примет ли вас море! Я налью вам пол-фужерчика водочки и брызну туда струйкой лимонада – получится шипучий коктейль «Белый медведь» и, если вы сможете потихоньку выпить этот морской элексир, – другим подносят гадость – морскую воду, – тогда можно считать вас моряком! – у Гены включился мозжечок, заработал инстинкт охотника.

– Я не знаю… Я могу попробовать.., – растерянно залепетало чадо.

Касаткин нахмурился: не по-протоколу в его каюте охмурять ПОП, да еще и спаивать их сходу. Несмотря на то, что, по негласным правилам, набирать на суда женщин поручили (некоторые дяди из серого дома) кадрам совместно с помполитами, работать-то с женщинами все равно приходится ему, старпому! И здесь должна быть четкая субординация! Чуть допустишь слабину и – всё пропало! Эти бестии тут же переходят на фамильярное «ты» и обсуждают каждое распоряжение. Получается колхоз!

За вежливую строгость и отвергнутые попытки близких отношений Касаткина на флоте прозвали «Офицер белой армии». Это прозвище ходило за ним с парохода на пароход, благодаря обмену информацией между судовыми женщинами. Иногда его повышали до «Офицера белой гвардии».

– Ну, так давайте поближе к столу! Я вам сейчас «шейку» лангуста нарежу, хвост, значит, – засуетился Гена, наливая водку в хрустальный фужер. – Вас как зовут?

– Валя. Валентина Карловна Андрулайтис. Мы – из прибайкальских литовцев. Туда сослали наших дедушку и бабушку в сороковом году. А в школе все называли меня «Мальвина», ведь папа у меня – Карл!, – Валя спокойно, маленькими глотками, не морщась, выпила водку, отвела генину руку с закуской, взяла его фужер с пивом, запила и подняла на Касаткина голубые глаза-блюдца:

– А сигарету можно? Мои закончились еще в поезде.. Ну, вот, папа у меня – Карл и судно – тоже – Карл! Интересное совпадение, правда?

– Наш человек!, – восхищенно прошептал Гена. – Пока боцман с плотником в городе, а ключи от свободных кают – у них, я, с твоего позволения, отведу Валю отдохнуть в свою каюту, к тебе же постоянно идут люди, а сам вернусь? – обратился Гена к Касаткину.

– Да, я очень устала. Я не спала всю ночь. В моем купе всю ночь дядечки пили водку и приставали ко мне с объятьями. – пожаловалась Валя.

– Ух, какие нехорошие дядечки! Пойдем, Валечка, я тебя уложу отдохнуть на диван в своей каюте, можешь там принять душ. Здесь тебя никто не обидит. А, если что, ты только скажи мне. Я был чемпион Киева по гребле. Среди юношей, правда. Но здесь еще кое-что осталось, смотри!, – он напряг рельефный мускул под рукавом футболки.

– Но, на посошок, давайте выпьем по маленькой рюмочке водки, я хочу сказать норвежский тост и посвятить его очаровательной девушке по прозвищу – Мальвина!, – Гена налил и встал:

«Дин скооль (за вас!), – Гена тут же переводил, – Мин скооль (за нас!), Але маке фрекен скооль! (За всех девушек в мире!), – все выпили и он заботливо подхватил качнувшуюся Валю за талию.

– А тебе, Валя, не кажется это счастливым совпадением, что теперь твое судно – тоже «Карл»! – ворковал Гена, уводя девушку, подхватив ее чемодан.

Транспортный рефрижератор «Карл Линней», так называемый «Рысак», – он имел скорость до девятнадцати узлов – уже вторую неделю грузил в Ленинградском торговом порту жир свиной в бочках, назначением на Кубу, в Гавану. Предстояло погрузить восемьдесят шесть тысяч дубовых бочек жира, сто семьдесят тонн костромского сыра, двести тонн сливочного масла, колбасу сервилат и коньяк.

Всего – более девяти тысяч тонн. Грузили с подвоза, с рефсекций, такую прорву жира собирали по всей стране. Контракт уже трещал, судно было на простое и вдруг….

Питерские докеры ворчали, когда грузили жир, но когда под погрузку подали состав со сливочным маслом и колбасой, которых не было в магазинах, – докеры грузить судно отказались! Забастовка! В то время это было ЧП прямо для «Голоса Америки!»

Капитана и первого помощника на борту не было. Они отбыли в Калининград, наш базовый порт, для отчета за предыдущий рейс в Африку, в Гвинейский залив для снятия с промысловых судов девяти тысяч тонн мороженой рыбы. Заодно, капитан должен был получить зарплату экипажу. Ну, а первый помощник полетел вместе с капитаном на поклон в свой партком и повёз свои «донесения»… Старпом Касаткин, как и положено, остался командовать судном за капитана. И тут такое… Срывались сроки поставки груза на Кубу. Внешторг теребил: дайте дату прибытия на Кубу! (Касаткину было не до уборщиц!)

Да какая тут дата, когда…

Пригнали ЗЭКов-химиков, расконвоированных, представляете, что тут началось в трюмах!

Они ни разу в жизни не видели такой халявы! И стали разбивать ящики с коньяком, барабаны с сыром, мешки с колбасой! Устроили пиршество и никакой погрузки! Супервайзерам и стивидорам пригрозили убийством, если те сунутся в трюм! Менты-вертухаи сидели наверху, у тамбучины-входа в трюм и разводили руками: «А чего мы сделаем с ними? Наше дело отвезти-привезти!»

Увезли ЗЭКов, привезли солдат. Та же картина, только у неопытных солдатиков-новобранцев начались серьезные травмы при забивке тяжелых дубовых бочек «под забой»: переломы, ушибы.

Тем временем «органы» повязали зачинщиков и вернули угрюмых и зашуганных докеров.

Погрузка продолжилась. Прилетели капитан и помполит. Касаткин легко вздохнул и вспомнил о ЖОПах, ведь вслед за Валей-Мальвиной пожаловали еще две молодые, красивые девушки, прямо скажем, – недопустимая оплошность со стороны первого помощника: Ведь они, эти помощники, всегда стремятся, для своего спокойствия, (им так кажется) набирать в обслугу наиболее непривлекательных особ. А помполит на д/э «Калининград», он же – судовой фельдшер, Эдуард Багдасаров додумался до того, что стал сыпать в бак с компотом для экипажа горстями бром. Поварам он говорил, что это – витамины. Но те нашли пустые упаковки и разоблачили помполита. Его счастье, что это произошло уже во время стоянки в порту, в море его могли «случайно» уронить за борт за такие эксперименты над людьми. А так его просто отозвали в партком. Свои друг друга не сдают…

А тогда, в Питере, Гена-Маркони вернулся в каюту старпома, слегка «спизнывшись», як вин казав.