Сотник. Половецкий след

– Точно так, господин сотник.

– Ну, лицо не разглядели, ладно… И сани пускай похожи, и кони… – Миша покачал головой. – Только у меня ленты-то в гривах коней – синие!

Парни недоуменно переглянулись.

– Никак нет, господин сотник – красные! – старшенький – унот Егор – говорил со всей убежденностью, так что Михайла засомневался. Вроде синие ленты были… Вчера – точно, синие вроде… А сегодня какие? Да какими им и быть-то? Синие же… Однако не точно – на подобные бабьи пустяки кто ж внимание-то обратит?

– А ну-ка, пошли, глянем…

– Унот Дрязг! Продолжать нести службу! – уходя вслед за сотником, важно распорядился Егор.

– Есть!

Едва слышно заскрипел под ногами снег.

Красные! Вплетенные в гривы лошадей ленты оказались красными! Широкие, атласные, видные издалека. И как же Миша не заметил? Да заметил. Просто внимания не обратил, как и любой мужик не обратил бы. Ну, подумаешь, какие-то ленты?

И словно обухом по голове ударило! А ведь права Костомара – не случайно все. И его, Мишу, сегодня подставили! Спасибо наставнику Миколе – метко стрелять ученичков своих пока не научил. А то бы… Повезло! А вот в следующий раз может и не быть такого везения. Кто мог перевязать ленты? Да лешаки – запросто. Из тех, кто славно жил при прежнем старосте, Торопе, кто с новой властью не смирился, вредил… Вот вредили и Ратному! Из зависти, да… или по указке – врагов-то хватало. Ищи теперь тех мужиков – с бородами и в шапках. А сани… саней похожих много, да. Сами по себе – не примета.

С тяжелым сердцем возвратился сотник в родные пенаты. Все кругом не радовало глаз, казалось каким-то чужим, мрачным: и серые плащи ратников, и скрывшееся за сизыми тучами солнце, и зарядивший с обеда хлопьями снег.

До обеда Михайла еще съездил на похороны, что тоже радости не прибавило. Простился, помянул своих… Урядники Златомир, Вячко, «шустрая» девчонка Добромира-Ирина… Всех погребли рядом, на погосте, за церковью. Священник прочел поминальную молитву… Пошел снег.

На обратном пути сотник заехал к Юльке. Юная лекарка с матушкой своею Настеной по-прежнему проживала на отшибе, в стоявшей за пределами тына избе, огороженной невысоким плетнем. Рядом, за деревьями, виднелась река – санный путь, зимник…

Вот здесь когда-то… первый поцелуй, да…

У Миши вдруг защемило сердце. Эх, Юлька, Юлька! Вот ведь прикипел-то, да…

Спешившись, молодой человек взял коня под уздцы и подошел к калитке… В избе распахнулась дверь, и на пороге появилась Юлия. Стройненькая, ясноглазая, в длинной синей тунике, подпоясанной узеньким кожаным пояском, с накинутым на плечи полушубком.

– Миша, не входи… – подбежав в калитке, предупредила девушка. – У меня больная там. Дева-юница, горит вся, прямо жаром пылает. Я отвару дала… Боюсь, как бы не мор!

– Ты сама-то не заразись! – отпустив узду, сотник приобнял девшку за талию, поцеловал…

– Я-то – лекарка, я-то – знаю…

Покачав головой, девчонка пристально посмотрела на Мишу. Заглянула прямо в глаза…

– В гостях у кого-то был?

– Да. О дружбе с соседушками сговаривались.

– Опять с «журавлями»?

– Почти…

Михайла не врал, но и не говорил всей правды – к чему? С годами мудр стал господин сотник.

Юлька все же что-то такое почуяла – помрачнела, опустила уголки рта…

– На похоронах тебя видела… Как же всех жаль! Очень. На селе говорят – нелепо все…

– Может, и нелепо, – сухо кивнул Михаил. – А может, и что другое – мало ли у нас врагов?

Лекарка вскинула очи:

– Так ты думаешь…

– Я еще ничего не думаю. Я не знаю, – повел плечом сотник. – Обязательно будем дознание вести!

– Коль помощь моя нужна…

– Обращусь. Ты поможешь – я знаю… – Миша вдруг улыбнулся и взял девушку за руки. – А ты приходи ко мне, Юль! Вот просто так, запросто, приходи. Когда захочешь. Квасу попьем, посидим, поболтаем… Ну, а правда? Чего ж не придешь?

– Так ведь болтать всякое будут… – несмело возразила девушка.

Сотник дернул шеей:

– Пусть! И что тебе до чужих слов?

– Мне-то – ничего. Однако матушка… За нее боюсь. И так многие на нас косо смотрят. Хорошо, не в городе живем… Говорят, в Пинске таких, как мы, недавно сожгли… На площади, принародно. За ведовство.

– Ну, Юль… – юноша с нежностью погладил девушку по щеке. – Я ж вас в обиду не дам, ты знаешь.

Лекарка ничего не ответила, лишь благодарно улыбнулась, кивнула:

– Ну, мне пора… А зайти – зайду, коль зовешь. Когда вот – точно не обещаю. Зима – болезных много.

Вот только мора еще не хватало при всех прочих мрачностях! Лучше уж лихоманка – простуда, воспаление легких, бронхит, а мора – гриппа – уж никак не надобно, от прежней эпидемии толком еще не оправились, сколько людей померло, а Нинеина весь так и вообще почти совсем вымерла.

Болезни, дело мрачное, страшное – до появления антибиотиков (в середине двадцатого века) любой грипп с осложнениями, бронхит или воспаление легких смертельны, кого угодно в могилу сведут. Малиновым вареньем да травками луговыми серьезную болячку не вылечишь – это даже Юлька признавала, только легонькую «простуду» с насморком, который, если лечить – пройдет за семь дней, а не лечить – тогда тоже за неделю. Все ж остальное – мрак! И все россказни о здоровых средневековых людях – «а вот в старину были богатыри, ничем не болели» – зловредные антинаучные фейки. Хотя общее впечатление – да, все богатыри кругом! Так это потому, что из десяти детей во младенчестве умирало семь или восемь, оставались самые здоровые, самые приспособленные, да и те, мягко сказать, серьезных болезней не выдерживали, мерли, как мухи. Такой вот естественный отбор!

Еще положение женщин – та еще песня! Тоскливая. Замуж лет в тринадцать, первые роды, затем – рожать каждый год, никто юной супруге «пустой» простаивать не даст, женщина и не человек вовсе, а так, приспособление для рождения детей, для того, чтоб род не прекратился. Полноправные разве что вдовы, как вот Костомара. Ну и боярыни – некоторые, далеко не все… Что поделать, Средние века – суровое, вовсе не женское время, и не надо тут про рыцарские куртуазные романы заливать. Романы – они романы и есть. Для того их и пишут, чтоб дерьмовая жизнь хоть чуть-чуть радостней казалась.

Сплошная волна несчастий, внезапно навалившихся на Ратное, так и не кончилась, наоборот – еще подъезжая к Михайловскому городку, Михайла увидел густые клубы черного дыма, уносимые ветром к реке. Весь снег уже в той стороне стал черным, даже тот, который только что выпал! Что-то горело невдалеке от пристани, на берегу… Мельница? Да нет! Пылала оранжевым пламенем расположенная рядом оружейная мастерская!

– Кузнечик! Черт побери, да что ж это такое делается-то, а?!

Бросив коня в намет, сотник помчался к пристани…

На церковной колокольне уже звонили в колокола, уже суетились, бежали люди – помочь! Пожар часто страшней врага, ведь кругом все из дерева, каменных зданий просто нет. А на избах – тесовые да соломенные крыши, дранка… Горит – будьте нате!

– По-жар! По-жар! По-жар! – кричал народ. Надрывался басовитым набатом колокол. Люди бежали с кадками, тащили лестницы и багры.

Миша стегнул коня:

– Побер-регись! Дор-рогу!