Поворот ключа. Сборник рассказов

Слушай то, что скажу я тебе.
Будет это слово мое
О вечном возвращении.
Говорю я к тебе:
Человек рождается и не знает он,
Что рождался уже.
Говорю я к тебе:
Человек живет и не знает он,
Что жил он уже.
Говорю я к тебе:
Человек умирает и не знает он,
Что умирал он уже.
Говорю я к тебе:
Огонь не рождается и не умирает,
Ибо вечен огонь.
Говорю я к тебе:
Человек не знает, что он – огонь,
Ибо он вечен.
Говорю я к тебе:
Человек рождается, а, значит,
Он уже умер где-то.
Говорю я к тебе:
Человек умирает, а, значит,
Он рождается где-то.
Говорю я к тебе:
Человек живет здесь, а, значит,
Он где-то жил, но там его нет.
Говорю я к тебе:
Человек – огонь мерцающий,
Ибо меркнет он здесь,
Чтобы вспыхнуть там.
Говорю я к тебе:
Читай для себя ты из слов моих,
Что не будет тебя здесь, но
Будешь ты в мире ином,
Ибо мы языки одного
Пламени, что мерцают во Вселенной.
Говорю я к тебе:
И так будет всегда, и тогда
Я к вам вернусь.
Говорю я к тебе:
Вот слова все мои
О вечном возвращении.
Говорю я к тебе:
Не говори, что не увижу я мир,
Но говори, что вернусь.
Говорю я к тебе:
Вот слова все мои
О вечном возвращении,
Прими же дар мой
Из моих мягких лап.

Так говорил степной волк, и я принял дар из его мягких лап, и слова были будто музыка в ушах, будто дух ее витал везде. Узрел я, что мириады звезды обратили взоры на меня, и обратили взоры на меня и луна, и солнце, что были сейчас за горизонтом. С тех самых пор были три видения: Танцующий бог, Вечный огонь, Степной волк.

Много странствовал я по миру, и был в городах, и в храмах многих. Храмы оказывались разными, но что-то общее в них имелось и, путешествуя, понял, что общего в них. Заходил в храм любой и слышал, что шаги гулко отдаются в сводах, и страх нападал, и хотел бежать из храма, но поборол я страх. Источник его был в том, что нет бога. Да, заходил я в храм и называл имя бога, но не являлся ответ, и говорил тогда в сердце своем: бог умер, ибо веха его прошла, но оказалась ложь в речах и в голове моей.

Не бог умер, а мы все умерли для него, ибо нет бога, и нет его в храмах ваших. И если был бы я строителем, то пришел бы к вам с киркою увесистой и разрушил храм. И не имелось бы в руках моих святотатства, ибо, что есть в камне холодном? – Ничего. Так и в храмах нет бога, он не умер, но его нет здесь. Чего ради беречь камень? Храм ваш – могила для бога.

Так понял я одинаковость храмов, которые строились на земле, и хотел проповедовать сие, но удержался, ибо многие и многие любят, чтобы лили им в уши теплый елей, а не кипящее масло. Вы, изнеженные ушки, готовы ли ожечься кипящим маслом речей? Но молчите, я знаю, какие слова вы зажали в зубах. Ничего я вам говорить не буду. Кто дрожит – прячется в тень, расступитесь непосвященные.

Тем же, кто решится на проповедь любую, вот слово к ним: бегите с базарных площадей, ибо нет вам смысла в проповедях на базаре, если и родились вы там. Нет Отечества у проповедников, но есть для него вечная дорога – так говорю я к вам.

Вижу в вашем взгляде жажду сказать новь, но остережемся впредь говорить ее сразу. Вернее быть с плющом ядовитым, чем на базаре тщеславия, ибо дух степного волка гонит меня по дорогам.

Вернее было бы уснуть сном вечным и видеть сны, и видеть мир этот как сон, но какие сны, если плоть примет могила и покровы чувств земных будут забыты, но дух вечен, ибо дух степного волка гонит меня по дорогам.

Так говорю я вам проповедующие: бегите с площадей базарных и идите по путям разным. Там, на дорогах, будете вы встречать людей и будите их, говорите им, проповедуя. Так говорю я жажде сказать новь, так говорю вам, желающие проповедовать.

7

И вот, в предутренний час сон, как победоносный воин явился и сразил меня. Спал глубоким сном без грез, но позже проснулся легким и душой и телом.

Пока же спал, костер потух. Словно цветок, закрывающий бутон свой, потух костер. Но я не замерз. Предутренний туман будто одеялом укрыл. И вот настал день. Солнце – высоко, в зените стояло оно. Так начинался мой полдень: с пробуждения.

Тогда огляделся и увидел, что на вершине горы спал я. Сказал в сердце своем: пожалуй, чудо посетило, пока спал, и не одно чудо было, а было их великое множество. Тогда назвал гору горой чудес, и жил на ее вершине долгое время.

Когда печаль одиночества заволакивала душу, я нес тело на гору чудес, и отпускала печаль.

Когда радость приходила в сердце, то нес я тело на гору чудес, и радость приносила облегчение.

Когда тело и душа хотели большего, то нес я их на гору чудес. И не знал: кто несет меня? Но уходило желание большего на горе чудес. Ибо слово «больше» происходит от слова «боль».

Кто жаждет больше, чем сам осилит, тот падает в бездну под тяжестью сей.

Когда проповедовать хотел я, то нес тело на гору чудес и там вещал, голос мой звенел и гремел, словно бурный поток воды.

Когда ненавидел я людей и себя, то нес тело на гору чудес, тогда смеялся над ненавистью смехом тихим и божественным.

Так много лет я ходил на гору, и являлась она горой для тела и равниной для души.

Только там обретал успокоение, как море находит блаженство свое в штиль после бури. Как гладь морская тогда была душа и отражала она небо.

Так душа любая, нашедшая успокоение, не прельщается штормами жизни более. Она блаженна, и небо в такой душе видится нами без искажений.

Однажды гулял я в лесу, что рядом с горой чудес и увидел озерцо. Одним прыжком одолеть можно его. Так встал перед ним и прыгнул, и оказался на том берегу. Одним духом и стопой преодолел. Озерцо было за спиной, я обернулся и увидел отражение свое.

Что же, я – бог, если смог перепрыгнуть озеро? Чтоб одолеть его, не шел по воде, но был над зыбью. Глянул на отражение и рассмеялся в лицо самому себе. Я – бог? – Нет. Я – человек.

Вопрошал сам себя: если есть человек, то есть ли не человек? И я ответил: да. Есть богочеловек. Но кто он?