Виктор Комов & рептилоиды

– Не совсем, тут целая ширма из красивых фраз. – Глеб замолк, всматриваясь в непогоду. – Тебе действительно хочется слушать эту муть?

– Пока не приехали, валяй, грузи.

– Антонов, как ты уже понял, лидер секты. Центральной идеей этих сатанистов, больше не знаю, как еще их обозвать, является поклонение богу смерти. Обряд у них даже такой есть. Праздник мертвеца. И есть у них одно определение – внутренний мертвец, который возникает одновременно с рождением человека и развивается внутри тела. Короче, вся эта эзотерическая хрень вертится вокруг слов, что человек живет ради того, чтобы умереть, а умирает ради того, чтобы дать жизнь внутреннему мертвецу. Всё стремится к смерти.

– Так убийства, значит, по их части. Философия обязывает.

– Антонов утверждал, что как раз нет. Убийство или самоубийство – неестественный порядок вещей. Это выкидыш для внутреннего мертвеца. В случаи насильственной смерти он рождается мертвым.

– Мертвец рождается мертвым? Ты смотрел в честные глаза Антонова? – ехидно заметил Кирилл.

– Еще бы! – тем же тоном ответил Глеб.

Автомобиль свернул с главной дороги и поехал медленнее.

…

Сыч и Батон зашли в подъезд и стали подниматься. Строение было пятиэтажным без лифта. Они шагали не торопясь. Эдуард – подросток, который принес улетную дурь – жил на последнем этаже.

– Я не понимаю, чего ты привязался к этому Комову? Ну, читал я его. Есть интересные вещи, но в основном полный отстой, – заговорил Сыч.

– Об чем и базар. Ты не врубаешься.

– Чего я не врубаюсь?

Они остановились на площадке третьего этажа.

– Он великий писатель, – выдал Батон.

Сыч, фыркнув, возразил:

– Из мухи слона сделали. То есть из ничего великого писателя. Что за хрень этот рекламный слоган: «Самый влиятельный интеллектуал современности»? Чего? Я не понял. Не, я понимаю, бабло стрижет кто как может, но на хера устраивать кипишь на пустом месте.

– Ты не прав. Он жутко актуален и злободневен.

– И зачем мне это? Я эту, вашу мать, злободневность каждый день из окна своей квартиры вижу, а тут мне еще в морду из книги ею тычут. Вот чисто по-человечески спрашиваю: на-хе-ра? И насчет интеллекта. Интеллект сдриснул и ставил записку «скоро вернусь», но так и не вернулся. Ни вещей, ни продуктов. Думаешь, я не читал Комова? Читал. Некоторые вещи – скука смертная. Читаешь и на мысли себя ловишь, что надо жим глазами сделать и стойку на правом ухе!

– Да не кричи, а то какая-нибудь бабка выпялится.

– Ладно, давай-ка вниз.

Они вышли на улицу, и Сыч продолжил говорить на ту же тему:

– Так вот. В связи и по поводу. У меня вопрос давно созрел. Нафиг он прячется от всех? Интервью не дает, с читателями не встречается. Может, его не существует?

– Ну, а кого же мы в кафе видели? – растерялся Батон.

– Подстава. Лицо для обложки журнала, культурно говоря. – Сыч ненадолго замолчал. – Слышь, а может он что-то скрывает?

– Например?

– Технологию писательскую.

– Не въехал.

– Ну, не он это пишет, а группа. Литнегры? М?

– Ага. А за Донцову мопсы впрягаются. Она им элитный корм покупает на гонорары.

– Я серьезно. Есть версия, что литературный робот, ну, то есть программа для генерации текстов сочиняет для Комова, а он только шлифует текст, чтоб натурально выглядело.

Батон настолько крепко задумался, что его состояние можно было охарактеризовать компьютерным глаголом: завис.

– Знаешь, что, – выдал он после долгой паузы. – Пошли на дело.

– Согласен, нечего порожняк гонять.

Когда они поднимались, Батон заговорил, пытаясь убедить самого себя:

– Кстати, это интересно. Иметь такую машинку. Задал входящие, ну, там жанр, форму, краткое содержание, а машинка тебе херак – и готовый текст через пару минут.

– Угу, зашибись, – буркнул Сыч, остановившись на площадке пятого этажа. – Нажимай на звонок.

Батон нажал.

Эдуард не сразу открыл дверь.

– Ну, че, допрыгался? – зло произнес Сыч и приставил пистолет к переносице Эдуарда. – Че на это скажешь? Дурь твоя – дурь, в смысле дерьмо полное. И ты тоже. Дерьмо.

Эдуард, делая пару шагов назад, попытался скосить взгляд в сторону, чтобы увидеть, куда ставить ногу. Так пятясь, они прошли в квартиру. Батон прикрыл дверь. Сыч, надавив дулом на переносицу Эдика, заставил того сесть в кресло.

– Мой кореш утверждает, что Виктор Комов зашибенный писатель, а я считаю, что нет, – произнес Сыч.

– Я н-н-е читал Комова, – осторожно проговорил Эдуард. – Я к-киношку люблю смотреть. Вот про режиссеров я могу рассказать.

– Пидоры они все! – взорвался Сыч.

– П-п-почему? – Хозяин квартиры побледнел.

– По кочану. Кстати, ты знаешь, чем отличается кочан от вилка?

– Нет.

– Названия разные, а по содержанию одно и то же. Вот и Комов. У него разные произведения, разные названия, а содержание одинаковое – говенное. Вот и дурь твоя так себе. Поэтому гони бабки обратно.

– Ребят вы че? В-в-верну завтра. Сейчас я на мели.

– До завтра дожить еще надо тебе, а нам сегодня. Въезжаешь?