Балтийская сага

– Твой возвратный сон, – тихо говорит Рая. И после паузы: – Оська напоминает о себе… оттуда…

Утром я, как обычно, включаю радио. Почему-то вместо бодрого голоса дикторши – молчание. Только чуть слышный звук, будто где-то далеко, на морском берегу, накатываются волны. В чем дело, ребята? Почему молчите? Проспали, что ли, утренний выпуск новостей?

Включаю телевизор. Хорошо знакомый диктор, очень серьезный, деревянным голосом читает по бумаге текст. Вслушиваюсь – и падаю в кресло у журнального столика…

Ввиду болезни Горбачева президентские функции принял на себя вице-президент Янаев… Вводится чрезвычайное положение с целью обеспечить… Запрещаются все партии, кроме КПСС… Закрываются газеты, кроме «Правды», «Советской России»… С целью обеспечить порядок в Москву вводятся войска…

– Райка! – ору я.

Она, готовившая завтрак, ковыляет из кухни. В ее глазах испуг.

– Государственный переворот! – ору я.

– О Господи! – Рая всплескивает руками, словно ища поддержки в небесах.

Мы смотрим, как на экране ящика появляются танки. Танки катят по улицам Москвы… корчится под их гусеницами недолгая свобода…

Неужели все повернется вспять? И снова – единственно верная идеология, цензура, всевластие обкомов? Конец гласности…

Беда, ребята, беда!

Сумасшедший день. Наскоро завтракаем, пшенная каша, сваренная вместо отсутствующей овсянки, уже не лезет в горло. Радио заговорило, снова слушаем заявление ГКЧП – самозваного Государственного комитета чрезвычайного положения. Дочитали до конца. После короткой паузы пошла музыка. «Лебединое озеро»! Ну да, а что же еще играть, когда государственный переворот?

Как-то не верится – ну не хочется верить, что перестройщик – и вправду вдруг заболел?.. Или, может, его арестовали на даче в Крыму?.. Ничего не понять, япона мать…

– Давай пойдем на Дворцовую площадь, – предлагаю Рае. – Наверное, там митингуют.

Но тут звонит телефон.

– Вадим, – слышу взволнованный быстрый голос Галины. – Ты в курсе событий? Да? Просто ужасно! Слушай, Люська с Андреем хотят ехать в Москву, я возражаю, ведь там может начаться драка, но они не слушают, твердят, что долг честных людей… Перестань! – вскричала вдруг Галина. – Не рви телефон из рук…

Обрывается разговор, сыпятся в трубке отбойные гудки.

Что там происходит – дерутся, что ли? Спешно поднимаюсь к ним на третий этаж. Ну не то чтобы спешно. В минувшие годы мигом взлетал, а ныне… как-никак седьмой десяток стучит мне в уши…

Звоню. Дверь отворяет Андрей, Люськин второй муж, вылитый князь Андрей, сиречь киноактер Тихонов, в бледной джинсовой «варенке».

– Здрасьте, Вадим Львович. Как поживаете?

Он подчеркнуто вежлив со мной.

Все на свете меняется – только не коридор моего детства. Те же старые сундуки у стен, та же бочкообразная кадка, в которой когда-то рос покатиловский фикус (Покатиловы давно вымерли, Ника уехала куда-то на юг, продав свои комнаты кавказской семье), и, конечно, тот же, ни с чем не сравнимый запах отслуживших вещей, выстиранного белья, сваренной еды – терпкий воздух устойчивого быта.

Вхожу в большую – бывшую нашу, плещеевскую, – комнату. Люся, в брючном костюме салатного цвета, мельком взглянув на меня, кричит в телефонную трубку:

– Ну и черт с ней! Какой засранкой была, такой и осталась. Но ты-то едешь? Значит, бери нам с Андрюшкой билеты на дневной. Что? Нет, до Кирилла не могу дозвониться, занято и занято. Ну, все!

Она тычет пальцем в рычаг и набирает другой номер.

– Слышишь, Вадим? – взывает ко мне Галина, сидящая в уголке дивана. – Военный переворот, танки на улицах, а эти хотят их остановить. С ума сошли!

– Галина Кареновна, – как бы с легким упреком говорит Андрей. – Чем больше выйдет на улицы протестующих людей…

– Ну и когда у нас протесты останавливали власть? Шарахнут по толпе из пушек!

– Нет, нет, сейчас другое время, власть не осмелится…

– Вадим! – Галина метнула в меня взгляд, увеличенный очками. – Ты военный человек, вразуми этих безумцев!

– Мама, успокойся! – Люся закончила телефонный разговор и стала перед матерью, разведя руки в стороны. – Вот мы такие. Не можем отсиживаться на кухнях, как вы сидели. Когда решается судьба страны!

– Да, сидели на кухнях, потому и уцелели! – кричит Галина, сжав кулачками у горла воротник голубого, в белых ромашках, халата. – Ты пойми, пойми: игра в демократию закончена, Горбачева убирают, власть снова захватывают кагэбэ, эмвэдэ, люди в погонах… негодяи, бросившие в тюрьму твоего отца…

Она заплакала, кривя губы. На висящем над ней гобелене рыцари с копьями выезжали из замка. Я смотрел на постаревшее лицо Галины, на седые волосы, собранные в пучок над затылком. Где ты, изящная королева Марго?

Люся, подсев к матери, что-то ей быстро говорила – успокаивала. Андрей, очень стройный, спортивный, стоял у окна, глядел на улицу – может, сочинял свои верлибры. Он ведь поэт, и довольно известный. На сколько лет он младше Люськи?

– Галя, – говорю я, – совершенно с вами согласен. Безоружные люди не остановят танки. И, уж во всяком случае, не женское это дело – уличные столкновения. Мой тебе совет, Люся, сиди дома и…

– И смотри по телевизору, как гибнет Россия? – кричит Люся, вскинув красивую голову.

– Россия не погибнет…

– Ты-то не сидел дома, когда на нас напал Гитлер! И твоя будущая жена тоже надела военную форму. Ну а теперь настал наш черед выйти на улицу!

– Да ведь теперь на улице совсем другое…

– То же самое! – орет Люся, округлив свои синие бездонные очи.

Слава богу, путч не удался!

Тысячи людей, главным образом, молодых, не испугались танков, живым кольцом окружили Белый дом, баррикады возвели. И зловещая троица начальников вооруженных сил страны не решилась на штурм. Узурпаторы отступили! Крючков и Язов арестованы, а Пуго застрелился.

Гражданская война трое суток скалила в Москве кровожадные зубы – и, рыкнув напоследок, улетучилась, унося жизни трех смелых парней, загородивших дорогу танкам.

В своем кабинете арестован Янаев, не сумевший удержать верховную власть своими трясущимися от страха руками. Премьер Павлов срочно лег в больницу. Кто там еще – Бакланов, Стародубцев, Тизяков какой-то – станцевали «Лебединое озеро»? Ну, вы же знаете, чт? мешает танцевать плохим танцорам.

Руцкой и Силаев полетели в Крым и привезли оттуда, из Фороса, в Москву Горбачева и его семью. Вот сейчас ТВ показывает выступление Михаила Сергеевича в Верховном Совете РСФСР. Уже ничего не вякает о социалистическом выборе России. Благодарит Ельцина и демократов. А Ельцин сидит победителем. И – внимание, внимание! – подписывает указ о приостановлении деятельности КПСС.

Ну и дела!

Это сколько же – семьдесят четыре года безраздельного господства в огромной стране – партия наш рулевой – слава КПСС! – и вот бесславный конец. Здание ЦК на Старой площади опечатано.

Даже не верится…

Это же революция, товарищи!

* * *