Непростые истории 4: Печальные звёзды, счастливые звёзды

Позади капсулопузыря остались мерцающие пояса Антарксити, они неслись у самой земли по единственной трубе, ведущей к провинциальному оазису.

Здесь, по словам девушки, жил её дед, и работал он оператором комплекса дикой природы. Егерь! – Фёдор посмаковал новое слово. Воображение разрывалось между образами звероподобного нелюдимого здоровяка и аскетичного профессора-фанатика с комплекцией наследственного виртуала.

Над Антарксити Фёдор ещё сомневался, что Вероника не нуждается в помощи психиатров, но когда пузырь вынесло в центр микроскопического городка на нулевом поясе, уставленного кубиками одноэтажных домов и окруженного защитным периметром, поверил ей окончательно и бесповоротно.

– Самое сложное, Федя, – говорила Вероника, – переправить ёлку из резервации в Антарксити. Таможенный карантин не пропустит…

Фёдор неловко топтался у порога, глядя, как Вероника обнимается с высоким поджарым мужчиной с такими же сиреневыми глазами, как у неё. Панда на его розовой футболке обнимала девушку тоже.

– Ро! Солнцестояние приехала встречать, да ещё не одна, – мужчина ревниво скосился на Фёдора, перекинул дымящуюся палочку из одного края бороды в другой. Его волосы торчали вверх блестящей тёмной волной, запястья увивали гирлянды зелёных шевелящихся треугольников.

– Я останусь, дедушка, а вот Феде… – и Вероника, недолго думая, посвятила деда в их авантюру…

– Для гёрлфренды, значит… – дед Николай забарабанил пальцами по столу и выпустил облачко пряного дыма, панда на футболке моргнула, – годно, сам был молод, горяч и многослоен, как Шрек. Оки, в резервацию пущу, ну и чекну вам ёлку на плане – давно апгрейдить молодняк пора, чёртова прокрастинация. И контрабас протащим! Закутаем в голококон, как реагенты для новогоднего аромата – раньше тебя, Федя, прибудет посылка. Никто и не унюхает, что там реально ёлка. Вот только потом, френд, рассчитывай на себя, на меня никаких референсов, плиз. Ёлки аллергенны, попадешься властям – и будешь Солнцестояние встречать в штраф-руме, и травлей новыми сортами хрючева не отделаешься.

Чем-то, неуловимо, Вероникин дед напоминал Фёдору лавочника «питекантропа» – если не из одного поколения старики, то где-то близко.

В резервацию собирались долго. На Фёдора и Веронику надели «винтажные», как выразился дед, комбинезоны со встроенным подогревом, аптечкой и системой связи, шлемы с респираторами, трубочками для питья. За пояс Фёдору засунули древнюю электроножовку, прицепили моток верёвки.

У стенки защитного купола дед Николай еще минут пять давал инструкции «городским» и делал селфи с внучкой, только после этого выпустил ребят наружу, в резервацию.

За спиной зашипел и захлопнулся люк шлюза, Фёдор ухватил за ладошку Веронику и опасливо сделал первый шаг.

Над головой разверзлось непривычно огромное голубое небо, не отгороженное ни потолками, ни куполом, ни даже климатическими щитами. В ярком свете комбинезоны заискрились алыми блёстками. Ноги провалились в белую субстанцию-кашу – холодную и мокрую. «Это же настоящий снег!» – догадался Фёдор.

Вокруг ветками без листьев тянулись вверх деревья – не ёлки.

Вероника стянула респиратор, счастливо взвизгнула:

– Здравствуй, лес! – и по неровным складкам снега рванула навстречу ощетинившимся голым веткам.

Фёдор последовал её примеру и тоже снял маску. Легкие обожгло непривычно холодным воздухом, в горле запершило. Он постоял немного, глядя на белые облака пара из собственного рта, а потом поспешил вслед за девушкой.

Они вышли на большую поляну, зеленеющую с другого края. Ёлки! – понял Фёдор, обогнал Веронику и внезапно провалился в снежную яму, завалился вперёд, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Руки напрасно искали опору, вязли в сыпучем снегу, он набивался в рот и царапал щёки. По спине побежал холодный пот ужаса.

– Верёвку! Кинь мне верёвку! – крикнула Вероника с тропинки. – Горе глюковое, тут же натоптано, а кругом сугробы!

Фёдор забарахтался сильнее, скрючился, ощупывая пояс. Сообразил, что глубже не проваливается и, осторожно опёршись коленями в зыбкую твердь, выкинул конец верёвки на тропу.

– Тихонько иди! А теперь, блин, залезай! – командовала девушка.

Вскоре Фёдор, облепленный белым крошевом, как снеговик в книжке, выкарабкался на утоптанный снег. Тело дрожало от напряжения, и Фёдор с тоской вспомнил уютное кресло с массажем и подогревом… дома. Вероника хлопнула по плечу, начала отряхивать, а он позабыл о кресле – сам бил себя по животу и коленям, подымая облака сверкающих снежинок, и улыбался – так приятны были её хлопоты и искреннее переживание.

– Ты меня спасла, – тихо сказал Фёдор, а в голове мелькнуло: стала бы спасать его Снежанна? Скорее, она бы и не вышла из-под купола в этот страшный лес вместе с ним.

– Меня дедушка в детстве учил ходить по зимнему лесу, а ты первый раз тут, – Вероника надвинула респиратор, пряча недавний испуг. – Пойдём, ёлки близко.

Федор неловко убрал респиратор с её лица:

– Ты за меня так испугалась, Вероничка? – Белый парок дыхания повис между ними.

– Нет… За ёлку, блин! – фыркнула девушка прямо в его губы…

– Представляешь, дедушка, он не стал её резать! – возмущалась Вероника.

Дед Николай лишь ухмылялся, пускал из самокрутки пряный дымок и разводил руками. Он смотрел на парня, щурился и, кажется, что-то понимал. Панда на его футболке делала непроницаемую морду.

А Федор, и правда, не стал.

Тогда в лесу, когда они подобрались, наконец, к ёлочкам, и Федор увидел их нежную красоту с макушек до пяточек: крохотные шишки, острые иголочки хвои, капельки смолы на тонких стволах, он вытащил ножовку и… Правильно говорит Вероника – резать, всё равно что убить. И принести убиенную Снежанне. Нет уж, обойдётся веточкой!

День седьмой. Новый год

Капсулопузырь мчался по трубе – по одной, второй, десятой…

Фёдор развалился на сиденье, не обращая внимания на цветные пятна дорог, не выходя на празднично украшенных станциях. Автомат, настроенный на адрес «Восточноевропейский мегасити, &nan, пояс 120», справлялся сам.

Фёдор смотрел на живую еловую веточку и грустил. Ему казалось, что прошла не неделя, а гораздо больше, он не только соскучился по дому, но и расскучился, а потом соскучился снова. В памяти лицо Снежанны размывалось и иногда заменялось другим – с сиреневыми глазами.

– Какое у тебя желание на Новый год? – спросил он у Вероники, прощаясь с девушкой в Антарксити.

Она пожала плечами:

– Что толку – желать? Останусь с дедушкой, испеку пирог и сделаю «Доширак-Оливье». Блин, отправляйся, Федя, а то я расплачусь. Тебя ждут.

Фёдор кивнул, залез в капсулопузырь. Тысячи слов вертелись на языке. Но он так и не решился произнести ни одно из них.

– Я бы хотела праздновать Новый год с тобой! – услышал он, прежде чем унёсся по трассе в прошлое.

Квартал офисных крыс пах праздником, который случится через пару часов, но сквозь искусственный аромат голографических ёлок пробивался другой – работы, зубного порошка и грифеля.

Фёдор нажал сенсор на входной мембране.

Снежанна тотчас появилась на пороге, уже одетая в роскошное переливающееся платье. Новые платиновые волосы возвышались над головой в сложной причёске-зонте. Татушка на лбу другая: наполовину съеденное яблоко.

– Фёдор! Я жду и жду, – щебетала Снежанна, увлекая парня в квартиру-капсулу и косясь на ветку в его руке.

– Подарок… – смутился Фёдор. – Твоё желание.

– Из-за неё ты пропадал так долго? – девушка поглядела на веточку с недоумением. Она пальчиками зажала нос, коснулась хвои, брезгливо отдернула руку, спохватилась: – Спасибо, ты молодец. Пусть тут полежит, – она быстро кинула ветку на кресло.

– Ей вода нужна, – пробормотал Фёдор.

Девушка не расслышала. В капсулу хлынула хохочущая толпа наряженных Снежанниных сослуживцев. Веточку кто-то смахнул, она оказалась под ногами.

– Снежка, поспеши! – забасил мужик в облегающем супергеройском костюме человека-банана, схватил её за плечи. Зонтик платиновых волос заплясал.

– Ты с нами? – перекрикивая шум, спросила Снежанна, как будто, по каким-то причинам, Фёдор мог быть не с нею.