Кататония. Палач миров
На стук снова никто не открыл, но на этот раз Рене уходить не стал. Он надавил плечом на дверь, толкнул створку, срывая крючок изнутри, и оказался в комнате.
Рене ожидал увидеть что угодно, начиная от раскиданных в беспорядке бумаг и кончая мертвым магистром, но внутри не было ни беспорядка, ни магистра. Стояли по стенам стеллажи с книгами, на рабочем столе возвышалась чернильница, любимая памятная чернильница Милиссара, массивная и безвкусная. Лежали поверх чистой бумаги очиненные перья.
Что-то было не в порядке.
Рене прошелся по комнате, заглянул за ширму, отделявшую кровать магистра от остального помещения, все же надеясь – а вдруг старик тут. Милиссара не было. Но мягкое пушистое покрывало сохраняло оттиск человеческого тела.
Рене отшатнулся. Что бы тут ни произошло, хорошим оно не было. Не приближаясь к кровати, Рене вышел из-за ширмы. Нельзя тут ничего касаться! Он и так сглупил, войдя в комнату в одиночестве.
Магистр Абеляр сидел в кресле у камина с огромной книгой на коленях. Его узловатый палец скользил по строчкам, губы шевелились.
– Магистр, я не нашел магистра Милиссара! Я боюсь, с ним что-то случилось. На кровати остался след от его тела, и я думаю…
– Присядь. – Абеляра, казалось, вовсе не обеспокоило известие.
Рене послушно сел в скрипнувшее под ним кресло. Он ничего уже, совершенно ничего не понимал.
– Что-то такое я и предполагал, – промолвил, качая головой, магистр. – Не хотел, конечно, чтобы мои предположения сбылись, но, увы, оказался прав… Скажи, Рене, а много сегодня народу в академии?
Рене с удивлением уставился на проницательного магистра.
– Немного. Я никого не встретил в северном крыле, у травников только Милену, и я слышал, как магистры ругаются на студентов-прогульщиков.
Абеляр качал головой. Печально качал.
– Магистр, – не сдержался Рене, – что случилось, магистр?!
– Я бы сказал тебе, но я сам еще не до конца понял, мой мальчик. Без сомнения, это должно быть предметом обсуждения ученого совета… Вероятно, стоит известить и Великого Князя, если только…
Магистр замолк, видно, решил, что и без того сказал лишнее, но Рене, волнение которого еще возросло, не думал сдаваться:
– Но ведь у вас же есть предположения, учитель! Прошу, поделитесь со мной. Вы же знаете, я никому не скажу. Меня тоже очень тревожит происходящее, я вижу, чувствую, происходит нечто странное. Я даже… боюсь…
Абеляр понимающе кивнул:
– Да, Рене. Страх. Это то, что чувствую и я. Его пока немного, но он появляется в воздухе. Люди ощущают, что происходят ненормальные вещи.
– Пропажа магистра Милиссара – это такая вещь?
Учитель усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:
– Скажи, Рене, давно ты был в городе?
Рене задумался.
– Дня четыре назад.
– И, разумеется, дальше «Свиного бока» ты с друзьями не заходил?
– Нет. – Рене действительно давно уже не вылезал дальше таверны, очень удобно расположенной прямо по дороге от академии.
«Свиной бок» пользовался большой популярностью у молодых магов, и дело было не только в близком расположении к обители магических знаний. Просто предыдущие поколения студентов напрочь отбили у рядовых горожан желание появляться в местах, где кутят ученики академии, и эти самые ученики практически полностью заняли таверну для личного пользования. Хозяин Бока со временем смирился. Позволял творить любые буйства (при условии возмещения ущерба, конечно, но с этим проблем не было: будущие великие маги компенсировали вред или золотом, или – кто победнее – своим трудом), учитывал пожелания гостей по меню, специально заказывал из столицы хорошее пиво.
Некоторые студенты, повзрослее и побогаче, посещали и другие таверны, мол там повкуснее и поспокойнее, но Рене спокойствия хватало в стенах академии. В Бок он ходил именно за кутежом.
– Нет, я уже месяц как не ходил никуда дальше «Свиного бока», – повторил Рене.
Магистр пристально взглянул на молодого мага:
– А попробуй, сходи.
– И что я там найду? – Уже давно закончились времена, когда Рене путал приказы учителя с советами.
Абеляр пожал плечами:
– А что б мне знать?
Рене опешил.
Старик усмехнулся:
– Сходи, Рене, посмотри. Уверяю тебя, оно того стоит. И лучше иди вечером…
Ветер сошел с ума: рвал плащ, да еще и в разные стороны, дул, казалось, и в лицо, и в спину, и сразу в оба бока. Темно-синее небо давило на сознание, опускаясь все ниже и ниже, а фиолетовые тучи, плывущие по нему, выглядели как начиненные булыжниками. Немногочисленные деревья вдоль пустой дороги клонились к земле, моля о защите.
Упали первые капли ледяного дождя.
– Лето, – прошипел себе под нос Рене. – В рога и хвост такое лето. У меня уже печенка промерзла.
Очень хотелось погреться магией, но первое, чему учат в Академии, – рационально расходовать резерв. Внутренние резервы мага не бесконечны, а из природы просто так ничего не возьмешь – это заблуждение обывателей, тщательно культивируемое самими магами. Пусть их считают всесильными и боятся. Вот и приходилось мерзнуть: ну как понадобится, а Рене все потратил на обогрев.
В такой день вовсе не казалось странным, что Рене стал единственным путником на дороге. Странно, правда, что приближающийся город впереди тоже выглядел пустым. Не может ведь быть такого, чтобы ни у кого не нашлось дел на улице, даже в преддверии грозы?!
Рене дошел до первого здания. Того самого «Свиного бока», где можно было хорошо провести время и вкусно поесть. Маг на мгновение задумался, зайти или нет. В окнах горел свет…
Рене отвернулся. Нет, он не настолько доверял своей силе воли. Стоит снять плащ, усесться на скамью у очага – и выгнать себя наружу станет запредельно трудным делом.
Лучше он зайдет в таверну на обратном пути.
Рене дошел до города и пошел вдоль по улице. Дома как дома. Многие ставни захлопнуты, но в этом нет ничего странного – гроза же. Мало, где горел свет, но это тоже объяснимо: махнув рукой на плохую погоду, люди могли завалиться спать, экономя свечи. Вечер же…
И все же Рене было не по себе. Странной была она, эта пустота…
Улица извивалась, поворачивала. Рене много раз ходил тут. В соседнем доме располагалась оружейная лавка. А вот в том розовом строении – ювелирная мастерская. Рене носил туда кинжал магистра Абеляра для инкрустации рукояти. Вот тут пекут отличные пироги, а в этом доме живет милая блондинка, к которой раньше ходил Эмиль.
Все хорошо знакомо…
Откуда же это скребущее чувство опасности?
Рене повернул за очередной угол. Тут улица шла прямо, просматриваясь далеко вперед, и упиралась в дом бургомистра… которого не было.
Рене отшатнулся. Дома, красивого массивного дома с ярко-желтой черепицей не было. И вообще ничего не было. Там, где располагался перекресток и стояли другие дома, не было ничего, кроме белесого тумана.
Магический огонь сам по себе заплясал на ладони. Маг согнул пальцы, формируя светлячка, и отправил огонек вперед, в туман. Был ли этот туман настоящим, или проявлением злой силы – следовало выяснить. Рене зашевелил кистями, плетя изучающее заклинание, намереваясь отправить его вслед светлячку, но в этот миг светлячок достиг тумана, нырнул в него… и пропал.
Сгустка магии просто не стало.
Он не погасился, не был уничтожен. Просто исчез.
На памяти Рене такого не случалось никогда!
Адепт огня фыркнул и принялся плести новое заклинание. Изучающие чары всегда неплохо давались ему. Но в этот раз толку от них не было. Все заклинания Рене переставали существовать, едва войдя в туман.
Приближаться к непонятной мгле не хотелось. Рене преодолел себя. Очень осторожно, шаг за шагом, он подошел к туману и, о чудо, тот немного отступил. Стали видны ступени парадного крыльца. Туман будто отдал их. Рене сплел новое заклятие и изучил ступеньки. Ничего особенного: камень, песок, поверху дерево. Никакой опасности?
Рене наклонился и потрогал ступеньку. Поднял пальцы, внимательно взглянул на подушечки среднего и указательного. Их покрывал пепел.
Странно.
Рене подошел к росшему рядом розовому кусту, дотронулся до полураспустившегося бледно-розового цветка. Легкое касание заставило цветок обратиться в прах, но прах этот, к удивлению, не осыпался на землю, а растаял в воздухе.
Рене поежился. Пожалуй, хватит с него исследований. Какая бы ерунда тут ни творилась, он помочь не сможет.
На ум пришли слова магистра об обращении к Великому Князю. Да, о таком необходимо доложить правителю.
Магистр Абеляр не спал. Старик часто засиживался за книгами до полуночи или дольше, поэтому Рене ни на секунду не сомневался, идти ему с докладом или нет.
Абеляр при виде ученика понимающе улыбнулся.
– Видел?
– Да. Вы знаете? Это давно?
– Точно неизвестно. Что думаешь ты? Что это?
Рене пожал плечами.
– Я не понял. Одно могу сказать: в пределах этого тумана все будто перестает существовать.
– Не будто, – поправил магистр. – Перестает.
– Да, – кивнул Рене, – но я заметил: когда я подходил, туман отступал, и предметы появлялись. Но они были странные…
– Рассыпались при прикосновении?
– Да! Магистр, если вы все знали, зачем отправили меня туда?
– Чтобы ты сам увидел, – серьезно сказал магистр. – Чтобы не сомневался в том, что я скажу. Наш мир исчезает, Рене. И лучше всего это видно по вечерам. И ночью.
Рене непонимающе глядел на старого мага. Исчезает? Мир? Как так? Разве может быть такое, что материя просто перестает существовать, ведь постоянство материи – основополагающий закон магии!
– Наш мир исчезает, – с нажимом проговорил магистр. – Мы не знаем, почему, не знаем, как это произошло. И мы не знаем, как это остановить.
– Но… – Рене не верил сказанному. – Почему же никто ничего не делает?
– А что мы можем сделать? – устало спросил Абеляр. – Полгода назад стали приходить известия об исчезновении мест и людей, и с тех пор мы тайно ведем исследования. Правда, единственное, что мы поняли: идет необратимый процесс: то ускоряющийся, то замедляющийся. Лучшие умы королевства решали эту проблему. Решения не нашли.
– Великий Князь знает? Ему известно, что это… этот туман… уже почти у наших стен?
– Есть подозрения, что Великого Князя больше нет, как и столицы, – тихо ответил старик.
Рене обессиленно опустился на стул. Ноги его не держали.
– А магистр Милиссар?
– Уже многие люди стали жертвой этого явления. Люди, правда, пропадают иначе, чем вещи. Их не захватывает туман, они… истаивают.
– Истаивают? – Рене содрогнулся. – Как снег?
– Не совсем, но похоже. Люди понемногу теряют память, силы, а потом их физическая оболочка начинает пропадать. И через какое-то время они… перестают быть.
Рене вздрогнул.
– Эмиль, – прошептал он. – Эмиль жаловался на проблемы с памятью. И очень плохо выглядел.
Магистр печально глядел на своего воспитанника.
Рене вцепился пальцами в волосы.
– И что теперь? Что теперь, магистр? Мы все… умрем?
Магистр склонился к ученику, положил руку ему на колено. Сухая морщинистая ладонь источала покой. Покой – вот та причина, по которой никчемный оборвыш однажды припал к этой ладони. Магистр Абеляр был его опорой в самые сложные времена, он был тем огоньком в черной тьме, на который шел Рене.
– Выслушай меня, Рене, – сказал старый маг. – Слушай внимательно. Я не просто так послал за Милиссаром именно тебя. Я не зря спрашивал тебя, где ты был и кого видел. Я следил за тобой, мой ученик. Не обижайся. Я заметил одну закономерность. Мир будто уплотняется вокруг тебя. Люди, которые близко общаются с тобой, они все существуют. Лишь недавно они начали… пропадать.
– Вы надеялись, что я застану магистра Милиссара, потому что я… это я?
– Да, – кивнул старик. – Многие магистры жалуются на недомогание. Милиссар чувствовал себя хуже всех. В последние дни он стал… каким-то… нематериальным. И сегодня меня осенило: что если Милиссар пообщается с Рене?
– Но я не успел…
– Не казни себя. Вероятно, дело не в этом. Ведь Эмиль же не стал чувствовать себя лучше, когда ты пришел?
Рене задумался на миг.
– Не стал.
– Вот видишь. И я… я тоже не ощущаю разницы при твоем приближении.
– А вы, магистр, тоже недомогаете?
Абеляр лишь грустно улыбнулся.
Рене со страхом вгляделся в родное морщинистое лицо. За себя он не испытывал страха, но учитель, друзья – совсем другое дело.
– Сейчас я расскажу тебе кое-что, – промолвил Абеляр. – Пожалуйста, не воспринимай это как бред выживающего из ума старика. То, о чем я буду говорить, это предположения. Некие размышления о сверх сущности, о которой мы не знаем ничего, кроме того, что она сама решилась нам поведать.
Рене ощутил, как по спине пробегает дрожь.
– Вы о Создателе?
– Именно. О НЕМ.
Глава 6
Бывают женщины, тотально уверенные в собственной красоте. Влада красивой себя не считала. Еще в школе, оказываясь в девочко-мальчиковой компании, она знала: выбирая между нею и ее подругой, мальчики выберут подругу.
Уже с высоты своего тридцатилетнего с хвостиком возраста, Влада понимала: дело было не во внешности, а в ее неуверенности в себе, в зажатости, которую многие принимали за враждебность. Смотря на собственные фотографии в десяти-двенадцатилетнем возрасте, она испытывала настоящее сочувствие к запечатленной на них девочке, слишком серьезной для своего возраста, глядящей исподлобья. Сама-то Влада знала: это защита. Оборонительная позиция ребенка, знающего, что он хуже других. Потому что живет в неполной семье. Потому что ходит в старых вещах, а то и с чужого плеча. Потому что каждый, кто немного покопается в ее настоящем, легко выяснит, что она нищебродка, а это стыдно.
Доспехи эти спадали долго и тяжело. Первую трещину они дали благодаря мальчику по имени Артем. Он пришел к ним учиться в восьмом классе, а ушел в другую школу в десятом. Но за неполных три года заставил Владу пересмотреть взгляд на себя как на девушку. Началось все с дружбы, когда новенького посадили на первую парту к отличнице Владе. Та, конечно, ждала, что новоявленный одноклассник на следующем же уроке отправится на «камчатку» к другим пацанам, но, к ее удивлению, Артем остался сидеть рядом. А через неделю, небрежно повернувшись к ней после последнего урока, предложил:
– Серебрякова, а пошли-ка в кино.
И Влада пошла. Скорее из желания доказать себе самой, что она ничем не хуже других девчонок, что тоже может отправиться на свидание. Сам Артем ее особенно не интересовал, хоть и был видным парнем: высоким, с широкой спиной и длинными руками пловца – он учился в школе олимпийского резерва, – с красивыми серо-зелеными глазами и русыми, выгоравшими до белизны на летнем солнце волосами.
Его просыпающуюся мужскую притягательность она оценила позднее, когда по прошествии трех недель и пяти свиданий он жадно и неумело целовал ее в парадной, провожая домой.
Удивительное дело: едва у Влады появился парень, она стала интересной и другим мальчишкам – и из ее класса, и из параллельных. Потом уже Влада с усмешкой думала о верности фразы: «Женщины обращают внимание не на красивых мужчин, а на мужчин, идущих с красивыми женщинами». В обратную сторону это тоже сработало: парни будто иначе взглянули на Владу.
А может быть, у нее просто грудь начала расти, наконец. Тоже немаловажный фактор, знаете ли…
С Артемом Влада раскрылась. Стала внимательнее относиться к своей одежде, прическе. Начала краситься. Стала свободней в общении.
Их отношения зашли бы далеко, может быть, даже привели бы к чему-то серьезному, но отца Артема перевели на работу в Москву.
– Не смей пропадать, – пригрозил Артем перед отъездом, и Влада серьезно кивнула, давая и ему, и себе обещание сберечь их чувства.
Конечно, ни черта не вышло. Полгода они общались по телефону. На новогодние каникулы Артем приехал к тете в Петербург, каждый день водил Владу на новое свидание… А потом все как-то само собой перетекло в дружбу…
Когда Артем хотел приехать на весенние каникулы, Влада сама сказала: «Не надо».
Одиннадцатый класс прошел как в угаре. Подготовка к ЕГЭ, непрекращающаяся зубрежка. Парень по имени Володя, что случайно встретился на катке, остался в жизни Влады на целых семь месяцев, в ходе которых случилось очень многое. Были и ссоры, и бурные примирения, и горячие часы, когда родителей не было дома…
Влада ушла сама. Просто вдруг поняла, что ничего общего, кроме физического влечения, у них с Володей нет, а на одних гормонах долго не протянешь.
А потом появился Костя. Чтобы остаться насовсем.
Началось все с кружка по праву. Совсем еще зеленая Влада помалкивая сидела за первой, привычной отличнице партой, слушая чужие рассуждения. Костя, на два курса старше, сделав доклад, спорил с оппонентом-старшекурсником.
«Какой умный!» – подумала она, попутно отмечая и высокий рост, и стильную стрижку на светло-русых волосах.
После занятия она подошла и попросила:
– Презентацией не поделишься? Классный доклад.
Костя не отказал.
Они начали встречаться не сразу. Просто в какой-то момент Костя стал появляться на встречах, которые устраивали Владины однокурсники. Там было много шума и вина, и Владе все это даже по-своему нравилось. Нравились и одногруппники, ненавязчиво проявлявшие внимание… Не всерьез. Скорее, чтобы показать умному Константину: видишь, я и без тебя пользуюсь успехом.
А Костя не торопился. Осторожно, будто извлекая из горы драгоценную друзу, отвадил от Влады остальных «кавалеров», как-то незаметно превратился в ее постоянного собеседника – человека, за телефонными разговорами с которым Влада проводила вечера. Минула зима, к концу подошла весна, а вместе с нею сессия…
– Сдавай последний экзамен и поехали на Елагин остров, – сказал Костя. – Пора отдохнуть.
В два часа дня, когда измордованные первокурсники вывалились, наконец, из университета, он бережно проводил Владу к своему Фольксвагену Поло и повез прочь с Васильевского.
Елагин остров встретил прохладой и зеленью. Костя припарковал машину недалеко от станции метро «Крестовский остров» и вытащил из багажника увесистый рюкзак.
– Что там?
– Увидишь.
Они перешли мост, разделяющий два острова, и Костя сразу повел Владу к лодочной станции.
– Давно ты в последний раз каталась на катамаранах?
– Дай подумать… Никогда.
– Значит, сегодня будет первый раз. – Костя подмигнул.
Катамаран им достался солидный – массивный, с облупившейся голубой краской и навесом для защиты от солнца. Поначалу нервничавшая Влада – она всегда тревожилась, берясь за новое дело, – быстро разобралась с управлением. Впрочем, управлять особо не пришлось: Костя ненавязчиво взял рулежку на себя.
Крутя педали и хихикая, они прокатились вдоль берега. Спугнули в зарослях камыша утку с утятами, приметили в ветвях деревьев белочку.
– Вот бы причалить куда-нибудь сюда, – мечтательно проговорила Влада, указывая на полянку у воды.
– Не выйдет, к сожалению. Берег крутой. Да и правилами проката катамаранов такое, вроде бы, не разрешается. Ты устала? Если да, давай вернем педального и погуляем просто так.
Они вернули катамаран на лодочную станцию и медленно, рука в руке, пошли по тропинке. Листва бросала на песок пятнистые тени, перемешивающиеся с солнечными бликами. Университет, сессия, все жизненные проблемы – все казалось таким далеким…
– Не твоя полянка?
– Она! – присмотревшись, Влада, как маленькая девочка, захлопала в ладоши.
– Славно! Идем!
Костя пошел к поляне, на ходу сбрасывая рюкзак. Внутри оказался плотно свернутый плед, термос с чаем, пакет сока и блины из «Теремка» в термоупаковке.
– С сыром и ветчиной, – улыбнулся Костя, протягивая Владе одну из упаковок. – Твои любимые.
«Надо же, знает», – с теплотой подумала Влада и поняла, что Костя знает о ней очень много. Практически все, за исключением ее детства…
Но о детстве она ни с кем говорить не планировала. Вот вообще никогда.
Костя раскрутил термос и разлил по стаканам черный чай без сахара – именно такой, как пила Влада. Они ели, а день помаленьку склонялся к вечеру. На полянке, кустами отгороженной от дорожки, было уютно и… как-то кулуарно. Как в отдельной ложе в театре.
В какой момент они начали целоваться? Не в тот ли, когда Влада заметила: «Прохладно становится» и Костя накинул ей на плечи куртку? Или чуть позже, когда он вылил в ее стакан последние капли чая и, подавая, коснулся ее пальцев в легком поглаживающем жесте?
Влада не запомнила точно момент, но запомнила сам поцелуй: сначала очень нежный, поверхностный даже, а затем отчаянный и страстный. По этому поцелую сразу стало ясно, как долго Костя ждал, приручая Владу, приучая ее к себе, как трудно было ему сдерживаться…
В постель, правда, они отправились не сразу. Повстречались, как порядочные люди, три месяца, а затем, очень естественно, Влада осталась у Кости ночевать. Тогда же выяснила, что он переехал от мамы…
Дальше все было как у людей: отношения, притирания, предложение выйти замуж, сделанное с кольцом в бархатной коробочке и в дорогом ресторане. Свадебное платье, на первой примерке которого Влада долго всматривалась в зеркало, отмечая несовершенство черт лица и фигуры и думая: «И все равно я вышла замуж». Подтверждая, что далеко не все в жизни женщины зависит от красоты.
У нее никогда не было ни малейших сомнений: ей стоит выйти за Костю. Она отхватила лучшего мужчину из всех в ее окружении, блестящего студента, хорошего юриста.
Не сомневалась она и теперь.
Глава 7
Блеклое солнце едва светило, пробиваясь сквозь облака. Серая мгла клубилась на границе, где сливались земля и небо. Город впереди лежал будто накрытый серой вуалью.
Ворота Академии лязгнули, растворяясь, и Рене, не оборачиваясь для последнего «прощай», выехал на дорогу.
Поводья в руках не дрожали. Удивительно: тело порой лучше головы знает, что следует делать. Мозгам иногда стоит брать пример с мышц.
С седла свисали плотно притороченные – чтоб не натереть коню бока – дорожные сумки. Не то, что Рене требовалось много для дороги, путешествующие маги умеют жить аскетично. Просто он знал: за забытым вернуться не выйдет, невзятое в пути не купишь.
Ворота затворились за спиной, словно отрезая возможность передумать. Хотя ее и не было, такой возможности. Рене прикусил губу и сжал руку в кулак. Чего больше он испытывал в этот момент? Страха? Душевной боли? Он не знал, но чувства, как волокна в канате, сплелись воедино, и разделять их – зряшное дело.
В некоторые минуты Рене думал, что сошел с ума.
Разговор с Абеляром он запомнил подробно, но теперь казалось: он был слишком сильно шокирован, чтобы все услышать верно и правильно понять.
– О НЕМ, – сказал Абеляр, и Рене невольно подумал, что, пожалуй, учитель и впрямь слишком стар, что начал думать о всякой ерунде.
Но уважение к старику было так велико, что молодой маг смолчал. Абеляр же понял и без слов.
– Мой дорогой мальчик… Те вещи, о которых я хочу тебе рассказать… до этого дня о них задумывались лишь посвященные. Дурные настали времена, если приходится делиться таким со старшими учениками… В гибнущем мире условности теряют значение. Рене, во что ты веришь?
Рене задумался. Вопрос был слишком неожиданным. Если бы до этого Абеляр не заговорил про Создателя, Рене решил бы, что речь о его идеалах, его силах, о чем-то таком, что было связано с самим Рене. Но магистр завел разговор о категории… философской, если можно так выразиться, и Рене ответил:
– В Создателя я не верю, если вы об этом.
Абеляр печально усмехнулся:
– А во что веришь?
Рене молчал. Отчего-то ему стало страшно, очень-очень страшно, но страх этот был иррациональным, он не понимал его природы…
– Вот именно, – промолвил Абеляр, не дождавшись ответа. – Ты не знаешь. И я уверен, спроси я любого другого из учеников, даже большинство магистров, они не ответят. А почему? Потому что им неясно само наполнение слова «вера». В их понимании можно верить в благородство друга, в любовь женщины, в себя. Во что-то, что можно проверить. А я хочу спросить тебя: ты можешь верить в вещи, существование которых тебе не проверить собственным опытом?
– Нет. Поэтому я и не думаю, что Создатель существует. Магия существует, я вижу результат ее работы. – Рене раскрыл руку, и с кончиков его пальцев в чашечку ладони скользнул огонек. Он сжал кулак – огонек пропал. – Существуют духи, их видели. Кто видел Создателя?
– Никто. Но скажи мне, вот ты можешь объяснить, как работает магия, а знаешь ли, откуда она появилась? Лекарь может объяснить, как работает человеческое тело, но как возник самый первый человек?
– Наша наука несовершенна. Она не все может объяснить. Но однажды настанет день, когда все станет понятно.