Мрачные истории Заоконья. Сборник мистических историй: рассказы и повесть

Нисса еще раз огляделась. Врет этот здравый смысл. Или чушь несет, или мозги пудрит. Незнакомые деревья даже росли как-то совсем по-другому. Правда, что-то ей это все напоминало, но она никак не могла вспомнить, что. Тоже что-то из детства. Может, даже какой-то сон?

От полянки в разные стороны расходились сначала какие-то чахлые и, в основном, засохшие кусты, дальше торчали невысокие молодые березы, голые, без листьев, несмотря на то, что на дворе пока еще август. За ними начинались облезлые елки, тоже вначале невысокие, а дальше выше, выше, но реже. Лес был какой-то гротескный, мертвый. Раньше что-то точно такое снилось… Нисседаль стояла над зарытым секретиком, все никак его не раскапывая, потому что судорожно пыталась ухватить ниточку воспоминания. Это ей никак не удавалось сделать. Нечто из прошлого каждый раз приближалось, но как только она тянулась, чтобы задержать его, тут же ускользало.

Наконец, дернув головой, Нисса уселась на корточки, вытащила из рюкзака специальную щеточку, чтобы не пачкать руки в земле, и стала аккуратно счищать землю со стеклянной поверхности. Места, где она зарывала свои тайнички, были все отмечены на карте. Но содержимое их она не указывала и почти не помнила, где что находится. Знала только, где лежат два самых красивых секретика, – один с бисером, цветами и блестками на черном фоне, а второй – на лоскутке джинсовой ткани, с деревянными бусинами и маленькой сухой веточкой мимозы, которую она зачем-то хранила еще с весны.

Сейчас она раскапывала первый из них. Сначала показался черный фон, а затем… Нисседаль так резко отпрянула, что завалилась с корточек на спину. Приподнявшись, она стала сидя отползать от секретика, судорожно перебирая ногами и руками по засыпанной иглами земле. Сухие иглы больно кололи ладони. На расстоянии где-то метра в три она остановилась, часто и тяжело дыша. Рюкзак остался валяться около разрытого секретика. Надо было скорее встать, схватить рюкзак и бежать отсюда куда глаза глядят, не важно, что она не знает, в какую сторону. Но Ниссу словно что-то парализовало. В голове пульсировала мыслишка из серии «а вдруг показалось?»

Наконец, Нисседаль отдышалась и нашла в себе сил подняться и дотянуться до рюкзака. Забирая его с земли она старалась не смотреть на секретик, но взгляд так и рвался в ту сторону. В конце концов она не выдержала и все-таки мельком взглянула на свои раскопки. Под стеклом на черном фоне лежал отрезанный палец и несколько тыквенных семечек.

* * *

«Он меня нашел! Этот чертов маньяк меня нашел! – метались мысли Ниссы. Она была уверена, что тот придурок, который выложил жуткое фото с пальцем в комментариях в ее инстаграме, каким-то образом узнал, кто она и где живет, и нашел даже ее тайное место. – А вдруг он и сейчас здесь?»

Как все ужасно наложилось друг на друга: странная погода, незнакомый лес, псих с отрезанными пальцами. Так просто не бывает! Такого даже в кино не показывают, слишком много бредятины, поэтому неправдоподобно.

Нисседаль мелкими шажками пересекала полянку, где про один из секретиков теперь уж точно можно было сказать «похоронен». Девушка постоянно оглядывалась по сторонам, в руке ее была толстая корявая палка – на всякий случай. Конечно, совсем не факт, что он тут ее ждет… Нисса стала вспоминать, сообщала ли она подписчикам, что собирается в лес проверить свои тайники. В голову ничего не приходило. Как будто ватой мозг проложили. Жуткая навязчивая идея не давала ей покоя. Ее тянуло проверить еще какой-нибудь секретик. Это часто бывает, когда мы стараемся не смотреть на какую-нибудь гадость, но непроизвольно снова и снова на нее смотрим.

Нисса добралась до ближайшего тайничка и, уже не боясь запачкать руки, стала счищать землю. Когда секретик предстал перед ее взором, она на миг зажмурила глаза и нервно вздохнула. Но, в общем, она не удивилась. Там был еще один палец, только явно с другой руки, потому что на этом был накрашенный ноготь. Даже не накрашенный, а с шеллаком. Тыквенные семечки красиво окружали его, как лепестки ромашки. Нисса снова быстро огляделась. Никого на полянке не было. Она вздохнула, встала с колен и побрела к следующему тайнику.

В голове крутились мысли, что в такой ситуации, наверное, стоит сообщить в полицию. Правда, сейчас она этого сделать не могла, потому что забыла телефон. А вот когда сообщит, а они ее спросят, как вы это нашли? Почему вы копались на этой полянке? Как она будет это объяснять?

С такими мыслями она проверила половину тайников и в каждом обнаружила отрезанные пальцы. И самое ужасное, они все были разными. Она даже подумала, что, может, стоит их фотографировать для полиции, но тут же вспомнила с облегчением, что телефона нет, так что ей не придется «собирать улики». Обойдя так часть «захоронений», она не стала уже проверять остальные и принялась искать место, через которое обычно уходила с полянки. Похожего ничего не было, и она в нерешительности замерла где-то посередине открытого пространства. И вдруг вспомнила, на что похож этот лес.

Когда-то очень давно, еще в детсадовском детстве, ей приснился сон, что она почему-то в одиночестве гуляла по лесу, вышла из него и оказалась на берегу узенькой речонки. Речка переливалась всеми цветами радуги, словно сверху был разлит слой бензина. А лес в ее сне был именно такой, как тут. Неправильный, ненастоящий и мертвый. Она села на самом краю берега и стала играть с совочком. Вдруг совочек выпал из ее рук прямо в воду. Она нагнулась за ним и свалилась следом. Плавать она не умела и ушла под воду, хотя продолжала там дышать. А там ее поджидал какой-то дядька, который ее схватил. Она стала плакать и просить, чтобы он ее отпустил, и тогда он отдал ей совочек и сказал, чтобы впредь была осторожнее. Если еще раз сюда попадет, он ее больше не отпустит. С этими словами он поднял ее на поверхность.

И она, сама не зная почему, тут же уселась на старом месте и опять принялась играть с совочком. Снова его уронила, снова потянулась за ним и упала в реку. Дядька опять поймал ее под водой, и, как она ни плакала и ни умоляла, больше ее не отпустил. Она кричала во сне «Мама!» и проснулась от своего же крика. Родители в ту ночь забрали ее к себе в кровать, и там она проспала до утра. Но пережитый во сне ужас никак не проходил, ее трясло от рыданий и заснула она даже с родителями далеко не сразу. Она боялась засыпать!

Тогда Нисседаль было лет пять, и она до сих пор помнила этот сон, просто не сразу сложила вместе два и два, не сразу поняла, что это лес из того сна. Ее всегда терзала загадка, почему она во сне, в первый раз благополучно выбравшись на сушу, не помчалась со всех ног подальше от страшной разноцветной реки, а села на прежнее место и повторила все те же действия?

Сейчас все это пронеслось в голове Ниссы, ей немножко стало легче от того, что хотя бы больше не мучает вопрос, на что похож этот жуткий лес, но тут краем глаза она уловила движение где-то среди невысоких сухих деревьев. Обрадовавшись в первую секунду, что это какая-то живая душа, которая выведет ее из лесу, она вдруг застыла. На краю поляны стоял какой-то то ли парень, то ли мужчина и смотрел на нее в упор. Лица было почти не видно, Нисса только заметила, что он очень худой, прямо болезненно худой. Они стояли и смотрели друг на друга, и ей совсем не хотелось обращаться к нему за помощью. От него веяло чем-то опасным и жутким. Парень периодически засовывал руку в карман брюк, подносил ко рту и сплевывал. Было похоже, что он лузгает семечки.

Вдруг его фигура замельтешила и задергалась: очень быстро, туда-сюда, на одном месте, как бывает только в кино, а в жизни это просто невозможно. На какой-то миг на месте этого человека было только смазанное пятно, и вдруг он опять замер, но как будто стал ближе.

У Ниссы екнуло сердце. Она лихорадочно обдумывала, что же делать. С этим типом, – не важно, пальцевый ли он маньяк, или просто гуляющий по лесу человек, – было явно что-то не в порядке. Снова что-то иррациональное. Как и все вокруг, собственно.

Странный тип тем временем опять затрясся и снова словно переместился ближе. Нисса теперь видела его лицо. Он неприятно улыбался застывшей улыбкой, словно предварительно вылепил ее себе пальцами на восковом лице. Кусок шелухи прилип к нижней губе. Выражение его лица не менялось, и он продолжал пристально смотреть на Нисседаль, которая непроизвольно стала отступать назад, сжимая в руках перед собой рюкзак и выставляя его как защитный барьер. Она все ждала, когда он снова начнет дергаться и перемещаться, и потихоньку отходила назад. Что-то хрустнуло под ее ногой, и Нисса второй раз за сегодняшний день упала, опрокинувшись на спину, и больно ударилась позвоночником о что-то твердое, возможно, о корень, да так, что слезы брызнули из глаз. Попытавшись встать, она с ужасом поняла, что не может. Ниже ушиба она ничего не чувствовала, и ноги больше не действовали.

Она в панике поискала глазами маньяка, и вдруг перед ней что-то замаячило. Она поняла, что это тот тип. Казалось, что он не только сам мечется быстро взад-вперед, но также быстро крутится его голова и перемещаются руки. Словно он существует в каком-то своем собственном измерении, где все движется с огромной скоростью. Парень – или кто это был? – остановился рядом, глядя сверху вниз прямо ей в глаза. Все так же кукольно улыбаясь, он стал очень медленно наклоняться к ней прямым корпусом, сгибаясь в пояснице, словно у него там шарнир.

Нисса смотрела на него с безмолвным ужасом, пытаясь закричать, но слова застревали в горле, и вдруг у нее вырвалось громко и надрывно:

– Маааа-маааа!

Она заорала, наверное, как тогда в детстве во сне, первое, что пришло в голову, и самое простое и спасительное. Урод продолжал улыбаться, но вдруг лицо его затуманилось и померкло, а Нисседаль, продолжая вопить, вдруг поняла, что сидит в полной темноте на своей кровати и кричит.

Нисса тут же замолчала и для верности стала себя ощупывать. Лоб покрывала испарина, волосы были мокрыми. Она закуталась в одеяло и прижалась к стене, у которой стоял разобранный диван. Надо было, наверное, встать и включить свет, сходить в кухню, попить воды, а может, даже что-то съесть. Как можно сильнее себя отвлечь от пережитого во сне кошмара. Но Нисса сидела и тряслась, ее колотило в ознобе, она не могла двинуться с места. Она вспомнила, что во сне оказалась парализована, и судорожно засучила ногами. Ноги двигались. Тогда она потихоньку начала успокаиваться. Еще какое-то время она сидела, ожидая, пока утихнет дрожь в теле, а затем сползла с кровати и прямо в одеяле, вся обмотанная, проследовала в кухню. Там Нисса поставила чайник, чтобы шумел, пока закипает. Включила вытяжку, чтобы гудела. Открыла кран, чтобы слышать, как течет вода. Немного подумав, включила телевизор, чтобы бубнил. Ей было необходимо окружить себя знакомыми звуками и прогнать до сих пор звучавшее в ушах многоголосное карканье ворон.

Страшный сон понемногу уходил, в голове прояснялось. Нисседаль облокотилась на стол, задумчиво разглядывая узоры на скатерти, и вдруг увидела прямо перед собой небольшую горку шелухи от тыквенных семечек, а краем глаза уловила чье-то молниеносное движение.

Отражение

Веселая компания молодых ребят приезжает на дачу, чтобы выпить и расслабиться. Дом уже старый, и в нем хранится несколько изысканных предметов мебели из заброшенной графской усадьбы, в том числе зеркало.

– Ну все, пришли. Вот он, низкий дом мой, который давно ссутулился! – объявил Эдик, толкая невысокую, покосившуюся от старости калитку. Дверца со скрипом отворилась, пропуская во двор небольшую компанию: двух девушек и троих ребят. Молодые люди друг за дружкой прошли на территорию дачи Эдика. Хозяин, немного смущенный, словно ему было стыдно за старый деревенский домик, куда он притащил друзей, прошел первым по узкой вытоптанной тропинке мимо порыжевших осенних кустов малины и остановился возле деревянного крыльца с большими трещинами в ступенях. Ребята гуськом проследовали за ним. Напротив входа в дом стояла одинокая узенькая лавочка, сбитая из доски и двух поленьев. – Покурим тогда, а потом вещи закинем.

– Наконец-то добрались, – не очень весело протянула Ольга, жена его друга Ваньки. Ехали своим ходом, чтобы можно было в дороге прикладываться к пиву, и дорога показалась очень муторной: полтора часа электричкой, потом автобусом, которого пришлось долго ждать, а дальше пешком тащились. – Мы тут хоть поместимся? Я думала, все-таки что-то более комфортабельное будет.

– Уж чем богаты, – присаживаясь на скамейку и разводя руками, виновато протянул Эдик, в голове которого все время вертелась мысль о том, что у одного из парней – у Стаса – тоже имелась дача. Только раскинулась она на двадцати сотках, а не на шести, как тут, и дом стоял добротный: каменный, двухэтажный. А вся территория была засажена низенькой ярко-зеленой травкой. Никаких тебе грядок, клумб, яблонь этих, кустов смородины с малиной и тем более никаких колорадских жуков. Бр-р-р. Только вот с середины весны по середину осени в этом доме жили Стасовы предки, и покутить в свое удовольствие, как ребята планировали, при них бы не получилось. Не расслабишься. А тут сейчас никого. Бабушку, которая обычно торчала здесь безвылазно все лето, недавно положили в больницу. Ничего серьезного, но на дачу она уже в этом году не вернется. Так что можно тусоваться и отрываться, сколько влезет. – Конечно, дом старый совсем, но я сюда почти и не езжу. Тут обычно бабан живет. А если я приеду при ней, она меня к огороду припашет, а я вот ни разу ни фермер. Я считаю, на даче надо топыриться, а не работать. Вот завтра за грибами еще можно будет сходить, если, конечно, бодунище нас не добьет…

– Ой, какие красивые! – перебив его, воскликнула вдруг Влада, новая подруга Эдика, указывая на крыльцо, и все, как по команде, обернулись.

– Ну тьфу ты! – вдруг выругался Эд. – Опять баба Тая натаскала.

На крыльце у бревенчатой стены аккуратным рядком лежало несколько пузатых ярко-оранжевых тыкв.

– Что за баба Тая? А Тая – это Таисия? – хором заголосили друзья.

– Да откуда я знаю, наверное, – отмахнулся Эдик. – Вот всем нормальным людям обычно что пихают по осени? Правильно, кабачки. А у нас вся деревенская улица обычно на год вперед тыквами обеспечена. От бабы Таи. У нее какой-то сдвиг на тыквах, ну, потом увидите.

– Да что плохого-то? Мне бы кто тыкву дал, – удивился Ванька. – Кабачки уже видеть не могу.

– Да забирай хоть все, – радостно сказал Эдик, ловко перекидывая тлеющий бычок через забор, и отправился отпирать входную дверь. Ребята тем временем тоже докурили, подняли брошенные на пожухлую осеннюю траву рюкзаки и пакеты с выпивкой и провизией и вслед за хозяином прошли в дом, гулко топая по полому крыльцу. Внутри было сыро, зябко и тянуло плесенью. Обе девушки недовольно озирались по сторонам.

– Дом застоялся, – наморщил нос Эдик. – Сейчас печку затопим, все будет нормально. Долго, но зато очень тепло станет.

– Тыкву надо будет пожарить. На закусь пойдет как раз, – со знанием дела объявил Ванька, заходя на небольшую кухню. Справа там находилась плита, разделочный столик и шкаф, а левую половину помещения занимала большая русская печь. – Ух ты! Это настоящая печка? Никогда не видел!

Он с уважением погладил печь по белому боку. Эдик, открыв заслонку, поворошил кочергой поленья, подкинул с пола еще несколько и, скомкав одну из газет, что стопочкой лежали на столике, поджег ее и сунул в жерло печи. Отсыревшие дрова занялись с неохотой, крошечный огонек медленно пополз по деревяшкам.

– Да я только рад буду, если вы все эти тыквы сожрете. Тащить своим ходом домой, конечно, не надо.

– А что тут еще интересного у тебя? – Друзья толпились на пороге, почему-то не решаясь пройти в дом.

– Да вы проходите, места себе для ночлега выбирайте. Только чур мы с Владкой в самой дальней комнатушке, это наше уютное законное местечко. А так спальных мест достаточно. Можно веранду протопить, тогда и там кто-то ляжет.

Гости рассредоточились по дому, с интересом рассматривая традиционный интерьер деревенских комнат, старенькую, но крепкую мебель, глиняную посуду в древнем приземистом буфете.

– Вот тут мы и будем бухать! – радостно возвестил Эдик, указывая на круглый стол под разноцветным абажуром, когда ребята выбрали себе кровати, разложили вещи и вернулись в большую комнату. – Наверное, тут мои предки так же куролесили.

– А это что за зеркало такое интересное? – глаза Влады вдруг широко раскрылись, и она уставилась на огромное, почти в полстены, зеркало с витиеватой деревянной рамкой. Все обернулись на стену. – Старинное, да?

– Графское, – важно ответил Эдик. – Тут же усадьба заброшенная неподалеку. Нам как-то принесли деревенские, предложили купить недорого, ну, это давно было, еще до моего рождения. Вон еще кресло старинное, тоже из усадьбы.

Он указал на массивный приземистый стул с облупившейся резной спинкой и сиденьем из истертого гобелена. Деревянные ножки были изогнуты, широкие подлокотники украшал затейливый узор. Ольга тут же уселась в графское кресло, и гордо выпрямила спину. Ванька чмыхнул, выудил из кармана джинсов телефон и принялся фотографировать жену.

– Ой, а что это на нем висит? – с удивлением спросил Стас, вглядываясь в старинное зеркало. – На скотче, ха-ха!

– Блин, да это бабан опять Таю слушается, вот честное слово, достали обе! – с раздражением сказала Эд, подходя к предмету старины и с треском отрывая приклеенный на синюю изоленту к раме мешочек из мелкой сетки, набитый под завязку тыквенными семечками. Он бросил семечки на стол. – Эта баба Тая весь мозг уже вынесла и семками своими дурацкими, и зеркалом.