Оценить:
 Рейтинг: 0

Идиот

<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 26 >>
На страницу:
3 из 26
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Очень, – ответил сосед с чрезвычайною готовностью, – и, заметьте, это еще оттепель. Что ж, если бы мороз? Я даже не думал, что у нас так холодно. Отвык.

– Из-за границы, что ль?

– Да, из Швейцарии.

– Фью! Эк ведь вас!..

Черноволосый присвистнул и захохотал.

Завязался разговор. Готовность белокурого молодого человека в швейцарском плаще отвечать на все вопросы своего черномазого соседа была удивительная и без всякого подозрения совершенной небрежности, неуместности и праздности иных вопросов. Отвечая, он объявил, между прочим, что действительно долго не был в России, с лишком четыре года, что отправлен был за границу по болезни, по какой-то странной нервной болезни, вроде падучей или виттовой пляски, каких-то дрожаний и судорог. Слушая его, черномазый несколько раз усмехался; особенно засмеялся он, когда на вопрос: «Что же, вылечили?» – белокурый отвечал, что «нет, не вылечили».

– Хе! Денег что, должно быть, даром переплатили, а мы-то им здесь верим, – язвительно заметил черномазый.

– Истинная правда! – ввязался в разговор один сидевший рядом и дурно одетый господин, нечто вроде закорузлого в подьячестве[8 - Подья?чество – чиновничество.] чиновника, лет сорока, сильного сложения, с красным носом и угреватым лицом, – истинная правда-с, только все русские силы даром к себе переводят!

– О, как вы в моем случае ошибаетесь! – подхватил швейцарский пациент тихим и примиряющим голосом. – Конечно, я спорить не могу, потому что всего не знаю, но мой доктор мне из своих последних еще на дорогу сюда дал да два почти года там на свой счет содержал.

– Что ж, некому платить, что ли, было? – спросил черномазый.

– Да, господин Павлищев[9 - Павли?щевы – русский дворянский род. Николай Иванович Павлищев (1802–1879), русский историк, был женат на сестре А. С. Пушкина Ольге Сергеевне. С их сыном, Львом Николаевичем Павлищевым (1834–1915), племянником Пушкина, Достоевский познакомился в 1865 г. в Павловске. Некоторые факты биографии Л. Н. Павлищева нашли отражение в романе «Идиот». Такие, в частности, как скандал в Павловском вокзале, который устроила Павлищеву одна из его поклонниц и связанное с ним ожидание вызова на дуэль ее братьями, а также неожиданный вскоре после этих событий брак на подруге детства Анастасии. Через имя Павлищева Достоевским устанавливается почти «родственная» связь Льва Николаевича Мышкина с Пушкиным, присутствие которого в тексте романа многообразно.], который меня там содержал, два года назад помер; я писал потом сюда генеральше Епанчиной[10 - Епанчины? – русский дворянский род, представители которого в течение нескольких столетий состояли на воинской службе в Российской армии, с петровских времен, главным образом во флоте. В 1860-е гг. в Петербурге проживало четыре военных деятеля с фамилией Епанчины.], моей дальней родственнице, но ответа не получил. Так с тем и приехал.

– Куда же приехали-то?

– То есть где остановлюсь?.. Да не знаю еще, право… так…

– Не решились еще?

И оба слушателя снова захохотали.

– И небось в этом узелке вся ваша суть заключается? – спросил черномазый.

– Об заклад готов биться, что так, – подхватил с чрезвычайно довольным видом красноносый чиновник, – и что дальнейшей поклажи в багажных вагонах не имеется, хотя бедность и не порок, чего опять-таки нельзя не заметить.

Оказалось, что и это было так: белокурый молодой человек тотчас же и с необыкновенною поспешностью в этом признался.

– Узелок ваш все-таки имеет некоторое значение, – продолжал чиновник, когда нахохотались досыта (замечательно, что и сам обладатель узелка начал наконец смеяться, глядя на них, что увеличило их веселость), – и хотя можно побиться, что в нем не заключается золотых заграничных свертков с наполеондорами и фридрихсдорами, ниже с голландскими арапчиками[11 - …свертков с наполеондо?рами и фридрихсдо?рами, ниже с голландскими ара?пчиками… – Наполеондор – французская золотая монета достоинством в 20 франков, выпускалась с 1803 по 1914 г., была введена при Наполеоне Бонапарте; на лицевой стороне монеты в разное время помещались портреты императоров Наполеона I и Наполеона III, позже наполеондорами именовались все 20-франковые золотые монеты. Фридрихсдор – прусская золотая монета, равная 5 серебряным рейхста?лерам, названная в честь императора Фридриха II, чей портрет чеканился на лицевой стороне монеты, выпускалась с 1750 по 1855 г. Голландский арапчик – разговорное название голландского червонца – русской золотой монеты достоинством в 3 рубля, чеканившейся нелегально (отсюда название «арапчик» – от «арапистый», «воровской») в Петербурге в 1813–1868 гг., по внешнему виду повторяла голландские дукаты. И в арапчике, и в голландском дукате был равный вес золота, поэтому арапчик принимали к оплате наравне с голландскими дукатами, хотя их чеканы иногда незначительно отличались.], о чем можно еще заключить хотя бы только по штиблетам, облекающим иностранные башмаки ваши, но… если к вашему узелку прибавить в придачу такую будто бы родственницу, как, примерно, генеральша Епанчина, то и узелок примет некоторое иное значение, разумеется, в том только случае, если генеральша Епанчина вам действительно родственница и вы не ошибаетесь, по рассеянности… что очень и очень свойственно человеку, ну хоть… от излишка воображения.

– О, вы угадали опять, – подхватил белокурый молодой человек, – ведь действительно почти ошибаюсь, то есть почти что не родственница; до того даже, что я, право, нисколько и не удивился тогда, что мне туда не ответили. Я так и ждал.

– Даром деньги на франкировку[12 - Франкиро?вка – авансовая оплата почтового сбора за письмо (от ит. fran-care – «освобождать»).] письма истратили. Гм… по крайней мере простодушны и искренны, а сие похвально! Гм… генерала же Епанчина знаем-с, собственно, потому, что человек общеизвестный; да и покойного господина Павлищева, который вас в Швейцарии содержал, тоже знавали-с, если только это был Николай Андреевич Павлищев, потому что их два двоюродные брата. Другой доселе в Крыму, а Николай Андреевич, покойник, был человек почтенный, и при связях, и четыре тысячи душ в свое время имели-с…

– Точно так, его звали Николай Андреевич Павлищев. – И, ответив, молодой человек пристально и пытливо оглядел господина всезнайку.

Эти господа всезнайки встречаются иногда, даже довольно часто, в известном общественном слое. Они всё знают, вся беспокойная пытливость их ума и способности устремляются неудержимо в одну сторону, конечно, за отсутствием более важных жизненных интересов и взглядов, как сказал бы современный мыслитель. Под словом «всё знают» нужно разуметь, впрочем, область довольно ограниченную: где служит такой-то, с кем он знаком, сколько у него состояния, где был губернатором, на ком женат, сколько взял за женой, кто ему двоюродным братом приходится, кто троюродным и т. д., и т. д., и всё в этом роде. Большею частию эти всезнайки ходят с ободранными локтями и получают по семнадцати рублей в месяц жалованья. Люди, о которых они знают всю подноготную, конечно, не придумали бы, какие интересы руководствуют ими, а между тем многие из них этим знанием, равняющимся целой науке, положительно утешены, достигают самоуважения и даже высшего духовного довольства. Да и наука соблазнительная. Я видал ученых, литераторов, поэтов, политических деятелей, обретавших и обретших в этой же науке свои высшие примирения и цели, даже положительно только этим сделавших карьеру. В продолжение всего этого разговора черномазый молодой человек зевал, смотрел без цели в окно и с нетерпением ждал конца путешествия. Он был как-то рассеян, что-то очень рассеян, чуть ли не встревожен, даже становился как-то странен: иной раз слушал и не слушал, глядел и не глядел, смеялся и подчас сам не знал и не понимал, чему смеялся.

– А позвольте, с кем имею честь… – обратился вдруг угреватый господин к белокурому молодому человеку с узелком.

– Князь Лев Николаевич Мышкин, – отвечал тот с полною и немедленною готовностью.

– Князь Мышкин? Лев Николаевич? Не знаю-с. Так что даже и не слыхивал-с, – отвечал в раздумье чиновник. – То есть я не об имени, имя историческое, в Карамзина «Истории» найти можно и до?лжно[13 - Князь Мышкин? <…>…Имя историческое, в Карамзина «Истории» найти можно и до?лжно… – Имеется в виду «История государства Российского» Н. М. Карамзина. С этим сочинением Ф. М. Достоевский познакомился еще в юношеском возрасте, в родительском доме в Москве. В семье Достоевских ее читали вслух по вечерам, собравшись вместе в гостиной. Двенадцать томов «Истории…» были в домашней библиотеке Достоевских. Младший брат писателя, А. М. Достоевский, в «Воспоминаниях» писал: «История же Карамзина была его (Фёдора. – П. Ф.) настольною книгою, и он читал ее всегда, когда не было чего-либо новенького». Имя «Мышкин» встречается у Карамзина лишь однажды, в Примечаниях ко 2-й главе шестого тома в связи с историей строительства первого каменного собора Успения Богородицы на территории Московского Кремля: «В 1471 г., осенью, Митрополит велел заготовлять камень для строения церкви; 30 апреля заложили ее. Главные архитекторы были Ивашко Кривцов и Мышкин: они растворяли известь с песком, и весьма жидко, а в стены насыпа?ли мелких каменьев». В результате церковь, «едва складенная до сводов… с ужасным треском упала, к великому огорчению Государя и народа».], я об лице-с, да и князей Мышкиных уж что-то нигде не встречается, даже и слух затих-с.

– О, еще бы! – тотчас же ответил князь. – Князей Мышкиных теперь и совсем нет, кроме меня; мне кажется, я последний. А что касается до отцов и дедов, то они у нас и однодворцами[14 - Однодво?рцы – категория государственных крестьян, имевших небольшие земельные наделы и право держать крепостных. Бывали случаи перехода обедневших дворян в разряд однодворцев. В 1847 г. И. С. Тургенев в рассказе «Однодворец Овсянников», вошедшем впоследствии в состав «Записок охотника», так писал об этом сословии: «Говоря вообще, у нас до сих пор однодворца трудно отличить от мужика: хозяйство у него едва ли не хуже мужицкого, телята не выходят из гречихи, лошади чуть живы, упряжь веревочная».] бывали. Отец мой был, впрочем, армии подпоручик, из юнкеров. Да вот не знаю, каким образом и генеральша Епанчина очутилась тоже из княжон Мышкиных, тоже последняя в своем роде…

– Хе-хе-хе! Последняя в своем роде! Хе-хе! Как это вы оборотили, – захихикал чиновник.

Усмехнулся тоже и черномазый. Белокурый несколько удивился, что ему удалось сказать, довольно, впрочем, плохой, каламбур.

– А представьте, я совсем не думая сказал, – пояснил он наконец в удивлении.

– Да уж понятно-с, понятно-с, – весело поддакнул чиновник.

– А что вы, князь, и наукам там обучались, у профессора-то? – спросил вдруг черномазый.

– Да… учился…

– А я вот ничему никогда не обучался.

– Да ведь и я так, кой-чему только, – прибавил князь, чуть не в извинение. – Меня по болезни не находили возможным систематически учить.

– Рогожиных знаете? – быстро спросил черномазый.

– Нет, не знаю, совсем. Я ведь в России очень мало кого знаю. Это вы-то Рогожин?

– Да, я, Рогожин, Парфен.

– Парфен? Да уж это не тех ли самых Рогожиных?.. – начал было с усиленною важностью чиновник.

– Да, тех, тех самых, – быстро и с невежливым нетерпением перебил его черномазый, который вовсе, впрочем, и не обращался ни разу к угреватому чиновнику, а с самого начала говорил только одному князю.

– Да… как же это? – удивился до столбняка и чуть не выпучил глаза чиновник, у которого всё лицо тотчас же стало складываться во что-то благоговейное и подобострастное, даже испуганное. – Это того самого Семена Парфеновича Рогожина, потомственного почетного гражданина[15 - Потомственный почетный гражданин, почетные граждане – одно из «состояний» городского сословия в Российской империи, особая привилегированная прослойка городских жителей. Звание потомственного почетного гражданина было введено царским манифестом 10 апреля 1837 г. и передавалось по наследству последующим поколениям семьи. Особые права и преимущества почетного гражданина заключались в освобождении от рекрутской повинности, подушного оклада, телесного наказания, в праве именоваться во всех актах этим почетным званием, а также участвовать в выборах по недвижимой собственности и быть избираемым в городские общественные должности.], что с месяц назад тому помре и два с половиной миллиона капиталу оставил?..

– А ты откуда узнал, что он два с половиной миллиона чистого капиталу оставил? – перебил черномазый, не удостоивая и в этот раз взглянуть на чиновника. – Ишь ведь! (мигнул он на него князю) и что только им от этого толку, что они прихвостнями тотчас же лезут? А это правда, что вот родитель мой помер, а я из Пскова через месяц чуть не без сапог домой еду. Ни брат, подлец, ни мать ни денег, ни уведомления – ничего не прислали! Как собаке! В горячке в Пскове весь месяц пролежал.

– А теперь миллиончик с лишком разом получить приходится, и это по крайней мере, о господи! – всплеснул руками чиновник.

– Ну чего ему, скажите, пожалуйста?! – раздражительно и злобно кивнул на него опять Рогожин. – Ведь я тебе ни копейки не дам, хоть ты тут вверх ногами предо мной ходи.

– И буду, и буду ходить.

– Вишь! Да ведь не дам, не дам, хошь целую неделю пляши!

– И не давай! Так мне и надо; не давай! А я буду плясать. Жену, детей малых брошу, а пред тобой буду плясать. Польсти, польсти!

– Тьфу тебя! – сплюнул черномазый. – Пять недель назад я вот, как и вы, – обратился он к князю, – с одним узелком от родителя во Псков убег, к тетке; да в горячке там и слег, а он без меня и помре. Кондрашка пришиб[16 - Кондра?шка пришиб. – Имеется в виду апоплексический удар; внезапная смерть. По предположению историка С. М. Соловьёва, выражение «кондрашка хватил» идет со времен Булавинского бунта 1707 г., когда Кондратий Булавин внезапным налетом истребил весь царский отряд с воеводой кн. Ю. Долгоруковым.]. Вечная память покойнику, а чуть меня тогда до смерти не убил! Верите ли, князь, вот ей-богу! Не убеги я тогда, как раз бы убил.

– Вы его чем-нибудь рассердили? – отозвался князь, с некоторым особенным любопытством рассматривая миллионера в тулупе.

Но хотя и могло быть нечто достопримечательное собственно в миллионе и в получении наследства, князя удивило и заинтересовало и еще что-то другое; да и Рогожин сам почему-то особенно охотно взял князя в свои собеседники, хотя в собеседничестве нуждался, казалось, более механически, чем нравственно; как-то более от рассеянности, чем от простосердечия; от тревоги, от волнения, чтобы только глядеть на кого-нибудь и о чем-нибудь языком колотить. Казалось, что он до сих пор в горячке и уж по крайней мере в лихорадке. Что же касается до чиновника, так тот так и повис над Рогожиным, дыхнуть не смел, ловил и взвешивал каждое слово, точно бриллианта искал.

<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 26 >>
На страницу:
3 из 26