S-T-I-K-S. Стекловата

Я вновь погрузил себя в чёрно-белый транс и шагнул сквозь металлические прутья. Всё удалось. Отлично! Вокруг меня образовывалась сфера, менявшая как-то свойства пространства и законы физики в ней. Вот только… Я понял слишком поздно, что теряю сознание. Меня вырубило. «Только бы не в решётке», – уже когда я перекатывался обратно, мелькнула у меня здравая мысль. Мне повезло. Очухался я на нужной стороне и без посторонних предметов в теле. Я не знал, сколько я тут пролежал – но, во первых, мне было очень плохо. А во-вторых, за решёткой стоял натуральный зомбак с обвисшими штанами, от которых заметно воняло фекалиями. Его руки тянулись к моей ноге. Влезь он своими хваталками в нижнюю клетку решетки, может, и грыз бы уже свежее мясцо. А так – с высоты своего роста ему было никак не дотянуться. По всей видимости, мозги у него в некоторой степени отсутствовали, а вот аппетит был возведён в эту же степень. Его непреодолимое стремление придавило его в моём направлении и не давало отступить даже на сантиметр. Видя, что непосредственной опасности нет, я неторопливо встал и осмотрел незваного гостя. Его ноги серьёзно пострадали при прыжке сюда. Одежда изорвалась и была снизу изгажена. Во рту зубы казались покрупнее, чем у меня, челюсть немного выдвинулась. Пальцы стали узловатыми, со значительно утолщёнными ногтевыми пластинами. На руках, груди и вокруг рта виднелась запёкшаяся кровь. Топором я не мог ничего тут сделать, оставалось только стрелять. Решётка двери хоть и держала, но опасно раскачивалась с каждым порывом заражённого, всё расширяя по полмиллиметра свой ход. Выстрел в закрытом пространстве оглушил, в ушах зазвенело. Ходячий мертвец с дырой в башке завалился на спину и затих. Я глотнул живца, и сразу стало легче – просто чудо какое-то, а не напиток. Мне казалось, что в моём текущем состоянии придётся как минимум день отлёживаться, но живец, очевидно, заслуженно носил такое название.

Глаза упали на отложенную во время раскопок в сторонку рацию. Я поднял её и двинулся дальше во мглу канализации. С потолка свисали корни, изо всех щелей – белёсые бороды, особенно на стыках труб. Значит, приближаюсь к поверхности, скоро выход. И действительно, вдали замаячил весёлый зелёный кружок. Выход тоже оказался заперт на решётку. На этот раз вместо замка был толстенный ржавый болт с гайкой. В отличие от предыдущих некогда она была окрашена в зелёный цвет, сейчас сильно выгоревший практически до серого. Все мои попытки открутить гайку не привели к успеху. Стрелять, как в заправских боевиках, не хотелось – почти стопроцентный рикошет будет, а тут ещё и бетонная труба со всех сторон. Попробовал поиграть в «хождение через стены», но спасительная чернота не приходила, короткий выдох и затаивание дыхания вызвали только сильнейший приступ головной боли и желание приложиться к заветной фляжке. После пары глотков голова прояснилась, появились первые варианты действий: например, вернуться дооткапывать предыдущую калитку и вылезти на поверхность там, а оттуда идти к оврагу. Но тут-то, в овраге, риск нарваться на заражённых минимален, а вот в жилом квартале, наверное, их кишмя кишит. Другой вариант был связан всё же со взломом. Раз болт и проушины не поддавались, следовало обратить внимание на петли и прутья. Снять дверь с петель не получалось. А вот гладкие прутья, приваренные параллельно друг другу снизу доверху… Они внушали чувство, что их можно согнуть. Я попробовал развести их руками, чтобы образовался зазор, но ничего не получилось. И тут на меня снизошло озарение. Если бы получилось с чернотой, накрылась бы рация, как моя «Электроника-53» тогда в гараже. Возле выхода она должна работать – обращусь к подполковнику. Сказано – сделано. Подполковник ответил не сразу. Выслушав сложившуюся ситуацию, он дал дельный совет, и я им воспользовался. Снял свой брезентовый ремень-патронташ, уже очищенный от ненужных винтовочных патронов, пропустил через прут и опору, затем просунул в него рукоятку топора и начал скручивать брезентовый ремень. Прут начал поддаваться; старая краска затрещала и стала отходить, отваливаясь кусками и падая на дно трубы. В образовавшуюся щель не пролезала даже моя голова. А как известно, если голова пролезает, то и всё тело пролезет. Я начал проделывать операцию и со вторым прутом. Тот поддался, но всё же образовавшийся зазор по моим меркам был недостаточно велик. Гулкое эхо вынесло из недр трубы знакомое шарканье и утробное урчание глоток нескольких заражённых. Я впал в холодное состояние сосредоточенности. Сбросил с себя комок со сбруей в карманах: гранат, рожков и прочего военного хлама, прокинул сквозь решётку флягу и автомат с рацией. «Мертвяки» уже показалась из тьмы. Я выдохнул и с силой вклинился в сделанный мной зазор… И застрял! Голова прошла, грудь и спина – почти, а таз снизу не проходил, там прутья были не так сильно раздвинуты.

Заметив жертву, заражённые усиленно заурчали и ускорились, некоторые вытянули руки вперёд.

Отчаянным усилием, сильно ободрав грудь и лопатки, я почти протиснулся наружу; ухватился за верхнюю сторону калитки, подтянулся, и моя филейная часть прошла вслед за торсом. Время было потеряно. Спускаться вниз по-человечески уже не было возможности; жадные когти тянулись к моим пяткам. Не знаю уж как, оттолкнувшись, извернувшись, я отлетел от верха калитки и перекатился. Твари скопились у железной преграды и тянули ко мне свои исковерканные заражением руки. Я с облегчением перевёл дыхание. Жгло ободранную на груди и спине кожу. Для дезинфекции я подтянул к себе флягу, плеснул немного на раны. Боль ожгла, но затем резко стала сходить на нет. Я принял глоточек и внутрь, сунул в карман рацию, взял в руку автомат. Присел на поросший мхом бетонный камушек и огляделся: овраг был девственно пуст. Решётка крепко сдерживала моих преследователей, щель между прутьями была для них слишком мала. Жаль топора, он столько раз меня выручал – но сейчас он лежал в грязи под ногами заражённых. Ладно, пойду дальше за этими книгами, назад путь закрыт. Передам тогда просто по рации подполковнику информацию, и сам заодно разберусь. Я встал и углубился в овраг. Со всех сторон меня обступили заросли золототысячника выше моего роста. Воздух стал густым от застоявшегося аромата донной растительности. Идти пришлось практически на ощупь, раздвигая тонкие, упругие стебли. Под ногами то и дело попадались какие-то банки от краски, старые покрышки. Крутя головой во все стороны, как филин, я смотрел и вперёд, и назад, и под ноги, и по краям оврага, иногда останавливался и прислушивался. Странно, но не было слышно ничего необычного, щебетали птицы, шуршали листья деревьев. Почему не слышны звуки боя? Я ведь не так уж и далеко, всего километр-полтора.

С этими мыслями я добрался до зелёной железной лестницы, помогавшей путникам преодолевать овраг. По ней пришлось идти тихо-тихо. Она была жутко шумной, каждый мой шаг отзывался симфонией скрипов, гулов, шуршаний; это могло меня выдать. Я сошёл на дернину склона и пошёл рядом. Ходить с ободранным голым торсом было неприятно, к тому же жутко захотелось есть.

Я осторожно выглянул за склон оврага. В парке было пусто. Высоченные старые чёрные липы смешивались вверху кронами, делая это место всегда тенистым и прохладным. Потрескавшиеся асфальтовые дорожки были обрамлены стриженым кустарником декоративной бузины. Ещё недавно её круглые белые ягодки сухо хлопали в сжатых детских пальчиках, вызывая глупую радость детворы. Кое-где сохранились лавки с торчащими рядом с ними остатками кронштейнов мусорных урн. Тёплый ветерок иногда неспешно шуршал по асфальту сухой листвой. Тишина и покой. Видимо, все убежали на звуки выстрелов. Я вообще заметил, что заражённых шум привлекает больше всего. Это делало мой «Калашников» оружием «последней надежды» – как одноимённый фол в футболе, когда игрок сознательно нарушает правила, чтобы избежать гола, в надежде, что назначенный пенальти не будет забит. Надо найти что-то тихое и убойное из холодного оружия. Я посмотрел на рацию: заряд таял. Вызвал подполковника; сквозь помехи ничего не смог разобрать – значит, далековато для связи; отключил.

Напротив заводских ворот в глубине парка стоял киоск. Все его стёкла были разбиты, часть товара рассеяна вокруг. В основном – газеты и журналы. Но я знал, что там могут быть и всякие снэки, шоколадные батончики, газировка. Я напряжённо всматривался в зелень, обрамляющую парк, прислушивался, но ничего не заметил. Решившись, присел пониже уровня стриженого кустарника, и неспешно, гусиным шагом, с остановками, стал пробираться к киоску. Добрался без приключений и прошмыгнул внутрь. Внутри воняло кислятиной: содержимое кишечника продавщицы вместе с частью её костей и шикарными белыми волосами устилало весь пол. Я даже удивился своей отстранённости от реальности. Меня это не шокировало, чувствовалось лишь сожаление о том, что придётся испытать некоторый дискомфорт при поисках еды и воды. А вот, кстати, и еда. Под прилавком на полочке стоял начатый блок сникерсов, чуть в стороне – перетянутый полиэтиленом блок баночек «Кока-колы». Всё остальное я даже не впустил в сознание; будь там ещё и слиток золота, я бы его просто не увидел – вот в таком я был состоянии. Взял жменю батончиков, засунул их в карман с клапаном; проткнул пальцем плёнку на шестёрке баночек с газировкой, и выбрался обратно, под прикрытие подстриженной аллеи; затем метрах в пятнадцати нашёл укромное место. Здесь когда-то стояла лавка. Сейчас о ней напоминала вытоптанная земля, замощённая пробками от пива. Устроившись на бордюре, я очень аккуратно вскрыл первую банку и выпил её вприкуску со сникерсом. Чувство голода пропало. Половина второй баночки решила и проблему с жаждой. Остальные банки я рассовал по карманам – но вот незадача, штаны начали сползать. Пришлось почти все трофеи сбросить в этом месте. Жаль, но ничего не поделаешь, подвижность важнее.

Мне оставался последний этап пути. Вдоль бетонного забора я прошёл без проблем, прикрытый и забором, и кустами. Правда, это надёжное место в мирное время использовалось гражданами как общественный туалет – то и дело приходилось перешагивать через «мины». Много здесь было и битых бутылки, их обычно с размаху били о бетон забора подвыпившие подростки.

Кусты закончились, и я затаился. Через ветви сирени я увидел грузовик и разбросанные вокруг него кучи растерзанного тряпья. В кузове на лафете смотрел в небо «Корд», висела лента с патронами. Было много останков заражённых. А валявшиеся рядом противогазы подтверждали, что здесь лежат солдаты группы Хасанова.

Но вот подойти скрытно и обыскать машину я не мог – метрах в двухстах стоял, покачиваясь, заражённый. Понаблюдав за ним минут с десять, я заметил ещё одного возле мусорных баков. Вполне возможно, эту площадь просматривают и другие заражённые. Надо как-то сорвать их всех отсюда – привлечь чем-то, а самому тем временем обыскать машину. Единственное, что пришло мне в голову, то я и начал реализовывать. Проделал обратно весь путь до газетного киоска; прокрался в него; среди товаров нашёл зажигалку и лосьоны-одеколоны; залил ими разворошённые кипы газет и блистеров с китайскими игрушками. Для надёжности я выщелкнул из рожка пару патронов и отправил их на вершину костра. Запылало славно: сначала без дыма и тихо. А вот когда я вновь вернулся на свой наблюдательный пункт в кустах сирени, в киоске уже полыхало на славу. От пластика валил чёрный дым, хлопали баллончики для заправки зажигалок; в общем, отвлекающий манёвр удался. «Охранник» и «мусорщик» сорвались со своих мест и направились в парк. В своих предположениях я не ошибся: из заводских ворот вскоре показалась группа из пяти заражённых, и самым последним прополз из кустов на противоположной стороне площади уж совсем обессиливший зомбак. Как только его от меня скрыла густая листва парковых аллей, настали мои секунды. Я сорвался с места и понёсся к машине. Обыскивать долго я не решился. Быстро закинул на плечо два вещмешка, что заприметил ещё в первый раз. Влетел в кабину – в открытом бардачке действительно, как и говорил полковник, лежала невзрачная замусоленная книжица. Сунул её в карман. На сиденье была рация – отправил её к книге.

Всё! Валю обратно! Коленки тряслись, запахло кровью. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Оказавшись в своём укрытии, я перевёл дух. На площади по-прежнему никого не было. Идти через парк с горящим киоском было нельзя. А надо как-то подобраться к военной части или на дистанцию уверенного приёма сигнала рации.

Но тут в мои планы пришли неожиданные изменения.

Не все твари сорвались проверять горящий киоск. Самая хитрая и развитая горилла с громадной пастью, усеянной рядом гипертрофированных клыков, вся, словно средневековый рыцарь, покрытая костяными пластинами с небольшими, как у ракушки-рапаны, наростами, неслась ко мне, иногда припадая на передние лапы. Я произвёл нехитрый расчёт. Мне бежать до машины гораздо ближе, но тварь быстра. И как бы она ни скакала, её глазные щели продолжали впериваться в мои глаза и «вели» меня, не отпуская.

С треском я вывалился из кустов и побежал к крупнокалиберному пулемёту. В спину стучали так и не сброшенные рюкзаки; некогда. По пути я судорожно вспоминал, что видел на крыше: на что там нажимали солдаты? По идее, всё должно быть в боевом состоянии. Бронированная обезьяна пробежала уже половину дистанции, когда я заскочил в кузов и одним движением освободил ленту от остатков одежды растерзанного солдата, затем навёл ствол и нажал на гашетку. Выстрелы крупным калибром сотрясли кузов. Пол под ногами заходил ходуном, уши заложило. Мне, наверное, повезло. В ленту через один были заправлены бронебойные и огненно-взрывные патроны, и кучность оказалась хорошая. Но вот скорострельность и длина ленты вошли в противоречие с шансами на продолжение моей жизни. Тишина настала неожиданно. Патроны кончились. Сила очереди, пробивающей стену в 3–4 кирпича, здесь столкнулась с как будто непреодолимой преградой. Костяной ком, в который превратилось чудовище, вылетел из облака дыма и пыли. Я судорожно ухватился за бесполезный «Калашников», но всё оказалось не так плохо. Тварь так и не встала на ноги, прокатившись ещё по инерции метров с пять, и остановилась. Из разбитого панциря сочилась жёлтая жидкость. Долго рассматривать тело я не стал. Наш пятисекундный бой наверняка был явным приглашением на обед для остальных заражённых.

Попытка завести грузовик удалась, и я отменил план «Б». Я разогнался по территории завода, потом замедлился у последнего цеха и спрыгнул. Грузовик уже без меня покатился дальше своим ходом по полю, появившемуся здесь накануне. А я по громадной воротине взобрался на плоскую крышу цеха, перевалился через бетонный парапет, и оказался на тёплом рубероиде, обильно залитом гудроном. Пригнувшись, чтобы не было видно снизу, я дошёл до середины крыши; скоро стало слышно, как снизу протопала толпа заражённых, а вот шум от грузовика, наоборот, затих. Увидеть меня здесь можно было только с трубы заводской котельной и с макушки антенны над бункером полковника. Практически господствующая высота. Немного справа вдоль стены возвышались жестяные короба вентиляции, между ними оказалось неплохое место, чтобы выглянуть и осмотреться. Заражённые были. Немного, но были. Одни тянулись в сторону парка, другие в поле, к одиноко стоящему грузовику, от которого начал валить густой серый дым. Собственно, только столб дыма я от него и видел.