Я буду любить тебя всегда

– Уже шестнадцать, – с гордостью ответила она, – я уже взрослая, – и она на самом деле считала себя таковой.

– Ну если взрослая, то не веди себя как ребенок, ложись рядом, я тебя не трону, – уверял черноволосый красавчик.

Надя, расположившись рядом с Сергеем, поправила подол своего ситцевого платья и вместе с ним стала смотреть на белые облака, проплывающие по голубому небесному океану. Так, лежа рядом друг с другом, каждый мечтал о своем. Но вслух свои мысли они не произносили, это было тайной для каждого из них.

Шло время, а они продолжали молчать, не зная, о чем говорить. Сергей перевернулся на живот и стал рассматривать Надю: ровный носик, правильное очертание слегка полных губ и аккуратная небольшая грудь, которая так соблазнительно поднималась при каждом вдохе девушки.

– А ты знаешь, что ты красивая? – первым нарушил молчание Сергей.

– Нет, я обычная. Таких, как я, в деревне много, – Надя не скромничала, она искренне считала себя обыкновенной, ну, может, немного симпатичной, но уж точно не красивой.

– Нет, Надя, ты красивая и даже очень, – парень взял прядь ее волос, которые выбились из прически во время езды, и стал накручивать себе на палец. – Я очень хочу тебя поцеловать, но не хочу, чтобы ты обиделась.

– А с чего ты решил, что я обижусь? – сказав это, Надя насторожилась. Она желала, чтобы юноша поцеловал ее, хотела ощутить, как это – целоваться с мужчиной по-взрослому, но и боялась этого. В предвкушении поцелуя девушка учащенно задышала, грудь напряглась, щеки ее покрылись румянцем. Сергей заметил все эти изменения в девушке и, довольный собой, не стал медлить. Эта девушка вызывала желание не только ее целовать, но и возбуждала парня. Но с этим стоило подождать, нельзя было давать волю рукам, оттого-то всю свою возбужденность он направил на этот первый поцелуй. Ни нежности, ни ласковых прикосновений – ничего этого не было, Сергей хотел только удовлетворить свое желание и хоть как-то сбросить напряжение. А Надя тем временем подумала: «Вот он – поцелуй по-взрослому». И ей приятно было ощущать это мужское тело рядом с собой, то, как Сергей прижимался к ней, и, конечно же, она совершенно ничего не понимала в поцелуях. Слышать слышала, как это делается, но практики у нее никакой не было.

– Да, Надюха, целоваться ты совсем не умеешь, – это были первые слова Сергея после поцелуя, – но это и хорошо. Значит, я у тебя первый, – юноша тяжело дышал от перевозбуждения. – Я ведь у тебя первый, Надюха? Признавайся, первый?

– Да, первый, – девушка смутилась, думая, что парень над ней смеется. Она даже представить себе не могла, что он догадается о том, что она еще ни разу не целовалась по-взрослому. Она, скорее всего, опозорилась, и он теперь будет подсмеиваться над ней. Но молодой человек не смеялся и не язвил. Он был доволен и горд собой, он даже в поцелуе был у нее первым. Первый раунд в завоевании сердца, а точнее, тела девушки был выигран.

После поцелуя они немного разговорились. Потом последовал еще один поцелуй и еще. Сергей, утолив первую жажду, теперь был нежен с девушкой, а у Нади стало получаться все лучше и лучше. Губы уже болели и горели от поцелуев, поэтому Сергей предложил девушке отвезти ее домой. Она вновь обняла парня и еще крепче прижалась к его спине, а в голове были мысли только о том, что они с Сергеем теперь пара. Девушка была счастлива.

– Я только не буду подъезжать к дому, чтобы не злить твою мамашу, уж больно она у тебя строгая, – уже по дороге предупредил юноша. Ему не хотелось портить свое хорошее настроение встречей с женщиной, которая явно будет не в восторге, узнав, что ее дочь все это время провела с ним.

– Нет, она не строгая, просто она беспокоится обо мне, – пыталась успокоить своего кавалера девушка. Но Сергей все же остановил свой мотоцикл на перекрестке. Желая на прощание еще раз поцеловать Надю, он привлек девушку с себе. – Ну что ты, Сережа? Люди же увидят, – и, отстранившись от юноши, счастливая, направилась в сторону своего дома. Сергей не стал провожать ее взглядом, он уже был уверен, что Надежда в его власти, и, весьма довольный собой, умчался в противоположном направлении.

* * *

Сезон сенокоса – прекрасная пора в деревне, да и в любой другой сельской местности. По проселочным дорогам идут мужики с косами через плечо, бабы тут же с малыми детками да узелками и котомками.

– Посторонись! – кричат те, у кого своя лошадь с телегой, или те, кто успел одолжить тягловую силу в колхозе. Уступая дорогу, с завистью смотрят женщины. Им бы самим устроиться на телеге, да и детей своих пристроить, чтобы не нести на руках. Идут и ругают своих нерадивых мужей, что они оказались менее проворными, чем те, кто сейчас со своим семейством проезжал мимо. А где-то уже вовсю трудились те, кто знал, что траву надо косить, пока роса стоит. Кто на своем опыте уже давно убедился, что коса по росе работает как по маслу, а косарь при этом меньше тратит сил и меньше устает. В воздухе стоял запах свежескошенной травы и раздавался скрежет косы по траве. На сенокосе трудились все члены семьи: мужья и взрослые сыновья, женщины не отставали от них, но чаще им приходилось присматривать за детьми, которых невозможно было оставить одних дома.

На жарком летнем солнце трава сохла быстро, успевай только переворачивать, чтобы подсыхала она равномерно. Повсюду уже пахло высохшей травой – запах, который запоминается на всю оставшуюся жизнь и забыть который невозможно. Этот запах дурманит и кружит голову, и хочется вдыхать его бесконечно.

Июль стоял теплый, даже жаркий. Мария Петровна вместе с дочерью сгребали сено и складывали в небольшие стога. Надя, сделав передышку, поправила платочек на своей голове, потуже затянула узелок – без косынки в поле работать нельзя, можно получить солнечный удар, да и мусора от сена меньше в волосах будет. Над головой постоянно мельтешили мухи, оводы, а стрекоз и бабочек можно было поймать голыми руками – так их было много. Весь это мир насекомых взмахами своих тонких крылышек создавал удивительные звуки, похожие на мелодию, понятную только им. Тут же прыгали кузнечики и сверчки, добавляя этой хаотичной мелодии ритм. Небо было безоблачным, легкий ветерок слегка шелестел листвой кустарника, который рос на окраине луга, оттуда же доносилось щебетание птиц, встревоженных работой людей.

– Мам, а как ты познакомилась с моим отцом? Ты рассказывала только то, как он погиб, и больше ничего, – Надя давно хотела узнать подробности о своем отце, которого она никогда не видела и о котором совсем ничего не знала. Мать никогда не рассказывала дочери про него, чтобы избежать нежелательных вопросов. Сказала только, что отец утонул, когда грузовая машина, на которой он работал, во время уборочной сорвалась с моста и упала в реку – это все, больше мать не откровенничала с дочерью на эту тему.

– С чего ты вдруг начала этот разговор? – Мария Петровна понимала, что рано или поздно ее дочь захочет узнать о своем отце больше, чем знала сейчас, но она никак не ожидала, что именно сегодня Надя заведет этот разговор.

– Мам, а тебе тоже запрещали с ним встречаться? – не унималась девушка.

– А! Я поняла, к чему ты клонишь. Нет, мне не запрещали с ним встречаться, он был хорошим мужчиной, – соврала мать, так как не хотела, чтобы ее дочь узнала, каким подонком был ее отец.

– А если он был хорошим, почему же ты никогда не рассказывала о нем? – не унималась Надежда.

– Не рассказывала, потому что тяжело вспоминать. Все! Хватит об этом говорить, нам надо закончить работу, а то мы с тобой и до вечера не управимся, – так, находя любые причины, женщина увиливала от разговора с дочерью на эту тему. Мария Петровна прекрасно понимала, что придет то время, когда все же придется рассказать Наде всю правду об отце и ее рождении. Но это будет потом, сейчас ей совсем не хотелось об этом говорить, тем более ее мучила совесть, что ей в очередной раз пришлось соврать единственной дочери – той, кого любила безмерно.

Работа была закончена. Устали, вымотались две женщины, в доме которых не было ни одного мужчины, кто бы мог им помочь. Председатель колхоза Иван Петрович, несомненно, распорядился, чтобы трактором скосили траву на их участке, но остальная работа лежала на женских хрупких плечах. Стога постоят еще немного, досохнут, а потом их погрузят на телегу и перевезут под навес, где обычно хранилось сено.

Перед обратной дорогой мать с дочерью прилегли возле последнего стога с сеном и, вынув из корзинки остатки хлеба и кое-какой еды, решили немного подкрепиться и отдохнуть. А дома их ждала другая работа: огород, скотина, заготовка дров на зиму. Летом некогда отдыхать, а вот придет зима, тогда можно будет и лишний часок поваляться в кровати.

Возвращались мать с дочерью, не проронив ни слова. Мария Петровна окунулась в воспоминания о своей первой любви, жалела себя и ненавидела отца Нади. А ее дочь ни о чем серьезном не думала, она мечтала о предстоящей встрече с Сергеем, мечтала о том, как он опять будет ее целовать и на этот раз она уж точно не будет вести себя как глупая девчонка. Еще на днях они между собой договорились, что Сергей будет ждать ее подальше от дома, чтобы мать ни о чем не догадалась и не помешала их встрече. И такие тайные свидания они проделывали регулярно. Парень ждал девушку где-нибудь на окраине, там, где даже деревенские жители не могли бы их увидеть. Надя не желала расставаться с Сергеем, но и ругаться с матерью из-за парня она тоже не хотела. Девушка любила свою мать, от которой грубого слова никогда не слышала. Но в ее возрасте, когда бушуют гормоны, невозможно удержаться от соблазна быть в объятиях красивого дерзкого юноши.

Время шло. Мария Петровна давно не видела Сергея возле своего дома и надеялась, что он все же нашел для своих забав девушку постарше вместо ее несовершеннолетней дочери. Но радоваться, как оказалось, было рано. Женщина обратила внимание на то, что Надя стала какой-то скрытной и молчаливой, она давно не секретничала с ней, как это бывало раньше. Мать стала подозревать, что ее дочь вопреки ее наставлениям встречается не со своими подругами, а с Сергеем. К тому же и люди, кто случайно видел эту молодую парочку, стали поговаривать об этом. Как бы молодым ни хотелось сохранить свои встречи втайне, в деревне это сделать невозможно. То пастух, погоняющий скот с пастбища, заприметит где-то на краю поля ярко-вишневый мотоцикл, а возле него молодых, которые пытаются спрятаться, то какой-нибудь пьянчужка, возвращающийся из соседней деревни, обязательно обратит внимание на целующуюся пару где-нибудь в кустарнике и, само собой, не удержится, чтобы не рассказать об этом своей недовольной супруге, чтобы как-то смягчить ее гнев: «Валюха, ты даже не представляешь, кого я сейчас видел!» И во всех красках описывал то, что он видел, не забывая приврать и приукрасить, чтобы жена сменила гнев на милость.

Вот так и расползались слухи по деревне, как ночная тьма, которые в конечном итоге и дошли до ушей Марии Петровны. Не смогла она уберечь свою дочь от этого проходимца Сергея, который даже работу себе постоянную не мог найти. Парень он был не глупый, даже толковый, но вечно всем был недоволен, всегда хотел жить лучше других, искал легкой, красивой жизни. А его желание жить не по средствам привело его впервые за решетку, когда он украл поросенка в колхозном свинарнике и продал на рынке.

После освобождения Сергея взяли в колхозные мастерские, где как раз требовался толковый парень для ремонта сельхозтехники, и он отлично справлялся с этой работой. Но что такое работа в колхозе, особенно когда сезон посевных или уборочных работ? Техника постоянно ломалась, выходила из строя, и ее требовалось ремонтировать, и чаще всего ремонтом приходилось заниматься прямо в поле. А этот парень никак не хотел работать больше восьми часов в день и не соглашался на сверхурочную работу, если только не предлагали дополнительную оплату. Следовательно, когда случалась поломка, а рабочее время подходило к концу, Сергей отказывался выезжать в поле. Возможно, время, проведенное хоть и в недолгом, но все же заключении, оставило свой отпечаток на поведении и мировоззрении этого парня. Не хотел он трудиться и жить, как все трудились и жили в Советской стране. К тому же он рано пристрастился к выпивке, и это была еще одна причина, по которой его все же выгнали из мастерских. В колхозе работать парень не хотел, вот он и пристроился к шабашникам, которые занимались строительством и ремонтом частных домов, бань и сараев. Частенько и председатели колхозов и совхозов пользовались услугами таких работников, чтобы построить свинарник или отремонтировать коровник. Вот в такого парня и влюбилась Надя, а мать не знала, что с этим делать.

Надежда по-прежнему сбегала на свиданки, но только тогда, когда мать не могла ее проконтролировать. А в этот вечер Сергей по непонятной причине настоял на срочной встрече. Девушка осознавала, что, когда мать вернется с работы и не обнаружит ее дома, будет серьезный разговор, но она все же решилась сбежать из дома в надежде, что вернется до возвращения матери.

Войдя в дом, Мария Петровна нашла его пустым. «Где же она может быть?» – подумала она про себя и отправилась на поиски дочери.

– Зина, ты Надю мою не видела? – спросила она соседку, которая возилась в своем дворе и в честь которой была названа их кошка.

– А ты разве не знаешь? Скорее всего, опять со своим Серегой на мотоцикле катается, – ответила она.

– Ой, боже! Не случилось бы беды.

– Да что ты так всполошилась? Ведь он частенько ее увозит на своей «Яве», – Зина увидела растерянный вид своей соседки. – Ты что? Не знала?

Разумеется, Мария Петровна подозревала об этих встречах, да и частенько слышала перешептывания колхозников в магазине, в котором она работала. Но именно в этот момент женщина испытывала особое волнение, как будто чувствовала беду. Она стояла, прижимая руку к сердцу и размышляя о том, куда Сергей мог увезти ее дочь. Несомненно, первым делом женщина побежала к родителям Сергея. Это были хорошие и добрые люди, навряд ли они позволили бы сыну привезти в дом для потехи несовершеннолетнюю девчонку, но забежать к ним следовало, возможно, они что-нибудь да знают. Дом их располагался на другом конце деревни, и, чтобы сократить путь, женщина побежала через поле, где стояли стога с сеном. Мария Петровна задыхалась от быстрого бега, а ветер нещадно хлестал ее по щекам, как бы предупреждая о предстоящем несчастье и язвительно нашептывая прямо в уши: «Недоглядела. Упустила». Женщина спотыкалась, падала, обдирала колени и руки, но поднималась и продолжала бежать. Сердце матери готово было выскочить из груди, когда возле одного из стогов сена она увидела знакомый мотоцикл – «Яву» ярко-вишневого цвета. Не останавливаясь ни на секунду, Мария Петровна направилась в их сторону. Приближаясь, она услышала знакомый смех дочери и грубый голос Сергея:

– Надька, хватит ломаться. Мы же не первый раз с тобой встречаемся, а ты все еще корчишь из себя недотрогу. Ты любишь меня?

– Сережа, ты же знаешь, что люблю, – хихикая, отвечала Надя.

– Ты мне тоже нравишься. Пора нам с тобой закрепить наши отношения, – голос Сергея был грубым, но интонация нежная, он явно чего-то добивался от девушки. – Ну не ломайся, а то я уже себя не сдерживаю, ты и так долго меня мучила, – парень стал целовать девушку в щеки, затем в шею, чтобы она расслабилась и потеряла контроль над ситуацией. Спускаясь ниже, он расстегивал одну пуговку Надиного халата за другой.

– Стыдно-то как, Сережа, – прошептала девушка. Ей нравились эти ласки, но она все же боялась переступить порог дозволенного.

– Значит, ты меня не любишь, – упрекал Надю юноша, – я ведь не каменный, а живой человек. Или ты себя для кого-то другого бережешь? – он пытался обвинить девушку в неискренности своих чувств, надеясь, что это подтолкнет ее сегодня же ему отдаться.

– Что ты, Сереженька. Я только тебя люблю, – уверяла своего парня Надежда.

Услышав слова признания, юноша тут же продолжил свои ласки в надежде сломать неприступность девушки. Парень он был горячий, кровь в нем закипала, а его плоть напряглась и приносила ему страдания и муки. Вот почему для себя он решил, что их близость произойдет сегодня или ее вообще никогда не будет. Лучше он найдет девчонку более сговорчивую и податливую для своих утех, чем так страдать при каждой встрече. Но Надя ему тем и нравилась, что она была стеснительна и недоступна. Она как запретный плод манила его и лишала рассудка.

– Надя, не бойся, – он хотел, чтобы девушка сама ему отдалась, по собственной воле, оттого-то продолжал ласкать и уговаривать ее, – ты такая красивая. Ну не сжимай ноги, раздвинь их.

– Не смей! – что есть мочи заорала мать, услышав эти слова и подбегая к стогу сена. – Не смей! – повторила она. – Ах вы – паскудники, – и, сорвав с себя платок, женщина принялась лупить обоих этим же платком, больше у нее под рукой ничего не оказалось.

Сергей, натягивая на ходу свои штаны, вырвался из-под ударов Марии Петровны, вскочил на свой мотоцикл и умчался, оставив девушку наедине с ее матерью. Надежда, потупив взор и не глядя на мать, старалась застегнуть пуговки халата, которые уже успел расстегнуть Сергей. Руки дрожали, пальцы не слушались, и пуговки никак не попадали в петельку, а сама девушка боялась даже посмотреть в глаза матери.

– Надя, что же ты делаешь? Я же тебя предупреждала насчет него. Что же ты творишь, дочка? – мать не знала, первая это их интимная встреча или нет.

– А почему ты не разрешаешь нам встречаться? Я же люблю его, мама. И если свою любовь я должна доказать этим, то рано или поздно я сделаю это, – и Надя разрыдалась. Она плакала потому, что ей было стыдно перед матерью, и потому, что Сергей бросил ее одну расхлебывать кашу, которую заварили вместе.

«Уж лучше поздно», – подумала про себя Мария Петровна, а вслух добавила: