Маруся. Попасть – не напасть

– Добрый вечер, – произнесла я. – Господин?..

– Ремезов, Гаврила Иванович. Я фельдшер. Ваша мать сказала, что у ребенка тяжелая травма…

Вот ей бы такую и нанести! Два раза!

Ну ладно, хоть кого нашла.

– Проходите, господин Ремезов. Вы имели дело с вывихами и переломами?

– Да. А вы…

– Синютина, Мария Петровна. Рада знакомству, – сухо представилась я. – Мой брат, Иван Петрович. Второй брат, которому требуется помощь, там, на печи. Вань, помоги ему слезть…

Второй раз просить не потребовалось.

Гаврила Иванович получил от меня жирный плюс за то, что вымыл руки и только потом подошел к пациенту.

– Ну-ка, показывай… Ох!

Нога произвела впечатление.

– Давно это? Мария Петровна?

Мамаша помалкивала с видом пресвятой мученицы.

Недомученицы, ёж! Но я исправлю!

– Больше суток.

– Ох, плохо-то как… Что ж сразу не пришли?

– Господин Ремезов, я в городе ровно два часа. Ну, три, – ледяным тоном произнесла я. – Почему моя мать не обратилась к вам раньше, даже не представляю.

– Я… Мне плохо было! – вякнула мамаша. – Даже ходить не могла!

Было?

Будет тебе плохо, я с тебя весь жир сгоню, дрянь такая! Небось до вокзала мигом доскакала и полдня там пропрыгала… Сплетни собирала?

– Так… Похоже, вывих. Здесь больно?

– Да.

– А здесь? Вот так?

– Д-да…

– Ясненько.

Фельдшер достал из чемоданчика что-то, смутно напомнившее мне губку, накапал на нее раствор из пузырька.

– Дыши, малыш.

– Это что? – подозрительно поинтересовалась я.

– Хлороформ. Если б сразу вправлять, было бы проще. А так надо обезболить, а то у мальца сердце зайдется…

Я кивнула.

После нескольких вдохов глаза у мальчишки закатились, и он обмяк.

Гаврила Иванович ловко подхватил и малыша, и губку, кивнул Ване.

– Вот тут прижми и держи.

И как-то ловко повернул, дернул Петину ногу…

Мальчишка взвыл даже во сне.

Я погладила его по голове.

– Все хорошо, маленький…

– Мне плохо! – напомнила о себе мамаша.

– Сейчас нюхательную соль подам, – огрызнулась я. Захотелось навернуть мамашу ухватом. Но вместо этого я забрала у фельдшера из чемодана губку. Вытащила нужный пузырек под ошалевшим взглядом хозяина, который даже вякнуть ничего не успел, накапала еще дозу.

И спокойно вручила мамаше, которая сидела в углу.

– Дыши. Полегчает.

Хлороформ быстро выветривается, да и концентрация на такую тушу должна быть побольше, но получилось.

Через пять минут спящих стало двое.

– Извините, господин Ремезов, – покаялась я.

Фельдшер только рукой махнул.

– Все в порядке, Мария Петровна, я все понимаю…

Я развела руками и мило улыбнулась.

Ваня ловко настрогал досочки для лубка, а Гаврила Иванович наложил повязку на Петину ногу.

– Все будет в порядке с парнем. Пусть недельку ногу побережет, а потом придете показаться.

– Спасибо, господин Ремезов. Сколько мы вам должны?

– Рубль…

Цена была явно завышена, но я молча вручила мужчине полновесный целковый.

Заслужил.

– Благодарю вас. Мы обязательно придем.

– Да… Спасибо, – закивал Ваня. – А Петя долго еще проспит, господин доктор?

Ремезов даже приосанился. Вот что с человеком лесть делает.

– Думаю, с полчаса. Я ему маленькую дозу дал.

– Вы нам очень помогли, – с чувством произнесла я.

– Всего вам наилучшего, – попрощался фельдшер и ушел.

Я достала из печи аккурат к этому времени упарившуюся курицу с пшеном.

– Ванечка, ты себе невесту нашел?

Я обернулась.

М-да. Дите рабочей окраины, было у нас такое выражение. Стоит на пороге девчонка и смотрит…

Нет. Не шлюха. Это сразу видно, взгляд у нее не продажный. Но тоже тот еще волчонок. На Ваню похожа, кстати. Маша повыразительнее была, а эта вообще ни о чем. Мышь серая лабораторная, с первого взгляда от стены не отличишь.

Четырнадцать лет здесь возраст расцветающей женственности. У этой… Либо он будет позже, либо никогда.

Фигура плоская, волосы серо-русые, глаза серые, лицо не особо выразительное, на улице встретишь и мимо пройдешь. А здесь модели не в чести. В высшем свете еще туда-сюда. А вот у простого народа баба должна быть в теле.

– Арина? – прищурилась я.

– Я-то Арина. А ты…

– А я Мария. Не помнишь?

– А, старшенькая пожаловала?

– Цыц, сопля, – опомнился Иван. – Ты где шлялась целый день?

– Твое какое дело?

Я вздохнула. Сейчас бы и эту оттрепать, но сил не просто не осталось – они в минус ушли.

– Садись, кушать будем.

– Хлеб с молоком, что ли?

– У вас это что, блюдо месяца? – окрысилась я. Поймала недоуменные взгляды и махнула рукой. – Курицу с пшенкой. Будешь?

– Не мать готовила?

– Я. На всех. Так как?

Арина уселась за стол и тряхнула косой.

– Давай сюда свою курицу.

Курицу с пшеном «родственнички» наворачивали за обе щеки. Маман так в себя и не пришла, а вот младший завозился. Логично, ему-то досталось под присмотром врача, а маменьке бесконтрольно.

М-да, что-то не везет мне с мамашами в этом мире. Первая умерла, вторая стерва, третья дура…

Я отложила кашу в миску, положила побольше мяса и поставила отдельно. Сама вытащила кусок грудки, понимая, что в большой семье клювом не щелкают, и впилась зубами в натуральное мясо без антибиотиков и гормонов. Жесткое как сволочь. Тут даже печь ничего не сделает, курица при жизни была спортсменкой.

– Потом покормишь мелкого?

Ваня кивнул.

– Придет в себя – прослежу.

– Много сразу не давай, пусть сначала водички попьет, а уж через часок и кашу можно.

– Хорошо, Маш. Ты бы пошла прилегла? Тебя ведь шатает…

Меня и правда штормило. Все хорошо в меру, а сегодня у меня день был при отсутствии всякой меры. Я порадовалась задвижке на двери комнаты, закрылась изнутри и почти упала. Как там господа Синютины будут разбираться – меня не волновало.

Раздеваться?

Вот в этой комнате? В этой кровати?

Пусть меня сначала расстреляют! И вообще, моему платью уже ничего не поможет, кроме торжественного сожжения. Завтра разберусь, где тут купаются, и пущу его на тряпки.

Завтра, все завтра…

Сон накрыл меня в минуту, унося в глубокую черноту без сновидений.

– Кукареку! КУКАРЕКУ-У-У!!!

Мутант сволочной.

Чтоб тебе всю жизнь прожить в инкубаторе!

Как же мне хотелось поспать подольше. Но петухи разорались, как последние… петухи!

Час ночи!

Два часа ночи!

Четыре утра!

Вот в четыре утра я и встала. Сволочи пернатые, чтоб вам ваши цыплята за меня отомстили! Кубики бульонные на ножках! Чтоб вам один «ролтон» жрать до скончания птичьего века!

Глаза решительно отказывались открываться, но мозг заработал на полную мощность. Есть у меня такое плохое качество.

Встаешь ночью, начинаешь думать, и потом заснуть не получается. В таких случаях идеально помогает или считать овец, или просто что-то считать, но не думать. Ни о чем не думать.

У меня так не получилось.

Накатило.

Вчера я убила людей.

Вчера я сидела рядом с умирающей девушкой и держала ее за руку.

Вчера я примерила на себя еще одну чужую жизнь.

Память нахлынула волной, и сопротивляться стало бесполезно. Меня затрясло, я перевернулась на пузо, уткнулась лицом в руку и прикусила рукав.

Так, спокойно, Маруся.

Ты делала все, чтобы выжить.

Выжить, вырваться, не быть убитой.

Если бы ты не сбежала, тебя бы убили. Сначала продали, потом убили… С Демидовым в кроватку захотелось?

Это даже не садомазо, для такого извращения и слова-то еще не подобрали. Пятьдесят оттенков кретинизма, не иначе.

Если бы ты не сбежала, тобой бы занялась охранка.

Если бы ты не оказалась в поезде…

И что бы это поменяло?

Маша все равно погибла бы. Или кто-то думает, что эти негодяи охотились за поездом, потому что там я ехала? Сомневаюсь…

Все равно бы девчушка погибла, а я… Я воспользовалась ситуацией. И за эти документы мне еще отработать предстоит как стахановке.

С-с-с-семейка, ёжь ее рожь!

С мамашей все понятно, таких я и у себя навидалась. Будут ныть, скулить и выть, но зад не поднимут. Единственный вариант – пнуть по нему со всего размаха. Такие очень боятся тех, кто сильнее, и можно им навалять без оглядки на правила. Раз оттреплешь, два…

В наше время сложнее, они ползут к участковому, но если нет ни свидетелей, ни следов?.. Я их вчера точно не оставила, а вопли не доказательство. Переживем.

Мальчишки…

Старший поддается воспитанию. Ведь взял на себя заботу о младших, хоть как-то.

Девчонка – оторва. Но, может, удастся скорректировать?

Младший – тихий стоик. Это ж надо? Сутки терпеть с вывихом и не вякнуть? Да в наш суровый двадцатый век ребенок и часа терпеть не станет! А тут?

Сутки!

Акселерация, ёж? Или просто пацан знал, что до него никому нет дела? Вот во второе мне больше верится. Да, мамочка у Марии класс! Прибить не жалко!

Но чем можно заниматься столько времени? Не домом, не детьми, не работой… Хотя ответ прост.

Мужиками.

Какие здесь мужики героические! Геракаклы! Я к такой мамаше щипцами бы не притронулась, а кто-то позарился. Хотя… Смотря на что. На мамашу или на домик и деньги?

Да, вовремя я приехала.

А какой план действий-то?

А простой. Первое – уборка. А потом буду устраиваться в жизни как Мария Синютина. Для начала.

Устроюсь поудобнее, оценю окружающий мир, разберусь со своей магией…

Вернусь ли я в высший свет?

А вот тут надо еще прояснить со своими правами и обязанностями. Конечно, там комфортнее, и прислуга есть, но что там есть еще?

Какие права у княжны?

Что и кому она должна?

А соваться в это болото просто так, будучи во власти отца…

На фиг!

Кому хочется за Демидова замуж, могут не стесняться, уступлю вместе с местом. Правда, к жениху еще и проклятие прилагается, но это ж мелочи?

Ладно. Сами собой дела не сделаются. Вставай, Маруся, и вперед.

Я поднялась и отправилась на подвиги.

Арина и Петя еще спали, Ваня – уже нет. Он растапливал печь и улыбнулся при виде меня.

– Доброе утро, сестричка.

– И тебе того же, братик, – кивнула я. – Завтракать будешь?

– Эм-м-м… Там вроде еще осталось?

Я обревизовала чугунок.

Осталось… По стеночкам поскрести и ложку облизать. На пятерых человек этого явно не хватит. А курицу вообще всю умяли, тут одна пшенка.

– Вы с Петей ели и мать. Верно?

– Тебе же осталось? – Ваня смотрел непонимающе.

Я махнула рукой.

– Не в этом дело. Кормить-то всех надо… Слушай, тут по соседству петухи орали. Было?

– Да.

– А яиц ни у кого прикупить нельзя? Я бы сготовила по-быстрому? И зеленки какой?

Пшенки осталось достаточно для моего замысла…

– Сейчас сбегаю. – Ваня кивнул, но мелочь не взял. – У меня еще со вчера осталось.

– Действуй, – поощрила я.

Яичные котлеты делаются быстро и просто. Обычно я их с манкой мешала, но где я тут манку возьму? Пшенки хватит.

Молоко есть, хлеб есть, сделаем гренки.

Надо к печке привыкать. Надо…

Как же не хватает микроволновки и полуфабрикатов! И даже «Макдональдса».

Яйца я сварила, порубила и перемешала с пшенкой и зеленью. Сделала котлеты и быстро обжарила на большой сковороде. Ваня вызвался помогать, так что вторым эшелоном отправились гренки.

К моменту появления Арины все было почти готово, но по протянутой руке я шлепнула полотенцем.

– Куда?

– А чего? – огрызнулась девица.

При свете дня она выглядела еще более непрезентабельно. И сильно напоминала костистую щуку.

– А того, – разъяснила я. – Не поздоровалась, не умылась, сразу давай хватать. Ты что, в хлеву живешь? Вон лохань, можешь посуду отмыть, а потом остатками воды умоешься. Поняла?

Арина засопела. Ваня показал кулак, и та молча пошла к лохани.

Я кивнула и продолжила метать на стол гренки.

Расточительство, конечно, но разок можно. А там… Уж прикуплю что-то такое. Тот же мешок гречки на семью, пшено, овес, к примеру, овощи… Интересно, а ледник тут есть?

– Раньше был.

– А сейчас?

Ваня посмотрел на меня выразительным взглядом и отвернулся. Я вздохнула.

– Будет. Ты на работу сейчас?

– Не заплатят же, если не пойду…

– Сколько там тебе заплатят за день? Копейки… Давай-ка лучше оставайся дома. Будем по хозяйству крутиться, тут мужские руки нужны.

– Ну…

– Ваня, я одна не справлюсь.

– У нас богатенькая сестренка? – поинтересовалась от лохани Арина.

– И любопытная, – парировала я. – Где ты была допоздна?

– Не твое дело.

– Вот так себе и ответь на любой вопрос.

Арина засопела еще интенсивнее и выместила зло на тарелке.

– Доброе утро, – высунулась с печи головенка младшего.

– Доброе, – согласилась я. – Как нога?

– Хорошо.

– Денек полежишь, а потом будешь мне по дому помогать, – решила я.

– Да я и сейчас могу…

– Цыц! Дай посмотрю.

Я метнула на сковородку еще порцию хлеба и подошла к печке. Нога была явно лучше. Отек спал, надо будет перебинтовать еще раз. И полежать. Это я и сообщила.

– А что мы сегодня будем делать? – Ваня с удовольствием отдал в мои руки бразды правления.

– Спроси, чего мы делать НЕ будем, – ухмыльнулась я. – Сидеть и отдыхать. А остальное все будет.

Арине это явно не понравилось, но кто ее спрашивал?

– Доброе утро, детки! Я смотрю, вы уже завтрак приготовили?

Мамаша лучилась улыбкой, словно изотоп урана. Бессмысленно и беспощадно. И беззубо. Во рту у нее, дай бог, зубов шесть оставалось…

Сегодня коричневая блузочка сменилась на голубую, в цветочек, но юбка осталась та же самая. Кудельки волос были кокетливо заколоты здоровущим гребнем. И к столу она направилась также прямой наводкой.

– Руки! – рыкнула я.

– Что?

– Мыть руки и умываться, – пояснила я. – Обязательно для всех, потом завтракать.

– Маша, ты слишком много на себя берешь!

– Кто платит, тот и распоряжается, – огрызнулась я. – Так сколько денег я высылала каждый месяц? Десять рублей, значит?

Арина навострила уши. Мать замялась, потом дернула головой (подбородки воинственно колыхнулись, все четыре) и пошла в атаку.

– Ты знаешь, как все дорого?

– Знаю. Так куда деньги пошли?

– На хозяйство!

– Незаметно! Иди мой руки, потом завтракаем, а потом займешься хозяйством, раз уж о нем заговорила, – прищурилась я. – Что выбираешь? Мыть, стирать?

– У меня суставы от воды опухают!

– Ничего страшного, от веника они не опухнут.

Я ухмыльнулась. Веник, швабра… Уж что-что, а изготовить знаменитое орудие труда несложно.

– И нагибаться я не могу, у меня голова кружится.

– Значит, не будешь нагибаться. Будешь заниматься уборкой, метлу дадим. Итак, руки, и за стол.

Мамаша засопела не хуже Арины, но подчинилась. Котлеты на гренках пахли вкусно, подозреваю, она на запах и выползла.

На пожрать все мастера. Посмотрим, как на «поработать».

Вот с «поработать» было плоховато.

Арина на меня шипела и огрызалась, но, видя, что я не только командую, а сама вкалываю, успокоилась и взялась за тряпки всерьез.

Стирка велась по методу дачного ноу-хау. Сложить тряпье в корыто, залить водой, добавить мыла и как следует потоптать ногами. По такой методике Арина стирала даже с удовольствием, а Ваня полоскал, выжимал и развешивал.

Помимо этого, он таскал, прибивал, договаривался с соседями…

Мамаша ворчала, но упорно выметала грязь и терла пол шваброй.

Петя требовал работы, и мы свалили в корыто всю посуду. Залить водой, посадить мальчишку рядом, и пусть отмывает потихоньку. Петя согласился и принялся за работу.

Я участвовала везде. Вытряхивала из шкафов постельное белье, определяя, что постирать, и сама выплясывала в корыте, показывая Арине, как сделать лучше. Полола сорняки во дворе, собирала мусор, сбрасывала все в костер…

– Ваня, нам нужна новая выгребная яма. Забор починить, крышу подправить, сарай…

– Маша, а денег хватит?

– На дело? Хватит!

Деньги у меня были по-прежнему при себе. В комнате я ничего не оставляла, и, как выяснилось, не зря.

Когда Петя выглянул во двор и жестом подозвал нас всех, показывая, что надо молчать, мы переглянулись, но пошли.

Как оказалось, не зря.

Матушка была занята.

Сидела и перетряхивала мои вещи. Меня аж саму затрясло.

– И что тут происходит?

– Вот смотрю, что постирать надо, складываю… – залебезила мамаша, но меня таким было не провести.

– Денег там нет.

– А?

– Они все в банке. С собой у меня на мелкие расходы и на дорогу. И согласно завещанию снять деньги могу только я. Распоряжаться буду тоже я. Вопросы есть?

– Ты… Ты…

– Могу вообще уйти. И ты ни копейки не получишь. Я-то проживу…

Мамашу аж затрясло. Денег хотелось. Бесконтрольно и побольше. А тут оказалось, что к ним прилагается стервозная дочурка.

– Вот как ты платишь мне за любовь! Я тебя растила…

– Ночей не спала, дней не жила, – продолжила я в том же патетическом тоне. – Последние пять лет не спала и не ела я. И деньги вам отправляла тоже я. Двадцать умножить на двенадцать – двести сорок. Умножь еще на пять – тыща двести рублей. Куда ты их размотала?

Ваня аж головой затряс то ли от огромности суммы, то ли…

– Маш, а ты считать так хорошо умеешь?

– Ваня, я в доме купца жила. Значит, так, мать, руки от моих вещей убрала раз и навсегда. Узнаю, что шарилась, – уйду из дома. Не пропаду.

– Бросишь братьев и сестру…

– Найду, как их устроить. Но ты денег не получишь. Останешься одна, и лезь куда пожелаешь.

– Креста на тебе нет!

– Хм…

Крест вообще-то был. Но Марии Горской.

Золотой, отличной работы, на изящной цепочке. Стоил он, наверное, как три таких домика.

– Есть. Ваня, вы в церковь когда ходите?

– По воскресеньям.

– Вот сходим. Если мать меня до того не выгонит.

– Мария!

Я фыркнула и припечатала:

– Или если я сама не уйду. С деньгами.

Намек был понят. Мамаша убралась из комнаты, а я запихнула все обратно в саквояж. Хорошо, что там были именно Машины вещи. Дешевые, простые, штопаные… А то приличное платье, которое было на мне, больше всего сейчас напоминало половую тряпку.

– Маш… Ты ведь не уйдешь? – Ваня коснулся моей руки.

Господи, как же его все достало…

Я похлопала парня по плечу.

– Вот пристрою тебя на работу, Аринку замуж, Петрушу в обучение, а там и посмотрим.

Ваня понял шутку и улыбнулся.

– Хорошо, что ты приехала.

Я в этом уверена не была, но ладно уж.

Ближе к вечеру мы с Ваней посетили Обжорный рынок.

Закупились там мясом, крупами, овощами…

Сейчас ранняя весна, так что посадки еще сделать не поздно. Устроим во дворе грядки, посадим зеленушку, посмотрим, какие есть кусты…

Теплицу я тут вряд ли устрою, но что-то попроще посадить… Фасоль, свекла, тыква, та же морковка, а на репе вообще можно два урожая получить в год, если не хлопать ушами. Но это на хороших семенах.

Что тут с семенами – неясно, но вряд ли здесь мичурины бегали. Самой, что ли, заняться? Хотя… Вот я дура!

Я же маг земли!

Земли!

Захочу – у меня огород шесть раз за лето отплодоносит! А уж селекция… Да мне сам бог велел этим заниматься. Вот и дело нашлось…

Подождите!

Вы ко мне еще за семенами придете и в ножки поклонитесь.

Я ухмыльнулась и направилась к дому.

– Ваня, ты подумай, может, нам кроликов и кур завести? И козу хорошо бы… Парочку.

– Дед и бабушка коз держали, я точно помню…

– Сараи есть. А ухаживать младшие смогут, никуда не денутся. Я огород устрою, дом поправим… Ты не против?

Примечания