– Дома ли твой учитель? – Спросил Мэцумото Цумэтомо.
– Да, дома, но он никого не желает видеть. – Ответил ученик Миядзуки.
– Вы глубоко проникли в его мысли, юноша.
– Не исключено. – Молвил ученик. – Однако это не имеет значения. Даже если бы сюда явился сам Будда, мой учитель вряд ли захотел бы его увидеть.
– Ты хороший ученик и твой учитель наверняка может гордиться тобой. – Сказал Цумэтомо и ушёл, а ученик печально вздохнул и, вернувшись в храм, продолжил обряд омовения тела своего почившего учителя.
Отсутствие ума
Монах Шибэцу обратился к своим собратьям с гневной речью:
– Братья мои! Побывав не так давно в Киото, я услышал от одного горожанина насмешливую речь о том, что, мол, мы, монахи, работаем в поте лица, медитируя, чтобы достигнуть состояния «отсутствия ума». Между тем, сказал он мне, с развитием техники, достигнуть такого состояния стало элементарно просто: достаточно включить телевизор или компьютер и уставиться в экран. Можно также включить музыку, желательно погромче, и, пытаясь перекричать её звуки, общаться с друзьями или женой или ездить по улицам в своей машине под её оглушительный рёв.
И вот я спрашиваю у вас, братья: зная истину о столь простом достижении «отсутствия ума», сможете ли вы продолжать обучение?
Комментарий Котэ: Похоже, состояние «отсутствия ума» распространяется подобно смертоносному вирусу. У монаха развилось состояние «отсутствия ума» именно в том смысле, в котором понимал его горожанин, заразивший его таким состоянием.
Под состоянием «отсутствия ума» следует понимать пробуждение, то есть сатори, а не отсутствие ума.
Суть дзен
Новичок подошёл к мастеру с просьбой разъяснить ему суть дзен.
Мастер, начертав посохом в промежутке между собой и монахом единственную черту на песке, бросил посох оземь и удалился, оставив озадаченного монаха в одиночестве.
Комментарий Таниндзабуро Котэ: Никто не смог бы объяснить суть дзен доходчивей. Проведя линию между собой, он обозначил разницу между наставничеством и послушанием, а также недвусмысленно дал понять, что линия – горизонтальная.
Такой прямой линией обозначается единица. Это фундаментальный, основной символ.
Прямая линия – линия земной поверхности, линия горизонта, где смыкаются земля и небо.
Прямая линия также означает гладкую, ничем не возмущённую водную поверхность. По аналогии под прямой линией следует понимать уравновешенное, ничем не замутнённое сознание.
Прямая линия – символ пассивного, созерцательного мировосприятия.
Прямая линия – символ пути, включающий его начало и конец.
Сострадание
Монах Карю Накоси обратился к своему учителю Окюйями со следующим вопросом:
– О мудрейший, слышал я, что один наставник из Страны утренней свежести сказал такие слова:
Как вам не нравится вид извивающихся насекомых,
Так и святые испытывают неприязнь к тем,
Кто не может отличить загрязнённость от чистоты[5 - Корейский мастер сон (дзен)-буддизма Вон Хё. Вдохновение в практику.].
Что это может значить? Прошу вас, разъясните мне, несведущему.
Окюйями в ответ усмехнулся и произнёс следующую тираду:
– Разве может быть святым тот, кто испытывает неприязнь? – Ибо не с презрением, но с состраданием надлежит относиться не только к не умеющим отличить загрязнённость от чистоты, погрязшим в своих желаниях, но также и ко всему живому.
Родился в этом мире ребёнок – соболезнуй ему, ибо через жизнь, полную страхов и страданий предстоит ему пройти. Жизнь его – это переплетение и взаимное проникновение страданий и страхов, страхов и страданий.
Страхами его жизнь наполнится, когда к нему придёт сознание конечности жизни людской. Так, страшиться он будет и за себя, и за своё окружение, и каждодневные известия о гибели от войн и насилия, голода и катастроф будут напоминать ему и укоренять его в ужасе перед лицом неизбежного.
Соболезнуй ему, ибо если это мальчик, то, вступив в возраст, который природа предназначила ему стать временем, когда он становится способен к продолжению рода, обречён он на извечную маету от похоти своей, не дающую покоя ни днём, ни ночью, обрекающую его не только на совершение безумных действий, но и зачастую приводящую к погибели.
Если же это девочка, то ещё большего сострадания заслуживает дитя, ибо вступление в пору цветения означает для существа женского пола необходимость отваживать похотливцев, выбирать достойнейшего для продолжения рода, да притом не ошибиться, мучиться, вынашивая и рожая детей, в общем, претерпевать все те ужасы, которым подвержена женщина в связи с принадлежностью к своему полу.
Для обоих полов бедность и лишения, и связанные с ними вечные мысли о прокорме себя и своих детей – страшнейшие бедствия, поэтому вечный страх утратить хотя бы и нищенский заработок, страх болезней и бедствий, влекущих разорение семьи, преследуют бедняков всю их жизнь, поэтому сострадай им, соболезнуй им и уповай на их спасение.
Богатство же, хотя оно и избавляет от страха голодной смерти и позволяет не замечать множество проблем, становящимися непреодолимыми препятствиями на пути бедняков, однако же зачастую служит основанием для страха за свою жизнь, ибо немало находится людей, охочих до чужого богатства, да и просто завистников.
Итак, если бедняк жаждет богатство приобрести и жизнь его превращается в бесконечную гонку за звонкой монетой, то главная задача богача – это богатство не растерять и, по возможности, приумножить, и жизнь его тоже превращается в бесконечную гонку за звонкой монетой.
Далее, генная память, доставшаяся человеку от предков, живших постоянно впроголодь, превратившаяся в своего рода инстинкт, заставляет человека при достижении определённого уровня благосостояния жрать, жрать бесконечно, пухнуть от жира, лезущего из глаз, из ушей, из ноздрей, тратить бездумно на гурманские излишества целые состояния, на которые можно было бы прокормить в течение двух месяцев горную провинцию То-сандо.
Инстинкт обжорства превалирует и над инстинктом размножения, и над инстинктом самосохранения и превращает постепенно и без того-то далёкое от совершенства человеческое тело во всё более и более уродливую бесформенную массу, ведёт, в конце концов, к гибели его носителя.
Так, между желанием и удовлетворением его, не приносящим ожидаемой радости, проходит жизнь людская, и над всем этим довлеет неотвратимая старость, с её немощью и болезнями, и смерть.
Сострадай им и вознеси молитвы за их спасение. Зачастую ведь не по злому умыслу своему не стремятся они найти Путь, просто не знают они о нём. Так сострадай же им.
Заслуживает также сострадания и понимания, но отнюдь не презрения, и тот, кто знает о Пути, но страшится вступить на него, поскольку и труден этот Путь, и долог, и вступление на него не означает достижения даже средины его, не говоря уж и о достижении состояния просветлённого.
Настоятель, словно очнувшись, поднял голову и проводил взглядом пролетевшую над монастырскими воротами пустельгу, а затем продолжил:
– Вот и я тебе сейчас толкую о том, что целью Пути является просветление, а откуда нам вообще известно, что таковое достижимо, откуда нам известно о том, что, уходя, просветлённый погружается в нирвану, откуда нам известно, что дзен не является величайшим надувательством, а?
Карю Накоси остолбенело уставился на учителя с немым вопрошанием во взоре.
Окюйями вновь усмехнулся:
– Иди, медитируй, болван, а то как бы и тебе не дождаться моих соболезнований.
***
Конец серии «Несколько дзенских притч…»
Ятай
Не так давно, копаясь в обширной библиотеке своего прадеда – малоизвестного, к моему сожалению, учёного-востоковеда М.П. Гаолянова, я обнаружил прелюбопытную книжицу, выпущенную в 1915 г. Петербургской типографией «Иванов Ф.П. с сотоварищами на паях» ничтожно малым тиражом – всего 50 экземпляров.