Крайний Восток

Кроме того, гипотезу подтверждает и тот факт, что народы эти распространили иероглифическую письменность Китая также и в Стране Крайнего Востока (архипелаг Ятай).

Не исключено, что в течение веков жители архипелага создали свою письменность – именно по такому пути пошли народы Корейского полуострова (которые, как известно, создали в середине XV века письмо хангыль), а также Японского архипелага (письменности хирагана и китакана). Причём, если в Корее хангыль полностью заменил китайское иероглифическое письмо, то в Японии собственное письмо используется наряду с китайским.

Вместе с тем имеющиеся у нас в распоряжении письменные источники свидетельствуют о том, что в Ятае пользовались китайским иероглифическим письмом, «не разбавленным» местной письменностью.

На основании исследования дошедших до наших времён текстов, авторство которых предписывается представителям цивилизации островного государства, можно сделать допущение, что китайская иероглифика использовалась при составлении официальных документов, научно-исследовательских трактатов, комментариев к религиозным текстам, кулинарных книг да писем.

Следует, конечно же, оговориться – вовсе не обязательно смысл иероглифа, вкладываемый китайцами, абсолютно идентичен тому, что вкладывали в него жителями островного государства, о котором мы ведём речь. Основания для сомнения имеются (мы сможем в дальнейшем в этом убедиться), тем более что, например, в японском языке смысловая трансформация китайских иероглифов в сравнении с языком, являющимся родным для этих иероглифов, то есть китайским, составляет по разным оценкам от 15% до 20%.

В то же время имеются данные о существовании своей письменности у островного государства.

Те знаки, которые обнаружены в свитках, место происхождения которых предположительно соотносят со Страной к востоку от Востока, до настоящего времени не поддаются расшифровке, поскольку в имеющихся текстах они не повторяются. Ведь именно цикличность повторения знаков (иероглифов), наряду с иными характеристиками текстов, составленных на древних языках, служит основным ключом к расшифровке таких текстов.

В сравнении с иероглифами Древнего Египта, количество которых превышает 700-800 (если считать иероглифы, используемые в каждую из эпох Та-Уи: Раннее, Древнее, Среднее, Новое царства и множественные переходные периоды), количество знаков островного, если так можно выразиться, письма, как представляется, бесконечно.

Нельзя исключить, что жители Ятая использовали систему так называемого позиционного письма, где одно и то же понятие может обозначаться совершенно разными по форме знаками в зависимости от их положения в составе предложения, на странице, в тексте и т.д. и т.п.

Не одно поколение учёных билось над разгадкой смысла тех немногих сохранившихся текстов, однако все их усилия потерпели фиаско. Не обнаружено ни одного ключа в виде некоего справочника соотношений знаков ятайского письма с китайскими иероглифами и какой бы то ни было иной системой письменности.

Таким образом, тайна письма, которое, по всей видимости, было разработано островитянами для использования наряду (параллельно) с китайскими иероглифами, погребена под толщей океанской воды.

В письменных источниках Ятая, чудом сохранившихся в библиотеках и частных книжных собраниях стран Восточной Азии, имеется несколько любопытных документов. Не исключено, что данные указы в основании своём имели увлечение правящей династией принципами дзена.

Это, в частности, королевский указ «О пустотности», в котором всем ятайским подданным предписывается «взирать на мир сей, как на пустоту, ибо разрушив привычное понимание себя, поборешь ты и смерть. Владыка смерти не узрит того, кто смотрит так на мир»[8 - Сутта Нипата, ответ Гаутамы на вопрос Могхараджи (строфа 1118).].

Также не так давно обнаружен и указ «О запрете использования личных местоимений под страхом смерти», в котором указывается, что поскольку в мироздании отсутствует какая бы то ни была самостоятельная, независимая сущность, употребление личных местоимений излишне.

Запрещалось не только употребление личного местоимения 1-го лица единственного числа, то есть «я», но и остальных, поскольку, например, «мы» подразумевает в себе несколько «я», а «ты», «Вы», «он (она)», допускает наличие «я» у другого человека

Раз уж мы заговорили о королевских указах, самое время привести собранные воедино разрозненные сведения о форме правления островного «Государства, находящегося за кромкой воды» (раздел IV книги).

Условно можно назвать форму правления Ятая монархией, примерно к VII-VIII векам приобретшей признаки теократической, если можно термин «теократический» распространять на дзенское учение.

Название «король» представляется достаточно условным, высшее должностное лицо Ятая обозначался иероглифом

(«Ван» {кит., вьет., кор.} или «О» {яп.}), что может пониматься как «монарх», «правитель», «король», а если понимать буквально – звено, связующее небо и землю, богов и смертных.

***

«Культура» (Раздел III

)[9 - В странах Дальнего Востока написание цифры «4» стараются избегать. Тетрафобия получила особое распространение в Китае, Корее и Японии. Дело в том, что китайский иероглиф «сы», обозначающий четвёрку, произносится практически так же как «смерть». Разница только в том, какой тон используется при произношении. Для «четвёрки» это твёрдое «сы», а для «смерти» – мягкое. В японский и корейский языки эти слова пришли из китайского с незначительными изменениями. Во Вьетнаме сходство слов уже намного меньше, имеется лишь отдалённое сходство. Из уважения к традициям Дальнего Востока раздела четыре в книге о Ятае нет.].

Среди сохранившихся от цивилизации Восточных островов артефактов можно перечислить картину, которая обнаружена в частном собрании шедевров графики, принадлежащем японскому коллекционеру Сибито Атокорекута, который, по его словам, кропотливо, по крохам собирал свою коллекцию по всей Дальневосточной Азии.

Судя по описанию, прилагаемому к шедевру графики Ятая, который поименован как «Прогулка на лодке по озёрной глади», сомнений в её аутентичности возникать не должно.

Содержание картины чем-то напоминает шедевр И. Босха «Корабль дураков» с, можно так выразиться, «восточным уклоном». Так, вместо шлюпки, изображённой на картине нидерландского живописца, на графическом произведении неизвестного художника давно исчезнувшей цивилизации запечатлена лодка с узким корпусом по типу джонки, приподнятыми носом и кормой, а также одной бамбуковой мачтой, несущей свободно болтающийся тростниковый парус.

В центре картины изображена сидящая женщина с высокой причёской, заколотой длинными шпильками, одетая в нечто, напоминающее японскую юкату, играющая на прообразе китайской пипы (бива {яп.}, танбипха {кор.}, тыба {вьет.}). Судя по её отрытому рту, она поёт. Напротив неё, подпевая ей, сидит мужчина в накидке с капюшоном.

На столике, расположенном в центре лодки, стоит блюдо с несколькими плодами сливы или вишни, а также хаотично расставлены стаканы для, по всей видимости, горячительных напитков (для сливового вина «уме» или рисовой водки?). Для охлаждения жидкости, употребляемой участниками увеселительной прогулки, прикреплённая цепочкой к борту джонки бутыль погружена в прохладные воды озера.

С бамбуковой реи на тоненьком шнурке свисает круглая лепёшка и создаётся впечатление, что мужчина и женщина, открыв свои рты, пытаются откусить от этой лепёшки. Хотя такое впечатление может быть обусловлено неумением художника работать с перспективой – нам остаётся об этом только гадать.

Похоже, что джонка следует по озёрной глади без руля и ветрил в неизвестном направлении – участники весёлой компании явно не заботятся о направлении движения лодки. Один из путешественников, на голове которого водружена сбитая набок соломенная шляпа нон, перегнулся через корму – ему явно нездоровится от избытка съеденного и выпитого; другой пытается грести сломанным шестом.

Многие профессионалы долгое время ломают голову над содержанием «Прогулки по озеру». Является ли картина аллюзией на путь островов средь безбрежного океана или же это предчувствие их печальной судьбы? В первом случае художник, можно сказать, находился в оппозиции к избранному властями архипелага пути развития, во втором же случае он являлся провидцем.

Немалый интерес исследователей также привлекла картина «Сон гетеры». Название данного шедевра живописи является, конечно же, условным. На картине начертаны китайские иероглифы «сон» и «проститутка» («женщина лёгкого поведения»), поэтому такое наименование верно в случае допущения, что ятайцы вкладывали в эти иероглифы эквивалентное значение.

Итак, на картине изображена девушка в лёгкой накидке, стоящая к зрителю лицом и держащая в правой руке короткий тонкий меч, напоминающий китайский меч цзянь. Рядом с ней в бадье для омовений распростёрто окровавленное бездыханное тело мужчины. Тихая улыбка украшает лицо красавицы, совершившей злодеяние.

Представляется, что загнанная вглубь души несчастной девушки обида на представителей мужского пола за все унижения при осуществлении ей профессиональной деятельности (ибо «нет ничего на свете печальней, чем ремесло гетеры»[10 - И. Сайкаку. История любовных похождений одинокой женщины.]), нашла выход в изображённом на картине сновидении.

Жуткое впечатление производит на зрителя картина «Извержение вулкана на острове Кысо» – создаётся впечатление, что художник непосредственно участвовал в запечатлённых им событиях. На фоне высится огнедышащий вулкан, покрытое тучами небо разрезают молнии. В центре картины изображён бездыханный труп молодой женщины, лицо и обнажённая грудь которой представлены на обозрение публики. Рядом ползает ничего не понимающий малец – очевидно это ребёнок трупа, который в ближайшем будущем станет трупом ребёнка трупа.

Взоры бегающих в смятении вокруг несчастной обращены на ужасающее зрелище извержения вулкана. Всё здесь смешалось – кони, люди, как написал кто-то.

В толпе привлекает на себя внимание фигура молодого человека с ящиком, в котором, по всей видимости, находятся кисти для рисования. Не исключено, что неизвестный художник изобразил на картине себя сам.

Полагаем также будут небезынтересны читателю описания ряда иных картин, находящихся в коллекции С. Атокорекуты.

Например, на одной из акварелей на плотной бумаге, напоминающей японскую васи, изображён портрет рыжебородого мужчины с измождённым лицом и воспалённым безумием взглядом в соломенной конической шляпе. Как следует из описания, исполненного иероглифами на правом поле картины, она является автопортретом Гхок Вана

(

).

В коллекции японского эстета имеются и достаточно странные картины о шествующих над водной поверхностью индийских слонах на тонких, как спички, ногах с бесчисленными суставами. На спины слонов водружены гигантские четырехгранные обелиски, вершины которых скрыты за облаками, либо растекающиеся, словно расплавленные от жара солнечного излучения, песочные часы.

Такие картины, по признанию С. Атокорекуты больше напоминают паранойяльный бред чьего-то воспалённого воображения. При этом японский коллекционер достаточно точно и остроумно подмечает, что такие картины могли быть вызваны в воображении полётом пчелы вокруг граната за несколько мгновений до пробуждения живописца. С таким романтичным и одновременно ироничным определением причин, побудивших запечатлеть неизвестного ятайского художника настолько странные видения, согласно и большинство японских искусствоведов.

С ними не в полной мере согласны вьетнамские и корейские галеристы, которые утверждают, что создание подобного творения может быть вдохновлено исключительно полётом гигантского японского шершня вокруг только что распустившегося цветка граната за одно мгновение до пробуждения художника.

Китайские эксперты в области искусства предпочитают отмалчиваться по поводу причин, которые побудили живописца нарисовать подобные картины.

Мы обмолвились, что живописец, шедевры которого мы перечислили выше, неизвестен. Действительно, по иероглифам, неизменно встречающимся на картинах художника, по которым, собственно, идентифицировано его авторство, с уверенностью назвать его имя не представляется возможным. Дело в том, что слова «да» (

) и «ли» (

) являются лишь частицами и составить из них имя художника, по глубокому убеждению искусствоведов, не представляется возможным. Достаточно правдоподобным является утверждение, что часть своего имени художник просто опускал, дабы придать себе ореол загадочности.

Мы подробно остановились на шедеврах графики Государства Крайнего Востока среди прочего и по той причине, что цивилизация Ятая не оставила после себя литературных памятников, по крайней мере, поддающихся расшифровке[11 - Мы не относим к памятникам литературы разного рода королевские указы, кулинарные книги или творения эпистолярного жанра, о которых, впрочем, мы упомянем впоследствии. По нашему глубочайшему убеждению, приравнивать указанные письменные свидетельства эпохи к памятникам литературы всё равно, что приравнивать сараи или, простите, ватерклозеты к памятникам архитектуры. Правительственные указы, кулинарные книги носят прежде всего служебный, вспомогательный характер, не в полной мере позволяющие судить о жизни исчезнувшей цивилизации. Они, скорее, помогают судить о степени безумия того или иного правителя, того или иного составителя кулинарных книг.].

Нельзя, конечно, исключить, что литературный шедевр какого-нибудь ятайского автора пылится на полках библиотек – будучи написан на языке иероглифов, он неотличим от других памятников письменности, распространённых по странам Дальнего Востока.

На наш взгляд отсутствие запечатлённых на письме творений обусловлено не в последнюю очередь тем, что, как уже упоминалось ранее, превалирующей религией в стране примерно с 7-го века н.э. был дзен-буддизм (чань {кит.}, сон {кор.}, тьен {вьет.}). Попытаемся обосновать приведённую нами гипотезу.