Когда, наконец, в ней появился Диегонь, все взгляды устремились на него. Будь он человеком Земли, выражение его лица сразу бы дало понятный всем ответ.
– Передайте товарищу Козловскому нашу бесконечную благодарность, – сказал он.
– Я только выполнил свой долг, – ответил секретарь обкома, раньше чем Широков успел перевести слова командира звездолета.
И хотя обе фразы были произнесены по-каллистянски, шумный вздох облегчения вырвался у всех.
Агрегат атомного «котла» оказался неповрежденным. Диверсант успел только снять часть верхнего кожуха машины.
Не только каллистяне, но и профессор Смирнов сразу увидел, что хотел сделать «Ю Син-чжоу», куда он пытался добраться. Враг рассчитал верно. Если бы тогда, в ночь диверсии, Козловский помедлил еще минут двадцать, агрегат
– сердце корабля – был бы непоправимо испорчен.
– Теперь совершенно очевидно, что негодяй был инженером, – сказал Смирнов, выйдя за Диегонем в коридор. – Еще немного – и конец!
– И что бы было в этом случае? – спросил Куприянов.
– Тогда пришлось бы строить весь агрегат заново, – ответил профессор.
Куприянов не решился спросить, осуществимо ли это.
Обожженный до неузнаваемости труп диверсанта лежал у самой машины. Кто был этот человек? Что побудило его пожертвовать своей жизнью? Все усилия выяснить его настоящее имя остались безрезультатными.
Простой деревянный гроб был заранее приготовлен.
– Заройте его подальше от корабля, – сказал Козловский
– Может быть, на кладбище?.. – нерешительно сказал Куприянов.
– Может быть, поставить еще и памятник? – жестким тоном ответил секретарь обкома. —Собаке – собачья смерть! Придется произвести дезинфекцию помещения, – по-каллистянски сказал он, обращаясь к Синьгу.
За пять месяцев Козловский сделал большие успехи в языке Каллисто.
Спокойно и радостно прошел день на корабле. Гнетущая тревога и волнение, четыре месяца не дававшие покоя каллистянам и людям, наконец, покинули их. Сразу были поставлены на место снятые части машины. Последствия диверсии были полностью ликвидированы.
Корабль был готов в любую минуту отправиться в обратный путь к далекому Рельосу.
Это каллистянское название начало уже проникать и в земную астрономию. Все чаще и чаще в статьях, книгах и выступлениях астрономов, очень популярных теперь, древнее название «Сириус» заменялось словом – «Рельос». Блестящая звезда имела большее право на это название, данное ей теми, кто, как люди от Солнца, получили от нее жизнь.
– Ваше Солнце называется у нас «Мьеньи», – сказал Вьеньянь Штерну. – Когда мы вернемся на Каллисто, наши астрономы будут называть вашу звезду ее настоящим именем.
И, почти закрыв узкую щель своих необычайно длинных глаз, задумчиво повторил:
– Сьольньцье!
ПО ЗЕМЛЕ
Судьба корабля перестала волновать каллистян. На следующий день все, кроме трех человек, улетели обратно в Москву.
Мьеньонь решил остаться, чтобы опробовать работу всех двигателей, а некоторые из них перебрать и удалить образовавшийся нагар. Он предложил профессору Смирнову составить ему компанию, и тот, конечно, с радостью согласился на это. Двигатели звездолета чрезвычайно интересовали его, а то, что Мьеньонь собирался пускать их в ход, только усиливало этот интерес. Упустить такой счастливый случай Александр Александрович никак не мог
– Но как вы будете разговаривать друг с другом? – спросил его Широков.
– Анатолий Владимирович согласился остаться с нами, – ответил Смирнов Лежнев действительно вызвался остаться на корабле. Причину нетрудно было понять. Он знал, что каллистяне отправятся в путешествия и что их должны будут сопровождать переводчики. Перспектива длительных переездов и связанной с ними беспокойной жизни не привлекала толстяка, привыкшего к кабинетной работе. Он с радостью ухватился за предоставившуюся ему возможность находиться на одном месте. На звездолете был привычный ему комфорт и полная возможность в свободное время продолжать работу по изучению источников тибетского языка, которой он занимался до прилета каллистян. Он был очень доволен таким поворотом событий.
– Соединять приятное с полезным, – что может быть лучше? – говорил он
– Жену не забудьте выписать, – пошутил Степаненко.
Профессор Смирнов предложил, чтобы за все время их пребывания на корабле он и Лежнев питались только каллистянскими продуктами.
– Это будет проверкой, насколько их пища пригодна для земного человека, – сказал он. – Петр Аркадьевич и Георгий Николаевич будут спокойнее после этой репетиции.
Лежнев согласился с его предложением.
–Если мы заболеем, – сказал он, – это не страшно. Хуже будет, если заболеют в пути Широков и Синяев.
Предложение Смирнова было принято. По мнению крупнейших специалистов по вопросам питания, продукты каллистян не могли причинить вреда людям. К ним нужно было только привыкнуть. По все же предварительная проверка, предложенная Смирновым, была не лишней.
Имелась, конечно, полная возможность снабдить улетающих на Каллисто земных ученых запасом пищи на все двадцать пять лет, но они сами решительно отказались от этого.
– На Каллисто, – говорит Широков, – это свяжет нас. Мы пробудем там три года. За это время мы должны осмотреть всю планету. Таскать с собой запасы пищи более чем неудобно. Лучше всего, если мы будем жить одной жизнью с населением.
– Посмотрите на каллистян, – добавлял Синяев. – Они не путешествуют по всей Земле, а сколько хлопот доставляет им вопрос питания!
Синьг поддерживал желание молодых ученых.
– Если бы мы, – говорил он, – намеривались провести на Земле большой срок, то обязательно перешли бы на ваши продукты.
Перед отъездом Козловский поговорил с Мьеньонем.
– Не допускайте на корабль ни одного человека, – сказал он, – если с ним не будет профессора Куприянова или меня. Если кто-нибудь явится, передайте его дежурному офицеру. Не забывайте случая с «Ю Син-чжоу».
– О нет! – ответил Мьеньонь – Не забудем.
Было решено, что звездоплаватели пробудут на Земле до мая. За это время они могли ознакомиться с жизнью Советского Союза и других стран.
Москва им была уже хорошо знакома. Два с половиной месяца они прожили в ней и осмотрели все, что могло вызвать их интерес. Театры, музеи, картинные галереи, научные институты и учебные заведения – все было ими осмотрено.
Но, пожалуй, больше всего гостей заинтересовал московский зоологический парк. Они посещали его несколько дней подряд с огромным и вполне понятным интересом, рассматривая никогда не виданных животных.
Перед первым посещением Куприянов предложил сообщить дирекции парка о визите каллистян, чтобы в это время туда не допускали других посетителей.
– В парке всегда много детей, – сказал он. – Они не оставят вас в покое.
Широков перевел.
– Наши дети очень любопытны, – добавил он.