Четвертая Беты

– Заставить? Нет. Уговорить – пожалуй.

Дан насмешливо улыбнулся.

– А ты не улыбайся. Как ты думаешь, зачем мне это нужно?

– Невелика хитрость.

– И все-таки?

– Издеваешься? Ладно. Естественно, для того, чтобы твоих парней никто не мог одолеть.

– Моих парней и так никто не может одолеть. Они вооружены автоматами, а гражданским лицам ношение оружия запрещено.

Дан был озадачен.

– А зачем тогда?

– А вот как раз затем. Чтоб они меньше пользовались автоматами. У вооруженного человека искаженное видение действительности. При малейшем сопротивлении, при первом неосторожном движении они пускают автоматы в ход. А потом поди докопайся, что там было и как. Вот если б они умели драться, как ты, я приказал бы забрать у них оружие. А ты сразу – нет.

Дан промолчал.

– Я тебя не тороплю. Подумай. И если надумаешь, приходи в Крепость. Скажешь на входе, что я тебя жду, и тебя проведут ко мне.

– А если не надумаю?

Маран понял смысл вопроса.

– Не надумаешь – не приходи. Тебя никто не тронет.

– Меня?

– И твою жену тоже. Слово Марана. Прощай.

– Прощай.

Когда Дан вернулся в подвальчик, Ника вскочила.

– Дани! – ей хотелось броситься ему на шею, но она удержалась и только быстро провела ладонью по его щеке.

– Я боялась, что ты не вернешься. Правда, Поэт уверял, что Маран – человек слова.

– Он действительно человек слова, – мрачно сказал Поэт, – и это не единственное его достоинство. Обидно, что он полез в это дерьмо.

– И вам не интересно знать, что он мне говорил? – полюбопытствовал Дан, садясь.

– Какое мне дело до чужих секретов? – ответил Поэт равнодушно. Дор поддержал его кивком головы. – Лучше допьем тийну Марана. Вряд ли он еще раз надумает угощать нас. Хотя что думает Маран, известно одному Создателю.

– По-моему, он очень ясно выражал свои мысли, – сказала Ника неприязненно.

– Выражал, да, но… Я знаю Марана уже… в общем, мы с ним впервые встретились вскоре после того, как научились ходить. И повторяю: один только Создатель – если б он существовал, конечно, мог бы судить о подлинных мыслях Марана. А, Дор?

– Не знаю, – проворчал Дор. – Пожалуй, ты прав, у этого хитреца определенно была какая-то задняя мысль. Впрочем, мне показалось, что он ищет примирения.

– После четырех лет полного разрыва? Почему бы это?

– Ты забываешь, что он все-таки ученик Мастера, а не Изия.

– Это было давно.

– Неважно. Это навсегда. Так что я не разделяю твоего оптимизма… или пессимизма, это как смотреть на вещи.

– Насчет чего?

– Насчет того, что нам больше не придется пить тийну с Мараном.

– Думаешь? – Лицо Поэта прояснилось. – Что ж, тогда выпьем за это.

– Послушай, Ника. «…И вот я лежу и смотрю в ночь, и глаза мои полны золотых всполохов, в ушах моих безудержное бахвальство фанфар и наглое громыхание пушечных залпов – мы победили! Мы победили, мы завоевали землю и воду, золото и нефть, мы добыли для наших жен шелковые промыслы, для наших матерей – леса благовонных пальм, для наших сыновей – неисчислимые охотничьи угодья… почему же так темна душа моя? Мы разрушили чужие дома, чтобы надстроить свои, мы сожгли чужие поля, чтобы пышнее росли травы на наших, чужие кости тлеют на чужих равнинах, чтобы мы… Неправда, мы потерпели поражение. В чужой стране мы разрушили лишь дома, а в своей – души, на их полях сгорели наши честь и доброе имя, это мы истлеваем заживо, от наших шитых золотом одежд несет гнилью и трупным смрадом»… Ну как? Конечно, перевод у меня получился так себе…

– Трудно поверить, что Маран был его учеником, правда?

– Не знаю. Вы придираетесь к этому злосчастному Марану.

– Кто – вы?

– Ты и твой Поэт.

– Скажи-ка! Интересно, что он тебе такого наговорил, что ты уже переметнулся на его сторону.

– Вовсе я не переметнулся. Но не кажется ли тебе, что соглашаться с позицией одной стороны, не выслушав другую, необъективно? Собственно, ты женщина и уже в силу этого субъективна. Вы прислушиваетесь только к своему инстинкту, прав всегда тот, кто вам нравится, а тот, кто имел несчастье вам не понравиться, не имеет никаких шансов оказаться правым.

– Благодарю тебя от имени всех женщин! И к чему ты пришел, выслушав стороны? Каково твое объективное мнение?

– Еще не знаю. Мне ясно одно: Поэт слишком эмоционален и все воспринимает сквозь призму своих эмоций.

– Интересно. По-твоему, подавление инакомыслия всеми способами вплоть до уничтожения его носителей можно воспринимать без эмоций?

– Согласись, Ника, борьба не может обойтись без жертв. Когда переворачивается вверх дном все общество, неизбежно захлестывает и людей, на первый взгляд не имеющих прямого отношения к происходящему… Как все-таки жаль, что я плохо учил в школе историю!

– Все мы плохо учили историю. Увы! Но ты ошибаешься, Дани.

– В чем?

– Боюсь, что во всем.

– Может, и так… Маран показался мне человеком умным. Я хотел бы встретиться с ним еще.

– Дан, ради бога, будь осторожен с этим Мараном! Он опасный человек. Ты знаешь его второе имя?