Alatis. Наследие. Книга 1

– Пойдем? – спросил Иероним.

– Угу. – кивнул я.

На следующий день я выбирал свое новое оружие – персональное. Поскольку моя специализация – кинжалы – я и направился в зал Кинжалов, в одном из подвальных помещений библиотеки. (Порой мне казалось, что под землей находиться больше сооружений, нежели на поверхности монастыря.) Чтобы вы представили себе выбор холодного оружия, я попрошу вас представить себе громадный супермаркет. Теперь разделите его помещение на четыре части. Хорошо. Уберите все стеллажи, холодильники, прилавки, а вместо них поставьте парочку стеклянных стендов. На стенах, украшенных деревянными панелями, размещалось холодное оружие. Первый зал был залом кинжалов и ножей, второй – мечей, перначей и пик, третий – зал стрел и арбалетов, а четвёртый – зал прочего (современного) оружия. Вторым и третьим практически не пользовались. Они были скорее музеем, чем-то вроде дани уважения предкам. Все четыре зала соединялись между собой, и из каждого из них был выход в коридор. В стендах лежало или стояли в специальных кронштейнах, самое разнообразное оружие. На стенах висели уникальные клинки, под ними темным прямоугольным пятном в ярком свете, находились таблички. На этих табличках были выбиты имена клинков, даты изготовления – если таковые были известны – и их предыдущие владельцы. Все оружие, которое находилось в стендах, было рассортировано по странам происхождения, по мастерам-оружейникам и стилям.

Зал кинжалов сверкал как новогодняя елка. Я заметил на стене длинный римский кинжал. Он был старинным и очень красивым. Такой кинжал пожелал бы заполучить любой музей. Затем мой взгляд притянул изящный кинжал недавнего изготовления. Он состоял из трех идеально заточенных лезвий, тонких у окончания и соединенных между собой в центре, и немного закрученных против часовой стрелки. Рукоять была кевларовой, а гарда – круглой. Лезвие было чёрного цвета, а эфес обтянут темно-зеленой кожей. Я осмотрел кинжал. Безусловно он был впечатляющим и устрашающим. Но… Слишком современным. Такой кинжал было бы тяжело спрятать в накидке, хоть он был невероятно легким. Кроме того, «почерк» клинка оставлял бы чересчур специфические раны. Я поставил кинжал обратно в кронштейн.

Выбрав один дамасский клинок, я обходил зал, высматривая, ничего ли я не упустил. Я планировал выпросить Йовена выковать мне еще один похожий, чтобы кинжала было два. Вдруг в глаза мне ударил блик серебристого света. Это была шкатулка в стеклянном стеллаже. Ее отполированная защёлка засияла лунным светом, когда я прошел мимо нее. Не устояв перед соблазном, я решил посмотреть на шкатулку.

Шкатулка была из дерева, покрытая черной краской и украшенная завитками из серебряной проволоки. С трепетом души я открыл витрину и достал шкатулку. Дамасский кинжал я положил на пол, сам сел рядом с ним, сложив ноги по-арабски, и, положив шкатулку на колени, принялся рассматривать ее.

На шкатулке не обнаружилось никаких опознавательных знаков, указывавших на ее возраст или владельца. Она была продолговатой, как футляр для кларнета, отлично сохранившейся, хоть ее возраст мне не удалось определить. Шкатулка была не тяжелой. Замок не был заперт, и внутри я с удивлением обнаружил два кинжала. Они лежали вальтом и выглядели, как отражение друг друга. Кинжалы были с тонкими лезвиями, в середине был тонкий дол, а рукояти были округлыми и узорчатыми, как столовые приборы периода французского ренессанса. Кинжалы были полностью стальными, но отполированными так, что никакое серебро не шло в сравнение с ними. Кинжалы лежали на подушке из черного бархата.

Я достал и осмотрел один из клинков. Он был легким, сбалансированным, острым. Когда я положил кинжал обратно на подушку, то заметил, что она не плотно прилегает ко дну. Оказалось, что в шкатулке было двойное дно. На дне коробки была монограмма, буквы «Д. В.». Больше никаких обозначений не нашлось. Под подушкой из черного бархата, тёмного как сама пустота, я обнаружил письмо. Оно было пожелтевшим от времени, без подписей и адресатов. Письмо было запечатано красным сургучом, печать была в форме плодового дерева с пчелами. Я внимательно осмотрел письмо – его не вскрывали. Должно быть, оно лежит тут с того самого момента, как кинжалы изготовили и вложили в шкатулку. Я предположил, что эти кинжалы когда-то были подарены королю или его приближенному, и отправились в сокровищницу, как только их подарили, а затем они попали к алатисам в качестве трофея или знака преданности.

С нетерпением я распечатал письмо. Мне хватило ума аккуратно его открыть. Письмо состояло из трех листов, исписанных аккуратным каллиграфическим почерком. В конце письма стояла подпись: «Искренне верен вам, Д. В.».

– Кто бы мог быть этот «Д.В.»? – произнес я вслух, устремляя взор в потолок, пожал плечами, и принялся читать письмо.

«Вы держите в руках, о мои великие союзники, два Пера Бога – такое название они получили потому, что они ставят точку в истории жизни.

Легенда, рассказанная мне печально известным нам обоим мастером-оружейником, гласит следующее: Когда бог решал прервать чью-либо жизнь – он просто касался этим кинжалом нити жизни того, чье время истекло. Как перо касается шероховатой поверхности бумаги, легко, но точно, чтобы завершить предложение точкой, так и кинжал легко, но точно, касался жизни, прерывая ее.»

– Тогда… почему их два? – вновь спросил я сам у себя. Письмо словно ответило на мой вопрос.

«Однако, когда смертный пишет рассказ на бумаге, он имеет право совершать ошибки, и может зачеркнуть слова, написав правильный вариант. Кузнец, создавший первый кинжал, решил, что и бог имеет право совершать ошибки. Поставив сперва точку, но потом решив, что интереснее будет продолжить историю. Поэтому был создан второй кинжал – идентичный первому. И только сам Кузнец, выковавший их, знал, какой кинжал ставит точку, а какой продолжает историю. Как вы знаете, мои великие покровители и союзники, Древние не были точны и безошибочны в своих решениях. Это приводило к массе ошибок, которые вызывали неразбериху и беспорядки в мире людей. Было решено уничтожить кинжалы. Но Кузнец взмолился к Древним не уничтожать его лучшую работу, а отдать их алатисам, лишив клинки божественной силы, еще раз утверждая, таким образом, алатисов в роли хранителей людских судеб.

Кинжалы были переданы алатисам с разрешения Древних. Имена им: Забвение и Прощение.

Я нашел эти кинжалы, руководствуясь историями того самого кузнеца, в разрушенном замке на севере Шотландии, служившем некогда домом алатисам. Не знаю, могут ли они помочь мне отблагодарить вас за поддержку, однако, искренне надеюсь, что они пригодятся вам! Прошу, примите их в качестве моей величайшей признательности за ваше доверие!

Искренне верен вам, Д. В.»

Я еще несколько раз перечитал письмо. Впервые я получал такую историю – про алатисов и человека, сотрудничавшего с нами, про оружие Древних.

Но немного прислушавшись к своему сердцу, я понял, что испытываю радостное возбуждение от этой находки, и я безусловно хочу обладать этими кинжалами. Потому я повесил дамасский кинжал обратно на стену, и, прихватив шкатулку с Перьями Бога, направился в свою келью. В то время я еще спал и работал в двух отдельных комнатах. Моя келья была одинарной, небольшой, но удобной. Стены и пол были деревянными. Тут был вместительный шкаф для вещей, комод, где я хранил свои блокноты с заметками и зарисовками, свое оружие (у меня было несколько собственных отличных ножей, купленных в Нижнем городе), фотографии из прошлой жизни человека и тому подобные штуки. Туда же я сложил шкатулку с кинжалами. Кровать была длинной и узкой – для меня в самый раз. У кровати стоял торшер с серым абажуром, тумбочка со старыми часами, стол и стул для посетителей. На окне висели светлые шторы из плотной ткани, не пропускающей свет. У двери еще был подсвечник с восковыми свечами на случай, если свет потухнет.

Бывший кабинет епископа теперь стал по праву моим. Я сделал там ремонт – сменил обои, покрыл новым лаком пол, сменил шторы, светильники. Но я не спешил заново его обустраивать. Мне нравились те старинные и немного винтажные комоды и секретер, которые бережно хранил Уильям. Кабинет пах пылью и древностью, но от этого он становился уютней. Тут можно было запросто найти какую-то старинную вещицу! Не знаю, возможно мне просто не хватало тепла и общения, потому я находил приют для своего сердца в старинных вещах, хранивших чью-то историю, а может я просто ленился что-то изменить. Но, я почти ничего не менял в его кабинете со времени его ухода.

За день до окончания назначенного термина, я отправился с отцом Марком и Уильямом в Нижний город. Мне хотелось бы, чтобы рядом со мной были Авем или Иероним, однако они были заняты другим алатисом. Точнее, у них появился самый важный в их жизнях алатис – новорожденная девочка, названная Анжели.

Получение присяги жителей города – это был последний этап. Не все одаренные в Нижнем городе поддерживали алатисов: некоторые были на стороне Абсорбс Глобал Индастри, и помогали их планам с целью выйти в Верхний город, захватить власть и поработить людей. Другие же – поддерживали алатисов, помогали рушить планы Абсорбс, или просто были против изменений – люди живут в своем мире, одаренные – в своем, и никто никуда не вмешивается. Так же в Нижнем городе жили люди из Верхнего мира, потерянные для него и выпавшие из жизни. Иногда Нижний город принимал их, и они находили Блуждающие врата.

Но на чьей бы стороне не были жители Нижнего города – все должны были сложить присягу новому главе алатисов: поклясться в верности, либо поклясться, что они не станут покушаться на главу и его алатисов, пока те пребывают во владениях одаренных. Глава, в свою очередь, присягал хранить баланс миров, Блуждающие врата и вершить справедливый суд.

Ну, вот так все и происходило. Это была крайне скучно, за исключением того времени, когда мы бродили по городу от вожака к вожаку, и я мог изучать их жизнь и культуру. Мне очень нравилось неофициально гулять по Нижнему городу. Я часто это делал во время обучения. Нижний город не похож на Верхний мир. Это небольшое пространство, ограниченное горной грядой с одной стороны и пустыней – с другой, полностью заселённая и застроенная. Тут всегда тепло, но есть даже несколько микроклиматов, флора и фауна, а также озера, водопады, леса, не говоря уже о водохранилищах и парках. Особенность этого мира в том, что все здесь эфемерно, ведь в Нижнем городе пересекаются сотни подпространств и измерений. Освещается Нижний город ярким красным сиянием. Хотя, оно скорее терракотовое, и немого больше земного.

Весь Нижний город невозможно обойти за всю жизнь непрерывной ходьбы. А находиться здесь слишком долго существу из Верхнего мира смертельно опасно. Нижний город – это действительно всего один город. Нет нужды строить что-то дальше сражаясь с горами и пустынями, ведь строения расположены в разных подпространствах, в которых и живут горожане. Таким образом места хватает всем. В центре Города стоит ратуша, где и происходят все собрания и суды.

Хоть он и поделен на районы, не каждый «турист» сможет найти здесь нужный, ведь архитектура Города меняется каждую секунду. Каждый район принадлежит отдельной группе одаренных, специализируется на определенном роде деятельности (строительство, охота за головами, фермерство, торговля) и управляется вожаком этой группы. Здесь нет незаселенных земель, или высоких небоскребов. Нижний город похож на дитя средневековой Европы и трущоб Индии. Здесь смешиваются в порочном танце ароматы специй, крови, цветов и мертвечины, переплетаются старинные обычаи и передовое невежество, борются законы природы и законы, писаные алатисами.

В общем, Нижний город крайне красочный, опасный и интересный. Если в вашей жизни есть что-то, что может вас удивить, заставить ваше сердце биться чаще, переполнить радостью и возбуждением, лишив сна, и заставить плакать от счастья или пережить катарсис – так вот, Нижний город в три раза круче. Я полюбил его так же, как и братство Алатис.

* * *

Спустя долгое время ожиданий и хлопот, наконец-то настал тот долгожданный день, когда я был провозглашен полноправным главой братства, принял все полномочия и получил свои собственные печать и медальон. И все было бы прекраснее, чем я мог себе представить, если бы не одно страшное событие, всколыхнувшее все братство. Глава Абсорбс Глобал Индастри, пришедший на место Фридриха – Льюис Кокс – совершил самоубийство, выпрыгнув из окна того самого кабинета, где я убил его предшественника. Все знали, что Льюис Кокс был душевно слаб и совершенно не готов к такому бремени, как руководство Абсорбс, но никто не предполагал, что такая ноша сломит его и побудит совершить самоубийство. Отчасти мы тоже чувствовали себя виновными в его невинной смерти. Без малого, шесть лет его правления были самыми мирными в нашей истории.

Похорон должен был состояться в полдень под открытым небом на лесном кладбище рядом с фамильным склепом его семьи. Туда должны были явиться все его родственники и руководящие сотрудники Абсорбс Глобал Индастри. Не особо приятная компания, должен признаться, но именно туда я собрался прийти, чтобы почтить память Льюиса Кокса, ставшего еще одной жертвой Абсорбс Глобал Индастри. Для этого мне нужно было всего лишь надеть дорогой деловой костюм. Раздобыть его оказалось намного легче, чем войти в осиное гнездо с одним лишь кинжалом за поясом и красной розой в руках.

В тот день стояла пасмурная погода, изредка казалось, что вот-вот пойдет дождь. Дул порывистый ветер, срывая желтеющие литья с ветвей деревьев, жалобные всхлипывания с губ женщин в черных вуалях и разнося их меж старых серых надгробий и сохнущего бурьяна. Похожие на черную стаю воронья, родственники и коллеги Льюиса сновали по крошечному клочку земли, изрытому могилами и окруженному густым лесом. Вдали стоял закрытый гроб из красного дерева с золотыми ручками, усыпанный со всех сторон алыми розами с огромными шипами. Священник, читавший молитву, был крайне упитан и холен, стулья для "гостей" были покрыты черными велюровыми чехлами с красными лентами. Все были дорого и крайне печально одеты.

Опасаясь встретить знакомые лица, я стоял вдали от всех, избегая посторонних взглядов и разговоров. Все начали, не спеша, занимать свои места. Я присел в самом конце в пустом ряду. Ко мне неслышно подошел мужчина в синем английском костюме с алым галстуком и дорогими часами на запястье, лет тридцати пяти, гладко выбритый, аккуратно причесанный и с блестящими носками дорогущих ботинок. У него были темные волосы, острый прямой нос с небольшой горбинкой на переносице, и тонкие, сильно сжатые губы. Его глаза скрывали черные очки. Его кожа была бледной. Он был высоким, и при том поджарым.

– Здесь свободно? – тихо спросил он.

Я оглянулся по сторонам, удивляясь, почему именно мой ряд заинтересовал его.

– Видите ли, у нас с Льюисом некогда был спор, и мы не успели его уладить до его смерти. Мне не хотелось бы причинить боль его родственникам, попадаясь им сейчас на глаза. – пояснил мужчина, уловив мой беглый взгляд.

– Конечно. – ответил я – Свободно.

Мужчина присел рядом со мной. Меня совсем не взволновал тот факт, что он близко знал Льюиса Кокса. Его внешность вызывала бесспорное доверие.

– Вы со стороны родственников или коллег? – спросил он.

– Коллег, так сказать. – ответил я, неловко улыбаясь моему любопытному собеседнику. – Могу я задать вам тот же вопрос?

– Конечно. Тоже со стороны коллег. – ответил он и протянул мне руку – Максвелл. Будем знакомы.

– А фамилия?

– Джекобсон. – улыбнувшись, ответил он. У него была завораживающая улыбка, но от нее по моей спине пробежал мороз.

– Аллан. – ответил я, пожимая его руку – Аллан Селиван.

– Кажется, ранее мы с вами не встречались? – вдруг спросил Максвелл.

– Не уверен. – осторожно ответил я, опасаясь того, что меня узнали.

К счастью началась погребальная церемония, и мой сосед более не задавал вопросов. Все шло спокойно, и никто не вызывал у меня никаких подозрений, так что я успокоил свое волнение. Все поднялись со своих мест чтобы положить цветы к могиле покойного. Я собрался сделать то же, но как только я встал со своего стула, Максвелл крепко схватил меня за руку, не давая пройти.

– Отойдем? – спросил он – Нужно поговорить.

Я молча последовал за ним чтобы не привлекать внимания. С ужасом я признал, что подозрения оправдались, однако, за нами никто не следовал. Мы скрылись из виду за высокими кустарниками.

– Я смотрю вы совсем страх утратили? Возомнили из себя всемогущественных? – возмутился он, резко поворачиваясь ко мне.

– Простите? – попытался я упростить ситуацию.