К югу от платана
Слишком много боли ей довелось вынести, вот она и отгородилась от всех. Чтоб себя защитить, понимаешь ли.
Голос Мо эхом разнесся в голове, и я застыла. Я не представляла, как снова открыться после того, как мне сделали больно. Не умела прощать и не знала, как заглушить боль.
Флора завозилась и пронзительно пискнула, и я перехватила ее иначе, пока она совсем не раскричалась.
– Дай-ка я ее немного покачаю, пока не ушла на учебу, – предложила Перси, и я осторожно передала Флору ей на руки.
Если врачи в больнице верно определили возраст, Флоре сегодня исполнялось одиннадцать дней. Она не слишком подросла, но кожа ее очистилась, пуповина отпала, и теперь она все чаще пыталась вытягивать ручки и ножки. Есть она стала больше, спать меньше и больше уже не была похожа на сморщенную старенькую леди. Теперь это была здоровая, красивая малышка.
– Я ее переодела, покормила и дала срыгнуть. Не понимаю, что ее беспокоит.
Флора жалобно мяукнула и выпятила нижнюю губку, скорчив очаровательную обиженную гримаску.
– Может, у нее просто плохое настроение, – предположила Перси. – Со всеми бывает, верно, Флора?
Я потянулась, покрутила головой, чтобы размять шею, и зацепилась взглядом за неподвижные ветки деревьев, росших на заднем дворе. Ни один листик на них не шевелился. На улице царил полный штиль. Однако белые облачка, за которыми пряталось утреннее солнце, быстро неслись по небу. И видеть это в такую безветренную погоду было странно. Тревога в груди разрасталась.
Затем я увидела Мо. Он, как обычно, сидел в соседнем дворе, уставившись в перевернутую газету. У меня так сдавило грудь, что трудно стало дышать. Вчера вечером, когда я привела Мо домой и объяснила Марло, что случилось, она совершенно замкнулась. Не пожелала это обсуждать. Просто обняла меня, поцеловала и повела Мо в дом.
Любовь не должна была причинять людям такую боль. Не имела права. И все же именно так она и поступала – вот и мне тоже было больно. Сегодня наступало полнолуние. Это означало, что Марло не сможет танцевать свои лунные танцы и после лечить Мо дарованной ей лунной силой. А значит, у меня было несколько дней, чтобы ее переубедить.
Перси проследила за моим взглядом.
– Почему Марло не отправит Мо в «Аромат магнолий»? Там так уютно.
Там и правда было уютно. И наверное, Мо не помешала бы паллиативная помощь.
– Она очень хочет, чтобы он остался дома. Даже говорить ни о каких медицинских учреждениях не желает.
– Как думаешь, это из-за денег? – спросила Перси, укачивая Флору. – Слышала, такие заведения бывают недешевыми.
Во двор вышла Марло с подносом в руках и начала расставлять на столике перед Мо тарелки с завтраком. Затем взяла у него газету и развернула ее правильной стороной. Он же с досадой нахмурился и снова перевернул ее вверх ногами. Расстроенная Марло села за стол рядом с ним.
– Не думаю, что дело в деньгах.
Просто она понимала, что не сможет его спасти.
Марло много лет спасала людей. Чаще всего хватало ее безусловной любви и понимания, но порой не обходилось и без толики лунного света. Вот почему она никак не могла смириться с тем, что в этот раз… ничем не может помочь. Ни своей любовью. Ни целительной лунной силой.
А раз уж она не могла спасти Мо, значит, и никто другой был не в силах ему помочь. Ни больницы, ни дома престарелых. И Марло твердо решила дать ему умереть дома. Дома, рядом с ней.
Жаль только, она не понимала, что смерть Мо не будет означать, что она потерпела поражение. Нужно было думать не о том, что он умирает, а о том, какую жизнь он прожил. Полную любви и счастья.
Мо обернулся и замер, словно только что заметил Марло. Затем улыбнулся, погладил ее по руке и, не взглянув на завтрак, снова уткнулся в газету.
Словно почувствовав мой взгляд, Марло обернулась на окна моего дома и разглядела меня за стеклом.
Облака разбежались. Выглянуло солнце. И лучи его, пробравшись сквозь реечный навес, окрасили одежду Марло и Мо темными полосами, сделав ее похожей на арестантские робы.
Я долго смотрела Марло в глаза, затем отвернулась.
Флора взвизгнула. Перси предложила ей соску, и та сердито вцепилась в нее деснами, сдвинув светлые бровки.
– Смотрю, Флора, ты сразу поняла, что понедельник – день тяжелый. Но тебе хотя бы математикой заниматься не нужно. Так что радуйся. Вот что, Блу, надо будет сохранить эту соску и, когда Флора вырастет, положить ее в коробочку с памятными вещами, как Твайла делала.
Мне идея понравилась. Оставалось надеяться, что полиция вернет мне пуговицу, где было написано, что Флору нужно отдать мне.
Вчера, доставив Мо домой, я решила пока сойти с тропы воспоминаний, не стала разбирать оставшиеся в коробке вещи, а просто легла спать. Но теперь… теперь у меня было на это время.
Коробка стояла возле камина. Я подняла ее, переставила на обеденный стол и сняла треснувшую крышку. Показала Перси камни и пуговицу и занялась остальным. Нашла белочку, которую папа вырезал мне из дерева, когда у нас во дворе ураганом повалило березу. Нам тогда на неделю отключили электричество, и он пытался как-то убить время. Еще в коробке нашлась тряпичная кукла Агата, моя любимая, совсем затрепанная и выгоревшая. В детстве я таскала ее за собой повсюду. Затем я достала из коробки папку с бумагами и отложила ее в сторону.
Ни фотографий, ни детских башмачков, ни отпечатков крошечных ступней в коробке не было. Зато я обнаружила в ней вязаную розовую шапочку с ленточкой. Где-то я такие уже видела. Рассмотрев шапочку получше, я вдруг вспомнила, что точно такие же на прошлой неделе вязала Мэри Элайза, сидя в своей палате в «Аромате магнолий». Когда я развернула шапочку, чтобы найти бирку, вдруг что-то выпало из нее, покатилось по полу и замерло под столом.
Наклонившись, я с удивлением разглядела еще одну платановую пуговицу. Очень старую, посеревшую от времени и грязи, с почти неразличимой надписью.
– Что там написано? – спросила Перси, внимательно следившая за разбором коробки.
Я показала ей пуговицу.
– Слишком грязная, невозможно разобрать. – Зажав пуговицу в руке, я прошла в кухню и достала все необходимое. Смочила тряпочку уксусом и принялась тереть деревянный кругляшок. – Сразу узнать не получится. Я не хочу полностью опускать ее в уксус, а то он разъест древесину, и мы точно ничего прочитать не сможем.
Перси покосилась на часы на микроволновке и поторопила:
– Давай быстрее, а то мне скоро уходить.
Я стала тереть сильнее.
– Эй, – Перси достала из папки листок бумаги. – А это ты читала? Это похоронка из армии.
– Нет, впервые вижу.
Если честно, мне не особенно хотелось сейчас ее разглядывать. Все мы знали, как погиб Мак, и читать официальное извещение о его смерти у меня не было желания. Перси уткнулась в бумагу, я же продолжила оттирать пуговицу.
– По-моему, вот это слово – «семья».
– Блу, тут написано, что Мак погиб как герой.
– Что? – Я застыла.
Перси подняла на меня глаза.
– Сама посмотри.
Я обошла стол, взяла у нее бумагу и пробежала глазами абзацы.
Какой-то мужчина напал на женщину в переулке за баром. Мак попытался защитить ее, и нападавший ударил его ножом. Женщина не пострадала, а вот Мак от полученных травм скончался.
– Почему Твайла нам не сказала? – спросила Перси.
– Сама не знаю. – Я пыталась переварить новую информацию, снова и снова перечитывала извещение, надеясь, что оно прольет свет на еще какие-нибудь тайны. – Может, для отца и Твайлы неважно было, как он умер? Их волновало только то, что его больше нет? К тому же они ведь с трудом читали. Может, даже и не поняли толком, что тут написано.
Я стала перебирать другие лежавшие в папке бумаги и среди своих рисунков и школьных табелей нашла уведомление о том, что после смерти Мака министерство обороны прислало моим родителям чек. Суммы хватило на оплату похорон, и даже еще немного осталось. Еще в папке нашлось свидетельство о смерти отца и руководство по выведению цыплят.
– Может, конечно, им было без разницы, – возразила Перси, – но мне важно было узнать, что он умер не зря. Погиб, защищая женщину.
Я была с ней согласна. Сложив бумаги обратно в папку, я потянулась к Флоре.
– Ты опоздаешь.
Взглянув на часы, Перси недовольно рыкнула.
Пока она носилась по дому, собирая рюкзак, я снова стала тереть пуговицу.
– Определенно, это слово «семья».
Перси подбежала ко мне и взглянула на пуговицу через мое плечо.
– Точно. А вот это – «обретешь».
– Да, а тут что? «Или…»? «Иди…»? В самом конце, кажется, сказано: «выбирай любовь».
– Да, мне тоже так показалось, – подтвердила она, кивнув.
Флора зевнула. Очевидно, наши попытки расшифровать послание Пуговичного дерева ее утомили. Из-под слоя грязи проглядывали и очертания других букв, но разобрать их пока не получалось. Сообразив, что на все это уйдет больше времени, чем я думала, я решила сменить тактику. Окунула уголок тряпки в уксус, выжала и завернула пуговицу в него.
– Пусть полежит немного. Так грязь растворится, а само дерево не пострадает.
Перси забросила рюкзак на плечо.
– Напишешь мне, что там сказано?
– Во время занятий нельзя переписываться.
– Вредина, – буркнула она и схватила ключи от машины.
Я рассмеялась, и в ту же минуту у меня зазвонил телефон.
– Это Шеп.
Перси замерла.
Внезапно осознав, что не хочу знать, для чего он звонит, я все же заставила себя ответить. Разговор получился короткий, и уже через минуту я дала отбой.
– Пришли результаты анализов.
– И Флора не моя дочь. Я и так это знала. Они только зря потратили время.
– Вообще-то он сказал, что результаты ему хотелось бы обсудить с нами лично. И что заедет к нам в десять.
Глаза цвета виски сердито вспыхнули.
– Это просто нелепо. Флора не моя дочь. Неужели мне из-за этой чепухи придется пропустить занятия? – Отшвырнув ключи, Перси бросилась к лестнице.
Сердце мое подскочило к самому горлу.
– Может, Флора и не твоя дочь, но это не значит, что ты не имеешь отношения к ее рождению.
Ухватившись одной рукой за перила, она обернулась.
– На что это ты намекаешь, Блу?
– По-моему, ты отлично понимаешь, на что я намекаю, Перси. В последнее время ты постоянно где-то бродила по ночам и бесконечно болтала с кем-то по телефону. Я-то думала, у тебя тайный бойфренд. Но теперь мне кажется, что общалась ты вовсе не с парнем, так ведь? Я волнуюсь. Волнуюсьза тебя.
Не в силах выдержать мой взгляд, она отвела глаза.
– Блу, не лезь в это. – С этими словами она бросилась вверх по лестнице.
Не лезь в это. Если бы это было так просто.
Я не могла не лезть. Тем более что с нее еще не сняли подозрения. Что, если полиция запросит ордер на распечатку ее телефонных звонков и все станет известно?
Флора зевнула, не выпуская соски изо рта, и я положила ее на диван, чтобы убрать со стола. Взяв в руки шапочку, я снова задумалась, могла ли ее связать Мэри Элайза.
По неизвестной причине эта мысль тревожила меня не меньше, чем предстоящий визит Шепа.
17
Судья Квимби точно знал: однажды эта возня с бумажками его доконает. Он сдвинул очередную папку на угол стола, и тут в дверь осторожно постучали и в кабинет вошла его ассистентка Уиллоу Икинс.
В руках у нее была еще одна проклятущая папка, которую она через секунду положила на стол перед ним.
Как бы ему хотелось, чтобы она сразу сунула ее в шредер. Однако судья нашел в себе силы поблагодарить женщину. Похоже, пора ему подумать об отпуске.
Подняв голову от бумаг, он вдруг обнаружил, что Уиллоу все еще стоит перед ним, нервно сжимая руки.
У судьи она работала уже семь лет, и до сих пор ему не доводилось видеть, чтобы она била баклуши.
– Вас что-то беспокоит, Уиллоу?
– Семья Бишоп.
Судья не удивился. Жестом предложив Уиллоу присесть, он спросил:
– И что с ними не так?
Она опустилась на краешек стула, готовая вскочить по первому требованию.
– Раз уж так вышло, что это вам придется решать, кому дать опеку над ребенком, которого нашла Блу, наверное, я должна поставить вас в известность, что в прошлом у меня были отношения с Уэйдом Бишопом.
– Серьезно? – Он сделал вид, будто впервые об этом слышит.
– Это было давным-давно. Почти тридцать лет прошло.
– И репутация Уэйда вас не смущала? – спросил судья.
А ведь репутация была та еще. К восемнадцати годам у Уэйда за плечами были уже десятки приводов – за незаконное употребление алкоголя, нарушение трудовой дисциплины, мелкие кражи, вандализм и хулиганство. И чем чаще Уэйд попадался, тем яснее судье становилось: парень так выкаблучивается только потому, что от него ничего другого и не ждут.
Уиллоу развела руками.
– Может, и смущала слегка, но встречаться мы все равно начали. К тому же он хотел изменить свою жизнь. Когда мы познакомились, я работала в «Пабликс» и училась в государственном колледже, а он как раз нанялся в помощники к электрику. С полгода мы с ним встречались, а потом он сделал мне предложение. Хотел остепениться и завести семью. – Она опустила взгляд на свои руки. – Нам тогда было всего лишь по восемнадцать, и я не была уверена, что готова к такому. Мне казалось, что все как-то слишком быстро, поспешно, не по-настоящему. Да и боялась я. Потому ему и отказала.
– Пожалуй, в таком юном возрасте и правда рано остепеняться, тем более если есть сомнения.
– Мы расстались, я уехала из города. Потом переехала еще раз. А в Баттонвуд вернулась только десять лет спустя. Поселилась в новом доме и позвонила в «Доддс электрикс», чтобы они прислали кого-нибудь провести мне свет на крыльцо. И, представляете, по вызову пришел Уэйд. Я была в шоке. А он, оказывается, за это время сам уже стал электриком.
Мало кто в городе считал, что Уэйд способен на что-то большее, чем мелкий криминал. Но тут в дело вмешался Рэй Додд.
– Мы с Уэйдом начали ровно с того места, на котором остановились, и я уверена была, что в этот раз мы все-таки дойдем до алтаря, но… тут они решили ограбить банк.
– Очень вам сочувствую.
Уиллоу кивнула, все так же разглядывая собственные руки.
– Я до сих пор не понимаю, зачем он это сделал. У него ведь все было. Ему удалось восстановить свою репутацию, он неплохо зарабатывал, мы строили планы на будущее… И в один прекрасный день все это просто сгорело в мгновение ока. Немного утешает только то, что, умирая, он знал, как сильно я его люблю. Жаль только, у меня так мало времени было, чтобы ему это показать. Ну да ладно, я просто хотела, чтобы вы знали, на всякий случай.
– Очень ценю вашу откровенность, Уиллоу.
Когда она вышла из кабинета, судья сложил папки и запер их в ящик стола. Все это могло подождать до завтра. А сейчас ему очень хотелось поскорее пойти домой и сказать миссис Квимби, как сильно он ее любит.
Блу– Во сколько Шеп обещал приехать? – спросила Марло, доставая из холодильника кувшин холодного чая.
– В десять.
У меня относительно этого визита было дурное предчувствие. И все потому, что ветер молчал. Тишина вокруг стояла просто оглушительная.
Я перевела взгляд на Флору, клубочком свернувшуюся в своей колыбельке. Она наконец уснула, и личико ее стало безмятежным. Выложив на тарелку печенье, я подняла глаза. По заднему двору под руку с сиделкой расхаживал Мо. Он так рвался на поиски своей любимой Скиттер, что мы решили вывести его погулять.
За ночь царапина исчезла с его щеки, но взгляд был затуманен – очевидно, он снова находился в другом месте и времени. Я пыталась напоминать ему о вчерашнем вечере – и о его обещании, но он, похоже, даже не понял, о чем это я. Только сегодня я осознала, как много Марло для него делала. Неудивительно, что она так измучена.
В последние дни в руках ее почти не осталось целительной силы. И сразу стало заметно, как глубоко Мо провалился в кроличью нору деменции. Оставалось лишь надеяться, что он этого не осознает, точно знает, кто он сейчас и где, даже если для окружающих это остается загадкой.
Проследив за моим взглядом, Марло заметила:
– Мо сегодня совсем без сил. Подремать бы ему попозже с Флорой, может, это ему поможет.
Подремать с Флорой и напитаться ее энергией. Я так крепко стиснула в руке печенье, что оно треснуло и на кухонную стойку посыпались крошки.
Марло, всегда умевшая чувствовать мое настроение, обняла меня, словно стремясь впитать своим мягким телом мою злость. В черных глазах ее мерцали золотистые искорки. Сейчас она не могла лечить Мо, и ее организм всеми силами стремился восстановиться во время этого вынужденного перерыва.
– Я лучше уйду вместе с ним, Блу, чем останусь жить без него. Мы вместе больше пятидесяти лет прожили, я теперь даже и не пойму, где кончается он и начинаюсь я. Не нужно нам сейчас разделяться.
– Почему? – Я вытерла руки полотенцем.
Кажется, мой вопрос ее обескуражил.
– Потому что я люблю его. Неужели так трудно понять?
– Любовь – это поверхностный ответ, Марло, и ты сама это знаешь. Ты любишь Мо. Но ты любишь и меня. И Перси. Однако нас ты все же хочешь покинуть.
– А каков будет развернутый ответ? Уж объясни мне, милая.
– Ты боишься жить без него, вот и все. Но кое-кто однажды сказал мне, что люди, которых мы любим, остаются внутри нас навсегда. Мо хочет, чтобы ты осталась.Он хочет, чтобы ты жила, потому что знает, что все равно останется с тобой. И именно таким способом продолжит существовать. Чего бы ты хотела на месте Мо? Попробуй посмотреть на ситуацию его глазами. Неужели ты бы желала, чтобы он умер за тебя?
Марло открыла было рот, чтобы мне возразить, но в этот момент в дверь постучали. Это было даже к лучшему. Я не знала, найду ли другие слова, способные заставить ее передумать. Наверное, пора было привыкать к мысли, что вскоре я потеряю их обоих.
Перси, громко топая, сбежала по лестнице, я же пошла открывать.
Шагнув через порог, Шеп снял темные очки. В руках он держал папку с бумагами.
– Извините, что не предупредил заранее.
– Все нормально, – заверила я. – Я рада, что все это наконец закончится.
Подошла Марло, и Шеп крепко обнял ее. Он тоже был одним из ее крольчат.
– Хочешь холодного чая, Шеп? – спросила она. – Или печенья?
– Нет, спасибо, Марло.
Убедившись, что Флора спокойно спит в колыбельке, я махнула рукой в сторону гостиной.
– Давайте присядем.
Несмотря на свое настроение, Перси опустилась на диван рядом со мной, плечом к плечу. Марло села с другой стороны. Меня словно окружило любовью. Чувство было приятное, и я непременно посмаковала бы его, если бы меня так сильно не изводила тревога. Меня не покидало ощущение, что Шеп явился к нам, чтобы изменить мою жизнь навсегда. Это ясно следовало из молчания ветра. И из выражения лица самого Шепа.
– Вид у тебя такой, словно ты должен огласить нам смертный приговор, – начала я. – Видел бы ты свое лицо.
– Жутко мрачное, – поддержала Перси.
Шеп постучал папкой по ладони:
– Даже не знаю, как вам все это сказать.
– Выкладывай уже, – вмешалась Марло, – пока я не умерла от волнения. Анализ показал, что Флора дочь Перси?
– Нет, – отозвался он. – Они даже не родственницы.
– Я же говорила. – Перси скрестила руки на груди.
– Тогда из-за чего весь сыр-бор, Шеп? – спросила я.
Он набрал в грудь побольше воздуха, открыл папку и вытащил несколько листков бумаги.
– Аутосомная ДНК показывает родственные связи с обоими родителями. Такой анализ обычно делается, чтобы определить ДНК-профиль человека. В результатах твоих анализов, Блу, обнаружилось кое-что неожиданное, и в лаборатории решили также исследовать митохондриальную ДНК. Она передается из поколения в поколение по материнской линии, и такой анализ помогает установить, кто является матерью человека.
Матерью?
– Вы проверяли, не являюсь ли я матерью Флоры? – спросила я, пытаясь понять, к чему он ведет. – Но зачем? Уж наверное, будь я ее матерью, я бы помнила, как родила ее. А я этого не помню.
– И анализы это подтверждают. – Он встретился со мной взглядом. – Но, Блу, они подтверждают и то, что вы с Флорой –родственники.
Ветер неожиданно вздохнул с облегчением. Вздох этот со свистом пронесся по каминной трубе и разбередил мне душу, всколыхнув знакомую тягу к лесу. Он манил меня, умолял увидеться с ним поскорее. Но уйти я не могла. Пока не могла. Я обернулась к Флоре и повнимательнее вгляделась в такой знакомый разрез глаз. А я-то думала, что это просто совпадение.
– Но как?
– Флора – твоя родственница по материнской линии. – Шеп сдвинул брови, подался вперед, словно вся эта ситуация своей тяжестью прижимала его к земле, и уперся локтями в колени. – Но Перси – нет. Блу, у вас с Перси никак не может быть общей матери. Дальнейшие исследования взятых у вас образцов показали, что на самом деле Перси – твоя тетка, а отцом твоим был один из тех, кого ты считала братьями. Твайла и Кобб, приходящиеся тебе бабушкой и дедушкой, очевидно, удочерили тебя сразу после рождения. Такое случается во многих семьях. Иногда дети знают об этом, а иногда нет.
– Святые угодники! – едва слышно пробормотала Марло.
– И что теперь? – напряженно спросила Перси.
Я больше не могла усидеть на месте. Потрясенная словами Шепа, взвинченная неумолчными призывами ветра, я вскочила на ноги. Неужели мои мама с папой на самом деле не были моими родителями?
– Это чушь! Тест совершенно определенно врет. Наверное, образцы испортились.
Ветер ревел в моей голове, стремясь выгнать оттуда любую мысль, кроме тех, что вели к скорейшему побегу в лес. Я покрепче уперлась ступнями в пол, чтобы не броситься вон из дома.
– Нет, с образцами все в порядке. Мне жаль, Блу. – В глазах Шепа светилось искреннее сочувствие. – Знаю, такое трудно принять.
Перси, бледная как мел, открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла вымолвить ни слова.
– Судя по анализам, степень родства у вас с Флорой примерно такая, как если бы она была твоей двоюродной племянницей, – продолжил Шеп. – Не знаешь, у кого-то из твоих братьев были незаконнорожденные дети?
– В смысле кроме меня? – голос у меня сорвался.
Шеп поморщился.
– Таю было только семь, когда я родилась, – сказала я. – А Уэйду восемнадцать. Вероятно, от него в то время мог кто-то забеременеть. О Маке я почти ничего не знаю. Он ушел в армию и погиб через несколько месяцев после моего рождения.
Марло кивнула.
– У Уэйда в то время были серьезные отношения. Он даже делал той девушке предложение. Ее зовут Уиллоу Икинс. Сейчас она работает у судьи Квимби.
Перси растерянно взглянула на меня.
– Твайла всегда говорила, что ты стала для нее настоящим сюрпризом.
Твайла и в самом деле не любила обсуждать мое появление на свет. И только сейчас мне вдруг пришло в голову, что, возможно, она просто не особенно много об этомзнала. Мне трудно было поверить в то, что я только что услышала, однако абсолютно невероятным это не казалось. Но почему?
– К тому же, – добавила Перси, – разве не было каких-то проблем с твоим свидетельством о рождении?
Да, были. Я пошла в школу на год позже, потому что, когда Твайла попыталась записать меня туда, у меня не оказалось свидетельства о рождении. Она тогда объяснила, что я родилась дома, без свидетелей, и она просто не удосужилась сходить и официально меня зарегистрировать. Пришлось получать свидетельство «задним числом». И к тому времени как оно было готово, учебный год уже давно начался, и мне пришлось ждать до следующей осени.
Шеп сделал пометку в бумагах.
– Поговорю с Уиллоу.
Я металась по комнате. Два шага вперед. Поворот. Два шага назад. Ветер снова позвал меня за собой, и я замерла, прислушиваясь к нему.
Словно догадавшись, что я замыслила побег, Марло поднялась с дивана и встала рядом со мной.
– Шеп, это все как-то чудно звучит. Может, в анализах что-то напутали? Ты ведь и у Сары Грейс Фултон мазок брал, верно? Не могли два образца по ошибке перемешаться? Вдруг этоона дитя любви Уэйда?
Я раскрыла рот от удивления. Разве такое возможно? Чтобы Сара Грейс былаБишоп?
Но в этот момент Перси вдруг резко вскочила с дивана.
– Сара Грейс сдавала ДНК на анализ?Но зачем? – От нее волнами исходила паника, и я на время забыла о ветре и сосредоточила все свое внимание на ней. Перси металась по гостиной, беспокойно дергая руками, и, казалось, готова была вот-вот разреветься.
Шеп медленно поднялся со стула.
– Затем же, зачем и Блу. Чтобы помочь следствию. – Он прищурился, явно усмотрев в ситуации нечто подозрительное. – Перси, почему тебя это так расстроило?
Прижав трясущуюся руку ко лбу, Перси что-то невнятно пробормотала. В глазах ее заблестели слезы, грудь бурно вздымалась. Она явно из последних сил старалась сохранять самообладание.