Макроэкономический анализ взаимодействия денежно-кредитной и бюджетной политики государства

В теории, выходом для сохранения устойчивости государственного долга является волатильность ставок налогов в ответ на изменения в его динамике. Однако очевидно, что в реальной экономике изменение налоговых ставок по несколько раз в год едва ли реалистично. В этом и состоит проблема несогласованности бюджетной политики во времени: сложно предсказать, как будут изменяться её параметры в динамике.

Авторы, занимавшиеся изучением взаимодействия денежно-кредитной и бюджетной политики в рамках моделей DSGE, акцентировали особое внимание на данной проблеме, изучая оптимальные способы управления инфляцией и выпуском и отводя более весомую роль предсказуемой денежно-кредитной политике. Перечислим основные выводы авторов.

V. Chari, L. Christiano, P. Kehoe (1991) обнаруживают оптимальным следование правилу Фридмана, согласно которому рост денежной массы должен быть постоянным (на 4—5% в год), номинальная процентная ставка должна быть равна нулю, и ожидаема дефляция, равная реальной процентной ставке. Благодаря этому инфляция, когда доходы бюджета неожиданно низки или расходы неожиданно велики, служит амортизатором шоков бюджетной политики при реализации экзогенных экономических шоков (обеспечивая стабилизацию налогов). Отклоняясь от ожидаемого уровня в ответ на шоки, инфляция превращает неустойчивый номинальный долг в устойчивый. Следовательно, бюджетная политика способна влиять на совокупное равновесие, а денежно-кредитная политика должна создавать оптимальные условия с точки зрения управления ожиданиями. Однако в калибровке своей модели авторы обнаруживают, что при использовании инфляции как бюджетного амортизатора дисперсия инфляции может доходить до 20%, что на практике будет представлять собой значительный отход от цели ценовой стабильности.

S. Schmitt-Grohe и M. Uribe в своих работах (2004а, 2004b) пытаются тщательно просчитать последствия такого шага. Авторы принимают, что правительство имеет доступ к налогам, покрывающим дефицит, в то же время использует субсидии, чтобы сгладить монопольную власть фирм. Они соглашаются, что если не используется внезапная инфляция, модель можно сбалансировать только через случайное блуждание ставок налогов или государственного долга. Однако использование инфляции усилит эффекты от жесткости цен и заставит увеличивать субсидии. Поэтому, по мнению S. Schmitt-Grohe и M. Uribe, лучше отдать предпочтение стабильности цен даже при наличии малейшей жесткости. Решение проблемы случайного блуждания – в более высоком налогообложении прибыли и трудового дохода.

I. Correia, J.P. Nicolini, P. Teles (2008), проводя моделирование с аналогичными параметрами, приходят к ещё более поразительному выводу, чем S. Schmitt-Grohe и M. Uribe. По их мнению, при наличии достаточно большого перечня налогов в распоряжении министерства финансов проблема жесткости цен не играет никакой роли для оптимальной денежно-кредитной политики, так как бюджетный орган может оптимально установить налоги, чтобы самостоятельно решить проблему неустойчивости долга.

P. Benignoи M. Woodford (2003) имеют вывод, схожий с S. Schmitt-Grohe и M. Uribe, но изначально исходили из других предпосылок. Они применяют правила таргетирования для денежно-кредитной и бюджетной политики, устанавливая некоторые отношения между эндогенными переменными модели. В результате проведённого анализа наиболее эффективными оказались такие отношения, когда центральный банк осуществляет функцию максимизации социального благосостояния путём корректировки процентной ставки, принимая динамику государственного долга за данность, а правительство – путем контроля над государственным долгом, принимая как данность динамику выпуска. Поэтому центральный банк отдаёт предпочтение стабильности цен, а правительство будет управлять изменением налогов для стабилизации долга (в варианте P. Benigno и M. Woodford – налог на потребление).

В сущности, P. Benigno и M. Woodfordпредложили определенное правило разграничения полномочий между денежно-кредитной и бюджетной политикой. S. Schmitt-Grohe и M. Uribe (2007) осуществили проверку такого правила, принимая за основной денежно-кредитный инструмент процентную ставку, за бюджетный инструмент – налоги на доход, и тестируя экономику на шок производительности и шок государственных расходов. Несмотря на то, что авторы учли достаточно большое количество правил таргетирования, правило, согласно которому денежно-кредитная политика реагирует на инфляцию, а бюджетная – на долг, оказалось достаточно эффективным и, в то же время, самым простым. Однако они предупреждают, что управление инфляцией путём использования измерителя разрыва выпуска как ориентира может быть спорным, так как данный измеритель не учитывает искажений, возникающих вследствие налогов и монополий. В то же время, если процентная ставка реагирует на долг (вместо или вместе с разрывом выпуска), результат для благосостояния будет сугубо отрицательный. S. Schmitt-Grohe и M. Uribe утверждают, что управление долгом должно оставаться за правительством, при этом для последнего будет менее затратным изменять налоги и расходы для управления долгом постоянно и незначительно, нежели единомоментно и резко.

T. Kirsanova, C. Leith и S. Wren-Lewis (2009) также рассчитали эффективность вышеуказанного правила, при этом принимая за бюджетный инструмент государственные расходы. Денежно-кредитная политика в их расчётах оптимальна, пока не ограничена нулевой границей процентных ставок. Относительно бюджетной политики авторы тоже соглашаются с S. Schmitt-Grohe и M. Uribe, однако только до тех пор, пока министерство финансов хочет и способно управлять долгом. Если регулятор не уделяет должное внимание долговой динамике, то возможно применение мер денежно-кредитной политики. Сначала центральный банк резко снижает процентную ставку, сокращая тем самым долговое бремя, затем увеличивает её до более высокого, чем первоначально, уровня, для борьбы с инфляцией. Однако авторы обращают внимание, что такая схема будет эффективна, если инфляция реагирует на будущие ожидания спроса (и. соответственно, будущую процентную ставку), а долг ориентирован на фактический уровень ставки.

C. Leith и S. Wren-Lewis (2007) попытались определить возможность использовать налоги в целях управления выпуском. Они тестировали открытую экономику с монопольными искажениями на различные шоки. Авторы обратили внимание, что при технологическом шоке процентная ставка может быть эффективной в минимизации разрыва выпуска только при гибких ценах. В противном случае она порождает дополнительные колебания цен или зарплат. В таком случае эффективными мерами будут налоги, в частности, налог на доходы и на потребление, поскольку они способны повлиять на относительные цены. Поэтому налоги рассматриваются авторами как инструмент краткосрочной стабилизации совокупного предложения. С точки зрения других шоков возможности использовать налоги не выявлено. Также указанные авторы рассмотрели случай, когда правительство хочет, но не способно сдерживать долг. Они проанализировали эффективность 4 способов для решения долговой проблемы (снижение расходов, увеличение налогов, снижение процентной ставки, применение внезапной инфляции) для различных величин долга к ВВП и жесткости цен. Основной вывод – при уровне выше 50% ВВП снижение процентной ставки есть наиболее эффективный механизм для возвращения долга к безопасному уровню.

F. Eser (2009) анализировал применение государственных расходов как инструмент стабилизации бизнес цикла, оказывающий влияние на совокупный спрос. Его основной вывод заключается в том, что разрыв между фактическими расходами и их естественным уровнем (необходимым для сглаживания искажений монополий) должен стремиться к нулю. То есть лишь денежно-кредитная политика может быть инструментом стабилизации деловых циклов. К такому результату автор приходит в ходе анализа последствий применения процентной ставки, а также государственных расходов, для сокращения разрыва выпуска при технологическом шоке и шоке издержек. Как в первом, так и втором случае первый инструмент способен сгладить последствия шоков, в то время как второй не играет стабилизационной роли, но имеет отрицательные эффекты для благосостояния.

Таким образом, работы авторов позволяют сделать следующие выводы относительно взаимодействия денежно-кредитной и бюджетной политики в рамках моделей DSGE с элементами неокейнсианства, распределением Рамсея, наличными в предоплате, наличными и кредитными товарами. Денежно-кредитная политика является эффективным способом регулирования разрыва выпуска (и, следовательно, экономического роста, безработицы и инфляции), пока не ограничена нулевой нижней границей процентных ставок. В то же время бюджетная политика должна быть ориентирована на стабильность государственного долга и использоваться, во-первых, для сглаживания монопольной деятельности фирм (путем инструмента государственных расходов) и некоторых шоков (таких, как шок технологий), с которыми не может справиться денежно-кредитная политика (с помощью инструмента налогов). Именно такое положение вещей называется в работе T. Kirsanova, C. Leith и S. Wren-Lewis (2009) конвенциональным (общепринятым).

1.4. Научно-философский фон и состояние макроэкономической среды

Реализация взаимодействия денежно-кредитной и бюджетной политики непосредственно связана с особенностями протекания экономических процессов. Последние, в свою очередь, предопределяют возникновение рисков взаимодействия, связанных с неблагоприятным состоянием макроэкономической среды, сложившимся, в свою очередь, под воздействием формирующих её факторов. Проявление таких рисков будет характеризовать возникновение сложностей для построения оптимального взаимодействия между денежно-кредитной и бюджетной политикой.

Современная макроэкономическая среда, на наш взгляд, сформировалась под воздействием двух аспектов – фундаментальных научных достижений, предопределяющих оценку среды через соответствующую призму, и ситуационных факторов, складывающихся на практике в процессе социально-экономического развития государств.

Фундаментальные достижения, повлиявшие на формирование современной макроэкономической среды, связаны с основными идеями экономической теории, выработанными и признаваемыми в рамках двух её ведущих направлений – неоклассицизма и неокейнсианства. По нашему мнению, ключевые из таких достижений сформулированы в следующих научных идеях:

– теория рациональных ожиданий;

– гипотеза эффективности рынков;

– динамическое стохастическое общее равновесие

Согласно теории рациональных ожиданий, экономическим агентам присуще оптимальное поведение. Если у J. Keynes (1936) отмечалось, что инвесторы и потребители руководствуются психологическими мотивами, которые служат основополагающими для решений в области потребления, сбережения и инвестирования, то экономисты более поздних периодов, в частности, M.Friedman (1968), R. Lucas (1972), R. Barro (1974) выдвигали предположение об их рациональности. Это означает, что экономические агенты располагают достаточным объемом релевантной информации и в среднем делают верные прогнозы касательно будущей рыночной динамики. На основе таких знаний они оптимизируют свое поведение и не допускают систематических ошибок. Подобная рациональность выступает аргументом, позволяющим свести процесс наблюдения за развитием экономики к решению линейных уравнений.

Гипотеза эффективности рынков гласит, что в ценовой динамике отражена вся имеющаяся рыночная информация. Отсюда цена есть объективный показатель соизмерения издержек и затрат. Данная гипотеза позволяет использовать при моделировании идею о том, что равновесие может быть динамическим, а не статическим.

Сущность моделей динамического стохастического общего равновесия была описана в предыдущей главе.

Однако попадание мировой экономики в рецессию в 2007—2009 гг. продемонстрировало узость указанных научных конструкций, их неспособность предсказать кризис и обеспечить меры по его быстрому и не слишком болезненному его преодолению.

По мнению В. К. Бурлачкова (2012), основными факторами, ставшими причиной подобного положения вещей, могут быть названы:

– множественность параметров;

– неясность начальной точки;

– отсутствие законов сохранения в экономике.

Множественность параметров предполагает, что в любой макроэкономической модели учтено большое число факторов с различными весами в виде коэффициентов. Однако по мере совершения событий какие-то из них могут терять свою значимость, другие, ранее неучтенные, наоборот, проявляться. Но это потребовало бы перманентной корректировки коэффициентов, что, в свою очередь, лишало бы любую модель устойчивости.

Неясность начальной точки связана с необходимостью при моделировании задать момент, когда начинают учитываться данные, но отсутствием гарантий, что на них не повлияли и не повлияют события, произошедшие до отчетной даты.

Отсутствие законов сохранения в экономике состоит в том, что в ходе наблюдения за экономическими процессами нельзя просчитать равенство начального и конечного фактора (как энергия или импульс в физике) вследствие воздействия асимметрии информации и влекущей её рыночной неопределённости.

Дж. Кей (2012) отмечает, что неудача принципов экономического моделирования в предсказании кризиса и выработке мер по его преодолению во многом носит философский характер. В определенный момент весь комплекс достижений в экономике породил надежду на способность с их помощью к сформировать обособленную научную картину мира. Но Дж. Кей отмечает виртуальность большинства предпосылок, возложенных в основу этих достижений. Он утверждает, что для многих экономистов свидетельством хорошего качества разработанной модели является возможность «поместить её в компьютер и прогнать на нем». В результате экономические модели, гипотезы и теории, изначально сформулированные с учетом достаточно большого числа допущений, из полезных инструментов, функция которых – подсказать решение определенных проблем, обрели в глазах их разработчиков предсказательный характер, возможность давать полные и всеобъемлющие прогнозы будущей динамики. В связи с этим автор предлагает вернуться к анализу конкретных экономических событий и задач, отбрасывая идею о том, что мир экономики можно описать с помощью универсальных категорий. Дж. Кей оставляет смысл применения моделей, гипотез и теорий только в зависимости от контекста рассматриваемой задачи.

F. Mishkin (2011) описал более оптимистичный взгляд на предсказательную способность DSGE-моделей. Автор избегает прямой критики моделей, обращая внимание на экономическую неопределённость, присущую кризисным эпизодам. В этой ситуации описание экономики линейными уравнениями с рациональными агентами, дисперсией инфляции и другими целевыми параметрами как основ денежно-кредитной политики оказалось затруднено. В связи с этим F. Mishkinпредлагает отказываться от подобных допущений на этапе антикризисного регулирования. В качестве примера он приводит политику ФРС в рамках количественного смягчения, знаменовавшую отход от целей минимизации разрыва выпуска в сторону стабилизации кредитных и ликвидных спредов. Поэтому F. Mishkin не стал утверждать об ошибочности докризисных представлений о моделировании экономического равновесия и роли денежно-кредитной политики. Он предложил лишь усовершенствовать их с учётом нелинейности макроэкономических процессов. Так, одним из ключевых способов подобных преобразований, по мнению автора, является учет в моделях финансовых трений.

На наш взгляд, неспособности моделей DSGEпредсказать экономическую динамику поспособствовали следующие обстоятельства:

– стремление к высокой степени формализации и абстрагирования, что выражается в принятии за аксиомы ряда спорных и трудно верифицируемых идей и концепций;

– несмотря на внесение неокейнсианских поправок, в целом модели DSGE базируются на неоклассической теории реальных деловых циклов, которая не предполагает возможности изменения равновесия по причине падения совокупного спроса как первичного импульса; как известно, теория реальных деловых циклов связывает кризисы с падением предложения в ответ на соответствующие шоки;

– в моделях DSGE не учитывается человеческий фактор, который проявляется как в действиях экономических агентов (гетерогенность агентов), так и в действиях органов макроэкономического регулирования (что является предметной областью теоретико-игрового подхода).

Однако на текущий момент, по нашему мнению, нельзя сказать, что кардинальные изменения и полный отказ от упомянутых ранее достижений в теоретической области – в интересах экономической науки. Представляется, что в кратко- и среднесрочной перспективе их использование как важной методологической основы может быть продолжено. В то же время, некоторые аспекты могут претерпеть изменения уже сейчас. В частности, развивается идея включения «финансовых трений» в модели динамического общего стохастического равновесия, что позволит адаптировать последние с точки зрения возможности возникновения кризиса.

Кроме того, выводы, полученные с использованием моделей DSGE, теории рациональных ожиданий, гипотезы эффективности рынков и других положений, показывали свою адекватность перед кризисом, в период, который можно охарактеризовать как стабильный по отношению к состоянию экономического равновесия. Таким образом, они, несмотря на свою спорность и противоречивость, выполняли свои задачи.

Вместе с тем, нарушение стабильной динамики макроэкономического равновесия, произошедшее в результате мирового финансового и экономического кризиса, требует их адаптации к изменившейся ситуации, характеризуемой высокой степенью неопределённости и проявлением несовершенства рынка, возникающих под влиянием ряда внутренних (дефолты заемщиков, забастовка кредиторов) и внешних (ловушка ликвидности, количественное смягчение, политика недопущения банкротства крупных компаний и государств, валютные войны) факторов.

Поэтому любое экономическое исследование не может быть проведено эффективно без учёта ситуационных факторов формирования современной макроэкономической среды.

Ситуационные факторы формирования современной макроэкономической среды складывались в ходе вступления мировой экономики в активную фазу глобализации в 1990-х гг., но сегодня во многом обусловлены мировым финансовыми и экономическим кризисом и последствиями применения мер по его преодолению. К ним, по нашему мнению, относятся: