Исповедь «иностранного агента». Как я строил гражданское общество
Игорь Евгеньевич Кокарев
Эта книга писалась долго. Почти всю жизнь. А жизнь началась со времен хрущевской оттепели, активная, нестандартная. Такой же оказалась она и в застойные годы загнивания «зрелого социализма», когда, казалось, и пальцем шевельнуть было нельзя. Оказывается, можно было. А в 90-е все и началось. По-настоящему. И не в бизнесе и политике, а в недрах гражданского общества. История, полная драматизма, не о «лихих», а прекрасных, великих 90-х. Редакция 2019 года.
Исповедь «иностранного агента»
Как я строил гражданское общество
Игорь Евгеньевич Кокарев
© Игорь Евгеньевич Кокарев, 2019
ISBN 978-5-4485-3664-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Игорь Кокарев – одессит. Одесса – это не место проживания, а образ мышления.
Ростропович-Коган-Плисецкая-Спиваков… подобный круг повседневного и будничного общения не нуждается в расшифровках и поименных сносках.
Игорь Кокарев не был диссидентом в ранней юности. Но интеллигент и шестидесятник – если и не абсолютные синонимы, то все же, наверное, достаточно связанные между собой понятия.
Можно – и он тому живое подтверждение! – общаться с владельцами высоких кабинетов, но остаться при этом Человеком. Для меня и многих моих коллег и друзей он – Гуру. Гуру в киноведении и Гуру в кинобизнесе.
А книга жизни Игоря Евгеньевича оказалась (уж да простят мне ревнители аскетизма в оценках) и впрямь сродни эренбурговским хроникам «Люди. Годы. Жизнь». Автобиография Кокарева стала голографическим сколом Времени. Именно Времени, а не просто эпохи: тут сплелись сразу несколько эпох, и потому успешного ВГИКовца, чьими однокашниками по прошлым годам были моряки, заносило то в ЦК КПСС, то в арбатовский Институт США и Канады, то еще куда… и доходило даже до нашлепывания картинок на футболки: это ведь тоже бизнес, как-никак, и куда ж денешься!
Для кого-то за океаном «загадочная русская душа» – это бородатый сибирский алкаш с медведем на веревке. Для кого-то – бесшабашный путиноидальный отморозок-«крымнашевец».
К счастью, остается истинная культура. Культура Пушкина и Толстого. Культура Чайковского и Шаляпина. И культура тех, для кого духовность только что названных титанов стала непременной составляющей впитанного с младенчества материнского молока. Кокарев – из их числа.
Евгений Женин, Одесса, журналист, кинокритик, телеведущий
Эта книга в общественной своей части очень важна для понимания свинской сущности постсоветской и, следовательно, нынешней власти (и пусть свиньи на меня не обижаются).
Власть продолжает оставаться глухой – пока не чует явного для себя кошта и административно-политических преимуществ, манипулятивной – в части выставления общественников в качестве своего знамени, без реального их участия в вопросах управления сферой общественного развития, паразитической – постоянно пользующейся добровольческими и экспертными ресурсами III сектора и злоупотребляющей ими, высокомерной – считающей общественность каким-то любительским приложением к её великим управленческим качествам.
Ну и, конечно, жуликоватой, регулярно подгребающей поближе к себе общественные и бюджетные ресурсы – вне зависимости от того, даёт ли это какой-то социальный эффект или же только греет близкородственные и дружеские карманы..
До тех пор, пока это будет оставаться, взаимодействие с этой властью будет приводить к новым разочарованиям. И в этом смысле «Исповедь…» – очень важный пример описания точечного (в личном и организационном плане) опыта со столичной привластной камарильей. Каждому, берущемуся за взаимодействие с органами российской власти, наверное – любого уровня, важно иметь ввиду этот опыт. И она была важна для меня, в этот момент жизни, для переосмысления и своих собственных попыток и их результатов.
Нодар Хананшвили, к.ю.н.
Вице-президент фонда
«Нет наркомании и алкоголизму», Член Общественного совета г. Москвы
Первый раз я держал в руках книгу Игоря Кокарева о соседских сообществах где-то в первой половине двухтысячных. На ее основе у меня сложился образ человека, который занимается всю жизнь местным самоуправлением. Поэтому испытал настоящий шок, читая «Исповедь…», потому что редко кому выпадает судьба поработать в столь разных сферах и постоянно (!) с выдающимися удивительными людьми.
Подкупает «летящая» легкость слога «Исповеди…», которая, надеюсь, не исчезнет при переводе на другие языки.
Рекомендую всем к прочтению, потому что хотя и пунктиром, но очень емко, в этих «тире» и умолчаниях между ними, показана жизнь как в СССР периода застоя, так и в перестроечный период, «лихие», но живые 90-е, и уныло стабильные двухтысячные.
Павел Меньшуткин,
Экс-глава Пинежского района Архангельской области,
советник министра сельского хозяйства Архангельской области
Предисловие
Кто такие эти мерзкие «иностранные агенты» Путина? Вот, например, я. Расскажу, откуда они берутся. У каждого свой путь. Мой – от бескомпромиссного homo soveticus, большевика Павки Корчагина из обязательного для чтения романа Островского «Как закалялась сталь» до политкорректного диссидента безвременья загнивающего социализма, дожившего до его распада и познавшего краткое счастье социального творчества на постсоветском пространстве, быстро заболоченном гниющими остатками имперского сознания. Эйфория перестройки родила иллюзию, что путь к свободе и демократии будет легким. Но реформы завязли по уши в неосушенном болоте прошлого.
Не гоже завершать путь с клеймом «иностранного агента» и «пятой колонны» в стране, которой была отдана сознательная и довольно активная жизнь. Шкуру-то я спас, став эмигрантом из путинской России, а вот душу… Душу еще надо отвоевать у времени, пошедшем вспять.
В голодном послевоенном детстве мы были счастливы щенячьей радостью одесских мальчишек, у которых весь мир в книгах и в дальних рейсах на белоснежных лайнерах. О, это легкое Черное море, зеленоватое у заросших мидиями осколков скал! Совсем иначе и пахнет и смотрится тяжелый пояс океана, охвативший землю от берегов солнечной Санта Моники до Желтого моря и Владивостока, где укрывала нас с сестрой мать в лихую годину той страшной войны.
В хрущевскую оттепель мы жили уже иначе, чем наши насмерть запуганные родители. Шестидесятники – нам имя. Оттаивали, оживали, прозревали, но все еще очаровывались революцией. Оттепель быстро затерли брежневско-андроповскими тяни-толкай. Подгнившая идеология вела к раздвоению сознания и к утрате смысла жизни. Шестидесятники ушли в диссиденты и им сочувствующие. Сочувствующие лишь ворчали на кухнях, жили по минимуму, стараясь не лгать, не выслуживаться, не стучать, ждать перемен.
И дождались! Пришла свобода, и с ней раскрылась скользкая суть советского гомункулуса, выброшенного на волю. Что с нами сделали большевики? Из какого мы теста? Лопнул железный пояс «дружбы народов», началась жизнь без правил. И без совести. Откуда она у совка, отученного от «абстрактного гуманизма»? Частная собственность? Приватизация? На запах денег пошли бандерлоги. И стали грабить бесхозную страны хуже оккупантов. И в политике, и в бизнесе те же цели.
Мне повезло, я увернулся. Потому что… потому что… А почему? Почему простому муравью вдруг захотелось в ноженьки валиться какому-то гражданскому обществу, которого не было ни в школьных учебниках, ни в программах партии? Об этом книга. Она о том, как жилось при социализме тем, кто пытался думать и верить, кто боролся и искал, находил и не сдавался. Это история о том, как в постсоветской России за справедливую и свободную жизнь боролись те, кому почему-то интересы Родины оказались важней наживы, соблазна яхт, замков и самолетов, кто нашел свое место как раз в том самом гражданском обществе и в социальной сфере, где имели смысл навое право, личное достоинство, взаимная ответственность, где рождалось подлинное общественное самоуправление.
Это печальная история и о том, как после пролетевшего, как полет в Космосе десятилетия эйфории и легких побед, мы, сеятели разумного-доброго-вечного вдруг превратились из царевны в лягушку – в подлых «иностранных агентов», в «пятую колонну».
Что же случилось, что произошло с моей страной, спятившей с ума? Мое презрение к власти и к ее политической прислуге дошло до тошноты. Я и не заметил, как вдруг гражданская жизнь стала невозможной. А частная… Частному лицу лучше жить там, где не противно. И где можно дышать.
Что такое совесть и откуда она берется, не знаю. Знаю только, с ней шутить нельзя. Можно потерять не только покой, самого себя. Легко переживаются неудачи, даже чью-то ненависть стерпишь, когда твердо знаешь: жил и действовал по совести. По совести подставляли мы плечо под российскую демократию. Мы были там, внизу, где под слоем пепла тлела похороненная большевиками и затоптанная их наследниками русская демократия – русское чеховское земство.
Нас было ничтожно мало для такой огромной страны – тех, кому пришлось взять на себя миссию, не выполненную новой властью. Миссию социального аниматора замордованного общественного сознания, у которого частный интерес задавлен интересом государственным, да еще и гипертрофированным личной властью. Не отрицая государства, мы добивались его десакрализации, продвигая на историческую сцену нового для России посредника между населением и властью – гражданское общество как организованную силу.
И сегодня, оставшись в меньшинстве, мы остаемся верны правам человека, верховенству закона, разделению властей, национальному государству и демократии места. В них будущее России.
Моя благодарность Агентству международного развития США, фонду Форда, фонду Евразии и фонду Ч. С. Мотта. Они помогали делать то, что я считал нужным для своей родины. Много добрых слов хочется сказать моим коллегам и соратникам, всем хорошим людям, с которыми прожита лучшая часть жизни – незавершенное обновление России. Спасибо вам.
Часть I.
До Перестройки… За социализм с человеческим лицом…
Глава 1
Одесса на пороге 60-х: дети хрущевской оттепели
Да, город этот мечен нами,
И запах держит старый двор…
И только крепнет он с годами
И тянет нас на разговор…
Что я оставлю детям? Не деньги, их у меня никогда и не было. Откуда деньги у советского человека? Жизненный опыт, если удастся осмыслить и передать, он важнее. Потому что наступают времена, когда деньгами не прикроешься. А гены… Что знаю я о генах своего рода? Ничего. Я об истории своего народа мало чего знаю. Пусть хоть дети узнают. Постараюсь помочь им…
Так случилось, я родился в Одессе. Это много значит для тех, кто понимает. Но еще важнее, я родился ВСЕГО ЧЕРЕЗ ГОД после того, как закончились кровавые тридцатые. Подумать только, мне повезло выскользнуть из жутких лап коллективизации, из молотилки Большого террора, из мясорубки страшной войны. Счастливчик…