Оборотень

– Какой ты мерзкий, – скривился Сережа.

– Подожди, облава… Мой отец с дядей тоже участвуют? – Витя не уверен, что Макс знал ответ на этот вопрос, но спросить стоило.

– Что, прости? – насторожился Макс.

– Мне мама рассказала – мой дядя снабдил вас некоторым вооружением для поимки Омеги. Сам он тоже рвется в бой, мечтает повесить голову «волка» у себя, видимо, в гостиной. И отца за собой тащит, хоть он и не горит желанием. Ты уж можешь передать Игорю, чтоб он приглядывал за ними? Ну, ты понимаешь, не хочу в семнадцать лет отца потерять.

– Вот, значит, как… – Макс неожиданно уставился на Витю с глубочайшим интересом. – Забавно…

– Что забавного? – нахмурился Витя.

Макс как-то совсем уж не по-доброму оскалился. Вите даже стало немного жутко:

– Да ничего. Забей. Передам я Игорю.

Вите все это переставало нравиться с каждой секундой все больше и больше. Макс явно что-то задумал. И, судя по его реакции, определенно ничего хорошего. Все же Макс, несмотря на то что он вроде как в этой истории персонаж положительный, был непредсказуем и опасен. Как-то геройствовать ради незнакомцев он точно не собирался. Вполне вероятно, что он мог на раз-два и пройтись по головам ради достижения цели. Расслабляться не стоило ни на секунду.

– Ладно, Макс, спасибо за предупреждение… Так ты как, будешь меня обучать?

– Я подумаю, – бросил он. – Но ничего не обещаю. Все, шпана, дайте позаниматься уже. И так проболтал тут с вами уйму времени. Да, Вить, кстати, весьма символичный кулон. Хоть и навеивает тонну стереотипов.

– Как мы состыкуемся? – напоследок решил спросить Витя, непроизвольно покрутив в руках Ирин подарок.

– Если ты мне будешь нужен – я тебя сам найду.

– Вот именно, мы еще увидимся, персонаж DC в видении Снайдера, – подытожил Сережа.

Макс лишь слегка покачал головой и продолжил тренировку.

– Ну вы посмотрите, какая цаца! – ругался Сережа, пока они искали гребной тренажер для разминки. – Это не буду! То не буду! Ломается, как целка на Выпускном. Что ты вот об этом думаешь?

– Я думаю, что он нас сейчас прекрасно слышит, – спокойно ответил Витя.

– Да плевать! Тебя ничего не смутило? Меня вот – да, особенно его лыба под конец разговора. Вдруг он твоих предков решит как наживку использовать?

– Не будет он этого делать, – на самом деле Витя не был до конца уверен в своей правоте. Ухмылка Макса явно значила что-то. Если это подразумевало под собой план, который включал в себя его отца с дядей, то этому нужно было помешать. И прямо сейчас.

– Макс, я знаю, что ты меня слышишь, – прошептал Витя. – Ты ведь не причинишь вред моей семье? Не будешь как-то ими манипулировать для поимки Омеги?

Витя вслушался в тишину, прерываемую лишь скрежетом металла и периодическими вздохами бравших тяжелые веса спортсменов. Ответа от Макса не последовало. Может он и не услышал. Ибо как раз в этот момент Витя увидел его спину, которая покидала пределы зала.

– Если, как он говорит, сегодня облава, то сегодня может все кончиться, – Сережа вполне себе удобно устроился на тренажере. – Последняя ночь Омеги.

– Если только он сегодня высунется, – Витя все еще поглядывал в сторону выхода, пока садился за соседний тренажер. – Да и с другой стороны – наш лес занимает сотни гектаров. Искать Омегу, если он сам того не захочет – как иголку в стоге сена.

– Если только не знаешь, где искать, – неожиданно воодушевился Сережа. – Вчера вечером я, ну, стащил пару маминых отчетов. И получил интересные выводы. Ты, например, знаешь, что первую жертву Омеги нашли на путях как раз аккурат недалеко от тропинки ведущий в сторону заброшенной пятиэтажки? Едем дальше – двое тех подростков находились именно там, в момент, когда… Ну, ты понимаешь. И вчера утром ты встретил Омегу именно в этой точке. Два раза могут быть совпадением, но три – это уже закономерность. Все дороги ведут туда, так что я зуб даю – он тусуется в этой области.

– Предлагаешь самим сделать вылазку? – Вите вся эта затея казалась верным самоубийством.

– Зависит от итогов сегодняшней облавы. Если ничего не выйдет, то мы хотя бы знаем, где его искать. Ты скажешь об этом Максу, он подтянет туда свой десант из оборотней и дело в шляпе.

– Не знаю, друг, как-то все это звучит… Слишком просто, – неуверенно возразил Витя.

– Ну вот зачем? Зачем ты это сказал? Теперь все точно пойдет через жопу. Спасибо, Витя, – возмутился Сережа.

– Все и так пойдет через жопу, когда я весь вечер проведу напротив этих голубков, – внезапно для себя самого прорычал Витя, вспомнив о Леше с Настей, заработав при этом на тренажере с удвоенной силой.

– Слушай, я порой не понимаю, что у тебя в голове творится, уж извини, – Сережа говорил правду. С момента, после укуса, он совершенно потерялся в мыслях своего друга. – Утром ты, задрав хвост, летел к Ире, пару дней назад пытался приударить за Ларионовой, а сейчас опять ревнуешь Настю. Чувак, ну какого хрена, а? Угомони уже свои гормоны.

Витя не знал, что ответить. Все, что он мог сейчас сказать, выглядело бы лишь как жалкие отговорки. В его голове действительно творилась полная неразбериха. И ведь если бы не одна деталь, такая крошечная для мироздания, но такая огромная для уже не самого обычного подростка почти что средней полосы России…

С другой стороны – так ли было все плохо? Витя раньше не задумывался как-то о том, могло ли действительно у них с Ирой быть будущее. Выдержала бы эта мимолетная страсть проверку временем или же ей суждено было потухнуть, так и не разгоревшись до предела. И ведь не то, чтобы подобная ситуация была с ним впервой. Хотя тогда все закончилось куда быстрее и прозаичнее, но ситуации были чем-то схожи. Искра, которая непонятно как вспыхнула и так же растворилась в памяти. Будто ничего и не было.

Он тогда только расстался с Катей. Последние дни лета перед одиннадцатым классом. Сейчас, оглядываясь назад, Витя понимал, что то лето было лучшим в его жизни. Хоть и не сказать, чтобы было прямо очень теплым. Комфортным. Жары как таковой не наблюдалось все три месяца, поэтому потребности в постоянном потреблении жидкостей, а также постоянно потной одежды этим летом не было как данности. Под конец августа Витя так и вовсе рассекал в легкой кожанке. Которая, по его скромному мнению, делала его достаточно брутальным. Однако Сережа говорил, что его добрые глаза портят весь образ, да и вообще брутальным его делает способность читать без помощи переводчика труды Чарльза Диккенса. Витя не спорил, хоть втайне и обижался немного.

Ну и угораздило их в предпоследний августовский вечерок заехать в один бар в городе, где по плану было решено пропустить по паре бокальчиков пива, да и вернуться в Белоомутск на последней электричке. Однако, как это обычно бывает, легкая посиделка превратилась в настоящий загул со всевозможными вытекающими. Там он с ней и познакомился.

Сейчас он бы даже и не вспомнил, как ее звали. По правде говоря, Витя сомневался, что вообще спрашивал. Но она была весьма милой. Они сидели вдвоем с подругой, которая, по словам Сережи, была похожа на Карен Гиллан. Чем вызвала его искренний восторг и томные взгляды. Разговорились довольно быстро, девчонки оказались весьма общительными. Так до утра и проболтали, смеясь, танцуя и изредка потягивая любезно предоставленные баром напитки. О том, что Вите только исполнилось семнадцать, а Сереже на тот момент и вовсе еще было шестнадцать, было принято решение тактично умолчать. На всякий случай.

Утро встретило их небольшим дождем. Витя без каких-либо колебаний протянул ей свою кожанку. Алкоголь в голове сделал свое дело и, изрядно осмелев, он вызвался ее проводить. Она была и не против. Все это вылилось в жаркие поцелуи у подъезда. После почти годичных отношений, последние пара месяцев которых были почти что в тягость, он нуждался в этом. Неподдельные эмоции. Мощный выброс тестостерона, эндорфинов и даже адреналина. Полная потеря контроля. Потрясающее чувство бесконечности. Когда они, наконец, смогли это пересилить и остановиться, она оставила ему свой номер. Попросила вечером написать.

Он написал. Но ответа не было. Та ситуация стала ему жизненным уроком о том, что пьяные эмоции остаются таковыми. Он мог найти ее потом, ибо в принципе помнил, где она живет, но стоило ли оно того? А то, чего доброго, сойдет еще за маньяка. Было и было. Черт бы с ним.

Да, с Ирой было иначе. Но аналогия немного прослеживалась. В какой-то момент, либо она, либо он отрезвели бы от эмоций. Будущее с человеком на одном эмоциональном спектре не построишь. Тут должно быть что-то большее. Та самая пресловутая любовь. Ведь мысли об Ире не помогали Вите удержать свою человечность, вопреки словам Макса. Сейчас это стало обретать смысл. Витя так же предполагал, что внутренним стоп-сигналом был факт того, что он ликан. И на подсознательном уровне он понимал, что при лучшем стечении обстоятельств, для их отношений это стало бы существенной помехой. Омега лишил ее отца. И какова могла быть реакция на то, что он, по сути, мало чем отличается, являлось занимательным вопросом. А рассказать об этом рано или поздно пришлось бы. И итогом могла быть катастрофа.

Извечный вопрос – любовь или влюбленность? Взрослые наивно полагают, что это касается лишь подрастающего поколения. Что в корне неверно. Сережа как-то рассказывал Вите, что еще до развода родителей, за его мамой ухаживал ее сослуживец. Красивый, статный офицер. Да даже не просто ухаживал – ему откровенно снесло голову. А мужику, между прочим, было далеко за сорок. Вот такая история. Кто-то говорит, что одна из самых непредсказуемых химических реакций – процесс получения фторида водорода. Но формула любви, которую так отчаянно искал граф Калиостро – куда более непредсказуема и опасна.

А выслушать весь этот поток мыслей пришлось Витиному крестному, к которому он решил заскочить после тренировки. Отчаянно хотелось поговорить с кем-то близким и, желательно, взрослым. И дядя Дима был самым подходящим вариантом для того, чтобы излить душу.

– Ну ты, конечно, загнул, дружище, – присвистнул он после Витиного монолога. – Театральности тебе уж точно не занимать. Вспомнить про фильм «Формула любви» – я почти уверен, что большинство твоих ровесников о нем даже не слышали.

– Дядя Дим, да какая разница? Я сейчас даже не об этом. Я просто устал от этой неопределенности. И мне уже даже перед Серегой неловко, что я постоянно выношу ему мозг, но что я могу поделать? Если бы весь эмоциональный спектр человека находился под его полным контролем и не было бы хаотичного выброса андрогенов и эстрогенов, то было бы намного проще. Человек, повелевающий своими чувствами и гормонами. Утопический сценарий. Но пока что такого гормонального препарата нет. И я в полной заднице.

– Ну да, ты немного влюбчивый, но разве это плохо? Тем более в твои-то годы. Наслаждайся жизнью и не парься, – подмигнул крестный.

– Легко Вам говорить, не париться… Вы не настолько подвержены эмпатии, – Витя уже не скрывал своего возмущения. Почему-то даже Дмитрий думал, что его проблемы – это просто пшик. Да, в глобальном смысле это пшик. Но это его жизнь. Здесь и сейчас. И для него это было проблемой. В частности потому, что теперь из-за его эмоциональности, помноженной взрывным характером внутреннего волка, могут пострадать люди.

– Нет, ну почему, я тоже в твоем возрасте был романтиком, если можно так сказать, – хмыкнул Дмитрий. – Как сейчас помню – гуляю с девочкой в университетские годы на Патриарших, да Окуджаву ей весь вечер исполняю. А потом буквально пара минут на раздумья – как ее, такую красивую, мимо консьержки в общагу провести. Ну, это как пример. А потом просто, не знаю, впитал выражение «Кто влюбился – тот и проиграл». Видимо, крепко впитал, раз до сих пор в холостяках гоняю, но, что уж там, я не жалею. Мама только до сих пор все терроризирует, дай ей Бог вечного здоровья, когда, наконец, внуков-то увидит. А я что? А я вот, с тобой сижу, чай пью.

– Ваша мама замечательная женщина, – Витя видел ее только пару раз в жизни, но воспоминания были очень теплыми. – Так вот задумываешься иногда – жалко, что у меня нет бабушки. На деда-то уж все равно, для меня он просто какой-то абстрактный образ. Да и по маминой линии та же история.

– О, Вить, не знаешь ты, что такое бабушкина гиперопека, – развеселился Дмитрий. – Такое даже на смертном одре, как мне кажется, не забудется.

– Да мне и от родителей ее хватило в свое время, – посетовал Витя. – Я люблю своих родителей, очень, но они такие порой нудные. Ну вот что за дела – меня первый раз отпустили в город одного в двенадцать лет только. В двенадцать, дядя Дим! В то время как многие мои ровесники в это время уже чуть ли не до самой Москвы в одиночку гоняли.

– Ну, и много ты от этого потерял? – хитро спросил Дмитрий.

– Да нет… Просто обидно, – заключил Витя.