Anabasis. Право на настоящее
Игорь Леонидович Чураков
В тесной палате онкодиспансера, ухаживая за тяжелобольным сыном, автор пытается пережить настоящее, разобраться с «багажом» прошлого, найти причины и взаимосвязи событий. Перипетии трех постперестроечных десятилетий, достойные авантюрного романа, служат фоном для разговора о главном: подлинном и поддельном, умении «обновляться» и науке «становиться собой», обустройстве бытия и обретении смыслов. Рассказчик – представитель поколения «Х», чье вхождение во взрослую жизнь совпало с началом «перестройки», – характеризуя пройденный путь, проводит аналогию с классическим трудом древнегреческого полководца Ксенофонта «О походе десяти тысяч».
Предисловие
«Анабасис», или О герое «из нашего времени»
С Игорем Чураковым я познакомился более года назад в отделении онкогематологии Воронежской областной клинической больницы на улице Ломоносова. Хотя знакомством это вряд ли можно назвать: я вел уроки русской литературы для больных детишек, Игорь денно и нощно ухаживал за больным сыном. Если состояние детей позволяло, занятия проходили в специальном учебном классе; если нет, мы занимались отдельно, прямо в больничной палате.
Не скрою, изначально такой формат занятий – в белом халате, маске и тапочках – чрезвычайно меня обескуражил, да и дорога от дома была весьма неблизкой, но учебный план был уже сверстан, заменить меня было некем, да и какие трудности не приходилось мне преодолевать на почти сорокалетнем педагогическом пути…
Интерес к урокам со стороны Владика Чуракова (в то время ученика 8 класса) и его папы, скромно сидевшего в углу (чьи пальцы неизменно «порхали» по клавишам ноутбука, лежащего на коленях) – у каждого свой, я это почувствовал сразу. Владик оказался учеником с запасом хороших знаний. Он легко вспоминал учебный материал предшествующих классов, умело делал выводы, был готов включить мышление и без боязни поучаствовать в разборке предложенных ему хитросплетений сюжета или системы художественных образов… С такими учениками занятия – всегда в радость. И такие ребята в этой больнице встречались часто, они-то и успокаивали мои страхи, придавая мне все больше уверенности с каждым новым визитом к ним …
Папа также проявлял немалый интерес к уроку: при моем появлении стук клавиш сразу замолкал, фокусировка взгляда переходила с монитора на стену, а, по окончании урока ожидаемо появлялись вопросы. Постепенно наше общение с Игорем вышло за пределы палаты; иногда удавалось выкроить минут пять в больничном коридоре, чтобы поговорить уже о самих себе…
Так я узнал, что отец Владика – человек пишущий, увлеченный. А главное – ему есть, о чем рассказать. Часто бывает: встречаешь человека – вроде даже два высших образования, где-то даже сам себе начальник, только что приехал из заокеанского тура, а неинтересно… Нечего ему рассказать: как-то все плоско, по накатанной дорожке, меркантильно… Вспоминается образ Ильи Ильича Обломова из бессмертного романа Ивана Гончарова. По воле Ольги Ильинской оказался Илья Ильич в гостях у уважаемых людей. Так эти уважаемые и блеснули перед новым человеком – каждый во что горазд: один выгодно женился на вдовушке, другой купил дом каменный, третий у кого-то переписал и смог защитить диссертацию, четвертый совершил тур по Европе… А Обломову плохо стало, даже выбежал, бедняга, из-за стола в коридор. На удивленный взгляд Ольги Ильинской ответил, что, мол, все меня учат, как жить, себя в пример ставят. Но никто «из этих» ни разу даже не спросил сам себя: а зачем жить?..
И вправду, разве это одинаковые вопросы: «как жить?» и «зачем жить?»…
Оказалось, что эти вопросы изрядно волнуют и моего собеседника. Так у меня в руках оказалась его книга «Анабасис». Ноутбук, стук клавиш и задумчивый взгляд неожиданно получили свое объяснение.
Затрудняюсь сразу определить ее жанр. Если не знать автора и воспринимать «Анабасис» как беллетристику, то перед нами добротно сделанное художественное произведение, а само повествование ведется от первого лица, что не ново для классической литературы и даже является ухищрением, приемом. Интересна композиция: наши дни и воспоминания идут параллельно, но они обязательно должны слиться. И это самая настоящая интрига, она «заводит» и «держит» в ходе всего чтения, как в триллере.
Что касается главного героя, – это наш современник. Он не идеализирован, он типичен в лучшем смысле этого слова: служил в армии, окончил институт. «Включился», как и многие из нас, в те самые незабываемые 90-е, когда после распада Советского Союза каждый вдруг осознал, что той самой уравниловки больше не будет и что сто рублей «те» и «эти» – совсем разные. Это время, когда каждый стал сам за себя, когда вся страна превратилась в огромный рынок, когда узнаваемым представителем новой реальности стал человек с сумарём.
Однако и во времена Ильи Ильича Обломова – 40–50-е годы 19 века – было не легче. С тиранией и цензурой 30-х вроде бы было покончено, а плохая память продолжала жить… К тому же, налицо кризис крепостного хозяйства, подъем общественного движения, да такой, что запутаться можно… Как найти себя, свое место? И Илья Ильич Обломов обвиняет своего собеседника писателя и столичного журналиста Пенкина в том, что тот по-прежнему «бумагу марает». Но бумагу марали, чтобы выжить. А теперь? Вот я не могу новое слово сказать, я и не морочу людям голову, рассуждает Обломов. А вы не можете, а продолжаете… Вот и наши 90-е годы прошлого столетия мы сами себе можем как-то простить, если говорить о попытке выжить. Но выжили… А дальше? Ведь вопрос «зачем жить?» должен обязательно прийти на смену меркантильному вопросу «как жить?».
А «зачем жить?» – это, что ты сделал для людей? Для главного героя – это на первом месте… Инициатива, творчество, созидание. Он архитектор. Делая первые шаги в этой профессии, он не захотел стать чиновником «от архитектуры», а пошел в реставрацию, мечтая внести вклад в восстановление исторического Воронежа. А когда «лихие девяностые» разнесли мечту в клочья – Игорь, пускай и не с первой попытки, – создает фирму по управлению жилыми домами (в тогдашней стране бандитов и торгашей такого бизнеса и в помине не было!) и даже не единожды перелетает океан, чтобы изучить вопрос профессионально. Но подробнее об этом – в книге.
Бизнес для нашего героя не цель – всего лишь один из инструментов для достижения цели. Устремленность к ней сопровождается мучительным поиском, попыткой разделить «пустое» и «твердое», «настоящее» и «поддельное», найти свой «аленький цветочек». Он много и многому учится (даже создает свой учебный центр!), многое пробует, мечтает о большой семье и, (пусть, как и в бизнесе, не с первой попытки) – но создает семью: непременно большую, наполненную духом созидания.
Отсюда – стремление к «почве»: к земле, к природе, к коллективной и осознанной жизни, к воспитанию детей, к экологичному семейному хозяйству. Стремление «вширь» и «ввысь» – с извечным конфликтом между ними. Замысел проекта «Лукодонье» поражает. Но в книге в первую очередь удивляет готовность начать все заново…
Итак, как завершилась сюжетная интрига? Могу сказать только одно, что завершилась, потому что прошлое неумолимо стремилось к настоящему… Но эта встреча вполне могла оказаться подобной двум локомотивам, несущимся навстречу по одной колее. Или в самый последний момент судьба могла благородно подбросить одному из встречных другую ветку..
Советую дочитать до конца. «Там русский дух… там Русью пахнет!..» В этих пушкинских строчках – два ответа на этот вопрос.
О.И.Любимов,
Заслуженный учитель РФ,
г. Воронеж, декабрь 2018.
Посвящается моей супруге Гале (многое претерпевшей со мной и от меня)
Пролог. «Terra Incognita»,
где мы с Владиком попадаем в иную реальность, а я начинаю погружаться в воспоминания
Ночную тишину, как простынь, резко вспарывает детский крик. Крик переходит в плач, наталкиваясь – как на стенку – на глухую, сбивчивую, раздраженную скороговорку: «Не беси меня, …который уже раз за ночь, … где там тебе больно, … укол совсем недавно сделали,… тебе лишь поныть бы…».
Я тоже отделен стенкой от крика, мне трудно разобрать, о чем он. Хотя слышу я это часто, и днем и ночью, из-за стенки или чуть приоткрытой двери соседнего бокса. Слышен скрип раскладушки, нечто тяжелое грузно становится на пол. Хлопает дверь, коридор наполняется монотонным гулом уходящих вдаль шагов. Я опять погружаюсь в странное состояние полуночного бдения.
Работа моя несложна – услышать писк аппарата, когда зеленый огонек сменится красным, быстро нажать на «стоп» и, сунув ноги в тапочки, бежать за сонной сестричкой – менять лекарство. Менять самому здесь не разрешают – вдруг что-то напутаю в ночи или, не приведи Господь, внесу инфекцию.
Я не представился, прошу меня простить. Зовут меня Игорь Чураков, я предприниматель из города Воронежа. Более четверти века – практически половину моей жизни – я занимаюсь «стартаперской», как это стало модно сейчас говорить, практикой. Термин «START-UP», позволю себе уточнить, означает новый бизнес-проект, с оригинальной идеей и короткой историей деятельности. В этом одна из сторон его сходства с человеческой жизнью. Другая сторона заключается в том, что все «стартапы» изначально обречены на тупики, провалы и неудачи, лишь очень немногим суждено прорваться, что называется, «в жизнь».
Осознание того, что эта деятельность – «стартаперская», пришло ко мне лишь на пятом десятке лет, как и тому герою известной пьесы Мольера, осознавшего вдруг, что говорит он прозой. Так вот и я делал вполне естественные вещи, которые были самой жизнью, как пение птички или проза в речи мещанина, а тут вдруг такое словечко модное вылезло.
Сейчас мы, с сыночком Владиславом, лежим в онкологическом отделении Российской детской клинической больницы в городе Москве. Лежим уже две недели. Владик – второй у меня по счету, через пару недель ему четырнадцать стукнет. Старший сын Леня в армии «срочную» служит. Четверо младших – с мамой в деревне (помимо них, на маме и все наше многочисленное хозяйство). Диагноз у Владика очень серьезный и редкий – саркома Юинга. Это такая опухоль злокачественная, в малом тазу. Когда ее нашли и начали лечить, она достигла уже полутора литров в объеме, затронув крестец и позвоночник.
В начале февраля опухоль обнаружили, Владика положили в больницу в Воронеже, в марте перевели сюда, в РДКБ. Здесь диагноз подтвердили, сделали биопсию, резекцию копчика, стойку-«елочку» поставили: трубочки-пузырьки-бутылочки. И я за всем этим слежу, целыми днями сидя на стуле рядом с кроватью.
До этого Владик учился в Михайловском кадетском корпусе в Воронеже. Я совмещал преподавание на архитектурном факультете с привычной деятельностью предпринимателя-«первопроходца». И были у нас давние мечты. У него – отлежаться-отоспаться-отъесться, кадет как-никак! У меня – засесть наконец спокойно на годик-другой за множество текстов – своих и чужих, да так, чтобы ничего не отвлекало. И выдать «на-гора» то, что давно ищет выход наружу, подобно каким-нибудь Монтеню, Лукрецию или Катону в своих обустроенных поместьях.
Давно известно, что мечты имеют свойство сбываться, однако образом, совершенно для нас непостижимым. И вот мы здесь – при наших мечтах. Владик – отлеживается, я – учусь, пишу и читаю. Палата, капельница, коридор, соседи напрягают здорово, особенно спервоначалу. Постепенно приходит понимание, что прошлая жизнь невозвратимо сзади, что перед тобою – опять чистый лист, на котором должно быть написано нечто новое.
Замкнутое пространство дает о себе знать: вся жизненная активность постепенно фокусируется в пространстве под черепной коробкой. Мысли закипают, поднимаясь, как тесто, в активном броуновском движении. Множество доселе разрозненных фрагментов, вроде бы навеки забытых и упокоенных по неким полочкам и корзиночкам головного мозга, вдруг стало собираться вместе, выстраивая пазлы и цепочки, разрушаться и собираться снова.
Чтобы голова работала лучше, судьба подбросила еще один «ускоритель» мыслительной деятельности. Незадолго до начала работы мои проекты в очередной раз привлекли пристальное внимание следственных органов. Первый условный срок я получил еще шесть лет назад, вложив все свои деньги в обустройство сельской территории. Новое дело, по двум статьям уголовного кодекса РФ, на сей раз – за инновационный проект – уже на выходе. Вот так, личный опыт опять подтверждает – трудно придумать более подходящие условия для работы с мыслью, нежели ситуация «на грани», где завтрашний день – под постоянным вопросом.
Горят зеленые огоньки, капельки – одна за другой, по трубочке – питают спящего Владика. Мартовский монотонный дождь за окном постепенно сливается с сумерками. Я продолжаю собирать свои пазлы.
Российская детская клиническая больница, город Москва, 24.03.2017
Глава первая. «Погружение»,
где исследуется, с чего и как все начиналось
Запись 01.04.2017. Первое апреля. Марсианна
Категория: БОЛЬНИЦА
Первое апреля. С праздником. Все как в той поговорке – не могу поверить, что все это на самом деле, хотя уже три недели прошло, как мы здесь, в Москве.
Отправили нас из Воронежа на спецмашине, с врачом и двумя водителями. Владик был лежачий, под капельницами, так что ни поезд, ни самолет нам не подходили. Поехали мы в ночь. Владик подремывал, я слегка поддерживал его – чтобы не скатился случаем с кушетки. Так наша ночь и прошла: монотонный гул проносящихся мимо фур, слепящие огни встречных машин и волнами пробегающие по салону тени придорожной иллюминации. Вот уже и рассвет, вот и солнце взошло, и начались бесконечные московские пригороды.
Доехали ближе к шести утра. Москва, Ленинский проспект 117, РДКБ. Оформились, разместились в отделении хирургической онкологии. Сначала нас временно подселили в крохотный двухместный бокс, площадью квадратов семь-восемь. Жила там тихая пожилая женщина из Дагестана по имени Марсианна и ее трехлетняя внучка, с диагнозом – лейкоз.
Марсианна – как первый звоночек! Это имя, казалось, несло некий посыл, обозначало мой новый статус странника на незнакомой планете, где непонятно все: люди, обычаи, отношения.
Понемногу закрутилась больничная рутина – взяли анализы, поставили катетер. Заменили мочеприемник новым, более «продвинутым». А то у нас обычная баклажка болталась из-под минералки, на полтора литра. Привезли стойку-«елочку», поставили капельницы.
Спустя пару дней нас перевели в «мужскую» палату, единственную на все отделение. Три подростка, три папы, три капельницы у кроватей. Площадью – «квадратов» чуть менее десяти. Туалет, душ, руки помыть – в коридоре. Мое рабочее место – стульчик у кровати, на нем я и несу свою вахту, слежу за временем и меняю бутылочки.
Спать в палате негде. Место нашлось в игровой комнате, в самом конце коридора. Недалеко, правда, лестничная клетка, там женщины наши постоянно курят, особенно вечером, перед сном. Так что табачный дым и сюда доносится. Но это терпеть можно. Зато там обнаружилось молитвенное место с иконостасом – есть, где правило почитать утром и перед сном.
Вечером, после того как мамочки приберут игрушки за детьми и приведут комнату в порядок, обустраиваю место для раскладушки: между детских городков, мягких кубиков и каталок, телефон – кладу рядом на пуфик. Когда ночью система «пищать» начинает, требуя замены бутылочек, или по какой-то иной надобности, Владик мне смс на телефон посылает. Что могу – делаю сам, иногда иду будить сестричек. Днем опять процедуры, обследования.