Не книга имён. Классики и современники

До Троцкого, конечно, не могли не дойти эти слухи. И «похабник и скандалист» пишет покаянное письмо: «Дорогой Лев Давидович! Мне очень больно за всю историю, которую подняли из мелкого литературного… карьеризма т. Сосновский и Демьян Бедный… Никаких антисемитских речей я и мои товарищи не вели. Всё было иначе. Во время ссоры Орешина с Ганиным я заметил нахально подсевшего к нам типа, выставившего своё ухо и бросил громко фразу: „Дай ему в ухо пивом (в ухо) “. Тип обиделся и назвал меня мужицким хамом, а я обозвал его жидовской мордой…».

А вот что напишет в некрологе Троцкий после трагической смерти поэта:

«Мы потеряли Есенина – такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего. И как трагически потеряли! Он ушёл сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом – может быть, со всеми нами. Поразительны по нежности и мягкости эти его последние строки! Он ушёл из жизни без крикливой обиды, без ноты протеста, – не хлопнув дверью, а тихо прикрыв её рукою, из которой сочилась кровь. В этом месте поэтический и человеческий образ Есенина вспыхнул незабываемым прощальным светом».

Кстати, никто лучше Троцкого не написал о смерти Есенина!

Беспокойная судьба поэта, словно отражается на всём, что связано с его именем.

Есенинские праздники в Константиново под водку «Есенин» в прежние времена никогда не обходились без мордобития.

Весь партхозактив Союза писателей в полном составе читал на сцене свои ужасные стихи, в сторонке мёрзли солистки ансамбля «Радуница», дожидаясь своей очереди, коза из соседней деревни трепала портрет Есенина…

А недавно общественность обсуждала новый московский памятник Есенину, совершенно, на мой вкус, безумный. Буйство по имени Есенин, такое русское, безудержное, безутешное и залихватское, как падение в пропасть, продолжается:

Тихо в чаще можжевеля по обрыву.
Осень, рыжая кобыла, чешет гриву.
Над речным покровом берегов
Слышен синий лязг её подков…

Николай Заболоцкий и его Страна Заболотия

Страна Заболотия. Что за неведомая страна такая? И где она?

Есть в письме Николая Заболоцкого, перед самой смертью в 1958 году отправленном писателям-фантастам, такие строки: «Уважаемые авторы, так как посылок из антимира, насколько мне известно, к нам ещё не поступало, то зазеркальность миров, надо думать, и до сей поры остаётся неприкосновенной…».

Очень любопытна эта оговорка – «насколько мне известно». Она проливает неяркий, мерцающий свет на всё творчество Николая Алексеевича Заболоцкого, поэта, чьё земное происхождение словно оспорено его стихами. Всю свою недолгую жизнь поэт, появившийся на свет 7 мая 1903 года в Казани, ощущал отверженность, как, собственно, и заведено у питомцев муз. Великий Данте лишь сформулировал то, что Заболотский (именно так писалась его фамилия) знал уже с семи лет:

Так бей, звонарь, в свои колокола!
Не забывай, что мир в кровавой пене!
Я пожелал покоиться в Равенне,
Но и Равенна мне не помогла.

Заболоцкий – не от мира сего, появившийся, словно чудище из-за болота, словно таинственный огонёк в ночи. Ведь не помогло же Заболоцкому его крестьянское происхождение. Его дед, николаевский солдат, вышел из крестьян Вятской губернии, отец был сельским агрономом. Но, несмотря на это, 19 марта 1938 года его на пять лет упекли в исправительно-трудовой лагерь, откуда он вышел только в 1944-м.