Войны инков. Incas

Лис, взобравшийся на небо,
был ещё лисёнком малым,
когда я любимым чача
из-за гор высокоснежных,
Клубень-брат, тебя доставил.
А теперь ты мне поведай,
как живут герои-чача.

Ответствовал писк:

Брат, крылатый и могучий,
знай: герои-чача нынче —
никакие не герои;
покорились чужеземцам
и поют: айау хайли!
Только Солнце почитают
и не славят нас с тобою!

Боги всплакнули. Зрители утирались ладонями.

Унеси меня, крылатый,
из трусливой Чачапуйи!
Я любил свободных чача,
а рабы мне ненавистны!

Кондор вознёсся и захрипел:

Позабывшие отвагу,
променявшие оружье
на копалки чужеземцев
не достойны нас с тобою.
Да останутся презренны!

Мужчины молили:

– Не улетай, Тучегонитель! Не уноси ты Землю Сосущего!! Ты не трусы!

Кавас, приблизив богов к уху, вёл:

– Говорят: завтра делать дорогу, вам дадут кирки, вы бейте инков! И говорят: знак подаст человек с двумя крыльями за спиной. Говорят: в Снежной Крепости и в Селении Кондоров будут бить инков. Ждите.

Как все ушли, Кавас шлёпнулся возле идолов, изнеможенный пением и спинной болью.

Утром люд вытянулся вдоль склона. Кирки кололи скалы. Вздрагивали концы пращей, стянутых, по обычаю чача, вкруг головы; от пота чернели робы. Молчание прервалось запевом:

– Айау хайли! Айау хайли! Йэх, топорами! Йэх, камень в пыль! Йэх, попотеем, потрудимся!

Древоухие кечуа – инкский имперский народ – с пиками и щитами бдели. Градоначальник щерился: «Славно трудятся и поют. Вникли в блага, что дают инки!» Из сумочки, что висела на локте, он вынул коки, чтоб угостить старцев общины и курак. Майпас кланялся и заискивал:

– Кока вкусная! Наш Римаче – вождь Папамарки!

Вдруг длинный Пипас, кутанный в плащ, вскричал: – Т?пак Инка Йупанки, хайли-ахайли!

– Знаешь речь руна-сими! – инка-по-милости пошутил, ведь длинный курака был туп, считал он. – Ты завернулся в накидку, как лама в шерсть, – кончил он.

Рассмеялись.

– Нельзя без дорог! – учил он. – Пипас и Майпас мелкие господа, им хватит стёжки. Мне хватит троп. Ясный День, иль наместник Востока, иль управитель наш – великие господа, им дай дорогу.

Мудр инка-милостью, знает тайны! Будет дорога как цепь окраине, свяжет её с империей. Словно обвал, засыплют бунт древоухие. А дороги последуют дальше – к логову Ханко-вальу, мятежника, убежавшего на Крючок Урубамбы, и до иных стран. Градоначальники будут там нарасхват!

Пики, вырвавшись из туманов, ткнулись в высь. Мыслилось, что низины – чернь, склоны, один над другим, – кураки, Солнце над всеми – сам Титу Йавар, кой и возвысил предков Римаче… Славно бы вознестись ещё выше некиим снежноострым пиком! С глобальных дум восхотел он виньапу (хмельной напиток) и ушёл в Папамарку.

Чача вдруг Майпаса заплевали. Пипас, сбросив плащ, выставил крылья кондора, подавая знак.

– Ай-я-я-я!! – вопил Кавас, приковылявший на костылях с пращой.

Чача бросились на солдат; кирки стучали в шлемы. Кечуа пятились, но когда покатились в них валуны, рассыпались, и мятежники стеклись к крепости. Древоухие защищались там от снарядов, сыпавших из пращей повстанцев. Девушка, видя, как милый бежит на приступ, прошла с ножом к инке-милостью. Взвизгнул Римаче, чувствуя боль в руке, и убил её. А потом подвёл к крепостной стене жён с детьми Пипаса.

– Сброшу, если вы не уйдёте!

Женщины с малышами попрыгали не дослушав.

В крепости струсили и решили Римаче сдать, порвав ему прежде петли ушей «длиной в большую четверть вары (83.5 см), а толщиной в полпальца», и удивительно, что «такой мизер мяса, коим кончалось ухо, мог так растягиваться, что вмещал в себя украшение, формой и величинами походившее на предобрый круг гончара, ибо вставки, что помещали в петли… уподоблялись кругам гончарным».

Но… взвыли раковины; в селение ворвалась рать с пиками и щитами. В красных носилках был Виса Т?пак, многомогучий, сын Солнца, волей Великого управляющий Чачапуйей. Чача пленили, выстроили на площади. Молодой ещё, Виса Т?пак, спрыгнув с носилок, выбросил, сдвинув брови:

– Бунт?! Убиваете?! Ламью жизнь возвращаете?!

Трепыхая огромными золотыми ушами, он стал дробить лбы пленных. На пятьсот пятом казнь кончилась.

В крепости Виса Т?пак сел в конце скатерти с ламьим мясом, фасолью, водкой и обнажил из-под шлема стриженную под ноль голову, стянутую многоцветной, как и у всех пачак?тековых чад, тесьмой. Волос ближних к нему пятитысяцких перетянут был тесьмой чёрной, спускавшей к виску жёлто-красные нити. Тысяцкие, уступая размерами и тесьмы, и ушных вставок, кучились на другом конце. Сыновья Солнца пили.

Градоначальник, взяв чаши, встал.

– Милости! Ведь при встрече…

Но Виса Т?пак пнул его. – Бунт?! Повторится впредь – казнь! Не бабы!! Выбери злых, их выселим на другой край света, в Чили. Слово Великого! Пью с ним! – он сел на корточки лицом к югу выпить, чем вызвал трепет, так как могли это только лишь родственники монарха (к ним Виса Т?пак и относился в качестве сына не от какой-нибудь там наложницы, а от пальи высшего ранга).

В сумерках чача отправились погребать тела в льдах ущелья, где, взявшись за руки, хороводились.

А Римаче их совестил:

– Что сделали? Небо в тучах, Солнце не хочет вас. Плачет добрый могучий наш Благодетель! Скольких вы загубили кечуа, преданных, верных! Но Господин вас любит. Переселяет вас в Уюни, в пустыню. А в Папамарку придут жить кечуа[20 - Этот народ, генетически и политически связанный с инками, стал основой империи, проводником инкского господства. Лишь кечуа, за небольшим исключением, возводились в ранг инков по привилегии (милости) и образовывали штат слуг инков крови. Знак отличия кечуа, кроме прочего, былы круглые деревянные вставки в мочках, откуда прозвище «древоухие».]. Выберем же достойных переселиться!

Старейшины отобрали «счастливцев».

– Каваса оставляют? – бросил Римаче, ощупав склеенные ушные петли. – Он бунтовал?

– Нет.