Сановники, сев на пятки, били в ладоши. «Что созерцаем, верховный жрец Май?» – «Прю божественного в двух лицах, производящую смысл, Хач, великий батаб». – «Нужно ль Тумпису?» – «Есть борение, это главное». – «Немилосердный бьёт Благодушного!» – «Т?мпис устал быть менялой, пусть будет воин».
Вредного вида батаб их подслушивал усмехаясь.
«Если Немилосердный всхочет один пасти стадо, верховный жрец Май, а?» – «Долго ль он будет хлопать бичом тогда, Хач, великий батаб?»
Устав, царь поднялся и влез на трон. Правый крикнул:
– Всё, умываться, спать!
Левый сжал ему нос, сказав:
– Сказки слушать хочу, как мои предки странствовали, покоряли мир и народы.
Вредный батаб, находившийся в оппозиции к Хачу и Кохилю за влияние на царя, начал:
– Некогда Тун, твой предок, дав богам жертвы, отбыл Матерью-Морем искать царства мощные и разумные! Сто скачков сделал Солнце, триста – но берега шли безлюдные или обжитые обезьянами.
Встретив красное устье, плыл Тун красной рекою. Вдруг полил дождь кровавый, и взгремел гром небесный; в тумане плоты увязли. Влез Тун на сейбу-небодержательницу.
Тут как тут Ицам-на, главный бог, с раздроблённым щитом и со сломанной молнией.
«Дам тебе Опахало Небесное и Небесный Букет, Трон с Циновкой, если спасёшь нас от великанов».
Сунулась голова с кита, Ицам-на полетел с ней биться.
Поймав мартышку, облив алтарь её кровью, Тун гадал по узорам лёгких. Знак был идти впредь посуху.
В знойном царстве – плантации. Их щелей ночью вышли плоскоголовые и поля орошали, утром же спрятались. Тун мочился в их щели. Плоскоголовые выскочили. Тун спросил:
«Как вас звать? чему поклоняетесь?»
«Звать пич?нси, а поклоняемся ночи. Головы плющим, чтоб пролезть в щели».
«Вы рабы Тумписа!» – объявил Тун и, взяв невольниц, тронулся дальше.
Путь вёл по чаще. Люд, живший в дуплах, лазавший по деревьям, Туна пленил, чтобы кирками из алмаза делал им дупла. Тун разбросал жучков-древоедов, чаща упала. Народ дупел полз по земле в слезах и рыдал.
«Как звать? чему поклоняетесь?» – Тун спросил.
«Пасау, поклоняемся чаще».
«Вы рабы Тумписа!» – объявил Тун и, взяв алмазные кирки, тронулся дальше.
Так дошли до страны, где слепые разбрасывали смарагды, плача, ибо смарагды их ослепляли.
«Как звать? чему поклоняетесь?» – Тун спросил.
«Манта мы, наш бог Смарагд».
«Дам зрение, будете рабы Тумписа?»
«Будем!»
«Ваш бог слепит вас в ярости, что раздет. Оденьте его, хоть грязью».
Манта так сделали – и прозрели.
Тун, взяв большой смарагд, шёл дальше. Долго шёл.
Встретил город мужчин в пустыне.
«Как звать, чему поклоняетесь?» – Тун спросил.
«Ничему и никак. Знай, были к нам великаны, отняли женщин, нас пожирают, чтобы достало сил одолеть богов».
Задрожала Земля, пришедшие великаны съели мужчин. Тумписцев не заметили, так как Тун в них сверкал смарагдом. Вдруг великаны, схватив мечи, убежали.
Тут грохнул гром, хлестнул ливень. Грозный Ах Пуч[23 - Бог Смерти у майя и тумписцев.] великана вбил в горы, сделав вулканом с именем Котопахи. Сто великанов Бакаб[24 - Бог Дождя у майя и тумписцев.] расшиб вдребезги, превратив в острова. Великаны пленили сестру богов Иш Чел-Радугу, и рыдала богиня, когда возлегла с великаном и родила великанов. И её заперли под скалой, в колодце.
Тун с людьми шли пять лун к великанам. Тун предложил им:
«Будем рыть вам колодцы, вот вам невольницы. После вы нас сожрёте».
И великаны плясали в радости.
Тун нашёл место, смоченное земной слезой: Земля плакала от тех плясок! Тумписцы кирками из алмаза выбили щели, чтобы поболее натекло земных слёз, и, облив алтарь человечьей кровью, воззвали к Солнцу.
Солнце приблизился; почернели лица. Тун предложил:
«Солнце! Выручим дочь твою – Иш Чел-Радугу, но свети жаркознойно».
Кирками из алмаза Тун сшиб скалу над колодцем, Радуга убежала.
Как великаны вернулись, Тун им сказал:
«Пляшите. И после жрите нас».
Те пустились в пляс. Зарыдала Земля. Солнце сжёг её слёзы. Вспыхнули великаны, и их не стало.
Главный бог Ицам-на в благодарность дал Туну Трон с Циновкой, Небесное Опахало с Букетом Неба. Тумпис Великий принял династию и владыку – предка любимого Т?мпальи Вечного-Вековечного!
Там, где вершил Тун подвиги, «находили огромные кости… также берцовую кость, о размерах какой не расскажешь без восхищенья, что подтверждает факт; также видно и место, где были стойбища великанов и их колодцы».
С прытью, с коей кусканцы распространялись, Тумпис интриговал; и, только Кохиль прислал весть: «Инкское государство в четыреста тысяч раз больше[25 - Известная территория царства Тумпис Великий включала одноимённый город на побережье залива Гуаякиль, остров Пуна, где жил Синекровый, и незначительные владения, в частности, земли сульана и земли каньаров, освободившихся к тому времени.], Четыре-Ноги-и-Четыре-Руки – один халач-виник!» – плот завалили данью, чтоб, выгладив сонмы волн, Хач достиг берега, полного бальсовых и иных судов.
Путь вёл к столице в роще поодаль через пески. Великий батаб тряс шапкой, сидя в носилках, мысля: «Днесь древний Тумпис бьёт челом Манте… Люди трёхруки, и не осилят третьей руки, называемой мысль, сто ратей и сто китов. У Т?мписа в этой руке не меч, но дань днесь…»
Скоп домиков с тростниковыми крышами тёрся у площади, на которой дворец и храм предварял идол жуткого вида; а на помосте, застланном шкурой, был вождь в тюрбане в искрах смарагда, в юбке зелёной, в схожих сандалиях, молодой совсем; близ – сановники в шапках из перьев, все в ожерельях. Веяли опахала, развеивая мух и зной.